тихие вздохи ветра и массу других понятных и непонятных
звуков альменды.
Закончив трапезу, Тереза еще раз оглянулась. Освещенная
красным закатом ближайшая одинокая вершина отчетливо
вырисовывалась на голубом небе. Место, где она останови
лась, было мрачным и диким. Волнующиеся полосы в темной
траве свидетельствовали о стайках мелких разбегавшихся
зверьков.
Воздух заметно посвежел. Ночь уже вовсю начала обни
мать равнины, захороводились звезды, стало прохладно. Те
реза поежилась. Высокогорная мексиканская ночь так же хо
лодна, как жарок полуденный зной.
Она пружинисто поднялась на ноги, не уступая любой ин
дейской скво1, поправила рукояти двух пистолетов, торчащих
настороже за чирикахуанским2 ремнем, и подошла к коню.
Грива жеребца серебрилась в седом свечении луны. Под шку
рой перекатывались широкие и тугие пласты мышц.
— Тише, тише, мальчик. —Она похлопала его по изогну
той шее. Затем перетащила ближе к огню седло, на привалах
превращавшееся в подушку, развязала сыромятные шнурки
одеяла и завернулась в него, как в кокон. Тереза закрыла гла
за, а память уже в который раз начала писать портрет лю
бимого.
Ей вспомнилось, как он, высокий, затянутый в темно-виш
невый камзол, подарил ей жемчужину —свой талисман... Как
зашвырнул ее, когда она, ошеломленная, не сумела оценить
это и даже поблагодарить...
Теперь девушку мучила совесть. Как могла она дать отчет
чувственному порыву души, перевернувшему в ней все с ног
на голову? Он был подобен песчаной буре, противостояние
которой бессмысленно. Этому властному чувству следует от
даваться легко и тихо, отстранив суетливую плоть...
Она это и сделала как умела. Наслаждение от воспомина
ний росло и ширилось, сжимая тупой, невыносимо прият
ной болью сердце и увлекая сладостными грезами куда-то
ввысь... Она вспоминала лицо майора, в нем просвечивал без
злобный, подтрунивающий юмор, и теперь отмечала, что он
1 Индейская женщина
2
Одно из племен апачей.
352
