— Эй, братья-разбойники, чем занимаемся?
— А ты незрячий? —Гонсалесы нахлобучили шляпы.
— Э-э, невидаль —лошади. Подумаешь, спины сбили! —
Початок громко зевнул. — Эх, мной бы кто позанимался...
Я вон свою задницу сбил почище любой вашей кобылы, и то
молчу... А вы, понимаешь ли, распустили тут языки! На то
они и лошади, чтобы хребтину сбивать... Вон, гляньте-ка луч
ше сюда! —Он тыкнул пальцем в покрытое густой паутиной
трещин зеркальце.
— Ты что, купил его, чтоб любоваться на себя? —отклик
нулся Алонсо.
— Глупый! Что б ты понимал! Ты в этих делах разбира
ешься, как бык в мясе! Из-за вашей чертовой свистопляски
по ухабам я раздербанил любимое зеркало моей несравнен
ной жены. О, горе мне, горе! Что я теперь скажу моему сокро
вищу? A-а? Ведь когда она, несчастная, посмотрит в него, то
брякнется на пол, подумав, что ей двести лет!
Участия от братьев Гонсалес Початок не получил и пото
му, справив свою малую нужду тут же, у каретного колеса,
ревниво принялся ковыряться в корзинах со снедью.
— Ты никогда не задумывался, папаша, почему люди так
ненавидят Иуду?
Антонио вздрогнул и замер. Рука с бутылкой вина точно
прикипела к плетеному краю корзины. Он медленно повер
нул голову: четыре пары глаз, как индейские стрелы, при
гвоздили его к высокой каретной подножке.
— Послушайте, какого черта... вы...
— А я полагал, ты знаешь. —Де Уэльва устало затянулся
сигарой.
Возница медленно, будто в кошмарном сне, опустил руку.
Под пронзительным взглядом майора его, как давеча, про
шиб пот.
«Все рассказать, во всем признаться... Повинную голову
меч не сечет... Нет, нет, а может, они ни черта не знают и про
сто запугивают меня... Господи, если я проболтаюсь, Луис
раздавит меня, как вошь! А что будет с семьей? А деньги...
мои золотые?!» О, как ему хотелось, чтобы Луис очутился на
его месте.
Антонио не чувствовал под собой ног. Нет, он видел их, но,
хоть убей, они были чужими.
347
