наша не была продолжительна. Новые происшествия опять
вселили в нас подозрение в искренности японцев.
Первое: содержание наше столом они тотчас свели на
прежнее, так что, кроме посуды, ни в чем не было никакой
разности, и свечей нам давать не стали, а употребляли
рыбий жир. Важнее же всего было то, что снятые с нас ве
ревки караульные наши принесли и опять повесили в том же
месте, где они прежде обыкновенно висели.
Второе: еще до последней перемены мы слышали, что ку-
насирский начальник, обманувший нас, помощник его и чи
новник, давший нам письмо на Итурупе, приехали в Мацмай.
Но ныне буниос решился призвать к себе Алексея в их присут
ствии и спрашивать его опять, каким образом курильцы обма
нули японцев, сказав, будто они посланы русскими, и точно ли
это правда. Причина же сему была та, что они объявили это
сперва кунасирским чиновникам. Из сего следовало, что дело
наше буниос не полагал совершенно законченным. Алексей
же, возвратясь из замка, рассказывал, что губернатор стращал
его смертной казнью за перемену прежнего показания. Но
Алексей был тверд, сказал, что смерти не боится и готов уме
реть за правду, почему губернатор, обратив угрозы свои в шут
ку, советовал ему быть спокойным и не думать о том, что он го
ворил. С тем и отпустил Алексея, сказав, что через несколько
времени призовет его опять.
Третье: Кумаджеро привел к нам молодого человека лет
двадцати пяти по имени Мураками-Теске и сказал, что буни-
осу угодно, чтоб мы учили его по-русски для того, чтоб они
вместе могли проверить перевод нашего дела, которого те
перь японское правительство не может признать действи
тельным, потому что переводил один переводчик, а не два.
Полагая наверное, что тут непременно кроется обман,
сказали прямо переводчику с досадою: «Мы видим, что япон
цы нас обманывают и отпустить не намерены, но хотят толь
ко сделать из нас учителей; если б мы уверены были, что
японцы намерены точно возвратить нас в Россию, то день и
ночь до самого времени отъезда стали бы их учить всему, что
[315]
