скрип саней и отчаянье, до новой избы с наслеженным крыль
цом, вонью и грязью, где сор на полу, плевки и пепел. От всего
этого леди Филлмор становилось горше горького, хоть плачь...
Луна изо дня в день провожала простывшее солнце и жалобно
смотрела на путников с верхушек черных елей. «Она терпели
вей всех нас», —думала Аманда и крупно дрожала в шубе и ка
поре, под дюжим медвежьим пологом прижавшись к служан
ке. Озноб входил в них толчками, до самых костей: «Нет, мне
никогда не понять эту страну и не привыкнуть к этим прокля
тым морозам».
Пэрисон тоже сник, похоже, он уже не надеялся нагнать
на тракте князя. Барон хмуро стоял у редких, глубоко ушед
ших в оттаявший снег кострищ, оставленных казаками
Осоргина, и грубо ругался. На станциях он подолгу «оттаи
вал» у печи, уперев локти в колени, обхватив руками поник
шую голову, как сидят тяжело и безнадежно больные. Щеки
его заметно ввалились и бритву теперь видели редко. Тело
ломила усталость, а хуже — опухло плечо; рана от пули
вскрылась и принялась загнивать. Линда долго кипятила во
ду с прихваченным свекольным спиртом, делала перевязки.
Пэрисон скрежетал зубами и царапал ногтями засаленную
лавку —лечение было крайне необходимо, но много болез
неннее, чем само ранение.
Фатум говорил свое слово. И вместе со стоном отчаяния в
сердце барона помимо ненависти приходил страх.
Душу уткали мглистые предчувствия. Они не таяли даже
во сне.
Теперь он боялся всего: звенящих морозов, хватка которых
не уступала волчьей; тоскливого воя, летящего с лысой теме
ни сопок; русских мужиков, их дерзкого, гордого взгляда и
языка —острющего, точно шило; страшился и тех, кого пре
следовал, и даже притихшей за спиной дочери лорда Филл-
мора.
Теперь уж не до тропинок сближения: они были стерты
погоней, заботой о свежей упряжке и болью в плече. За каж
дым поворотом чудилась засада. Пара трехствольников ляфо-
Ше успокаивающе оттягивала пояс, но барон трусил браться
за них, как трусил и быть убитым теми, кого приказано убить.
Лорд Уолпол, граф Нессельроде со спрятанными за стек
ляшками пенсне глазами, упрямый старик Румянцев; парик
477
