Аманда очнулась, когда брезжил рассвет, принеся безрадо
стную хмурь и тоскливый вой одинокого волка.
— Что вы делаете, сэр! —В глазах ее не было испуга, ско
рее растерянность.
Высокие, на шнуровке, ботинки были стянуты с нее, а на
ногах комьями лежали гольфы из верблюжьей шерсти...
— Прошу вас, не дергайтесь, леди! —Барон что было силы
растирал ее ступни спиртом. —Пальцы на ваших ногах белее
и тверже, чем моржовая кость!
— Да как вы!..
— Замолчите, если не хотите, чтоб вам их отняли по ко
лено.
Барон еще около часа держал окоченелые ноги Аманды,
прижав их к своей груди и закутав шубой, прежде чем она
ощутила возвращение к жизни.
Леди рыдала навзрыд, хватаясь за руки Линды и Пэрисона.
Ступни горели под приливами боли и распухли так, что приго
дились валенки, —их еще на Урале барона уговорил прикупить
подвернувшийся мужичонка. Крученый-верченый, он нарезал
круги вдоль важных барских саней, увешанный валенками,
и голосисто орал:
— Мы артельны пимокаты! Купи, барин, не ершись, обув
ка из Челябы —сносу не знат! Ноженька в ней спит, аки со
сунок в люльке.
Аманда тогда смотрела на эти огромные пимы, как на что-
то чудовищное, жуткое... Но теперь блаженствовала, ощущая
благодатное тепло, разливающееся по икрам, и сетовала на
свою упрямость и глупость...
— А ноге как вольно, мисс! Хороший товар! —не переста
вала восхищаться Линда.
Мысли о служанке отвлекли леди Филлмор от тяжелых
воспоминаний: «Несносная девица... Куда опять запропасти
лась, тупица?» Отправляться же самой за прислугой госпоже
не пристало: она уж потом устроит ей взбучку!
Ожидая Преображенского, леди решила вздремнуть. Но,
забравшись не раздеваясь на узкую деревянную койку, с ко
торой был виден иллюминатор, поняла: затея эта не удастся.
И вовсе не из-за хлопанья крыльев в курятнике над головой —
479
