дившая пролив Эресунн, сделала оверштаг1. Тогда же про
клюнулось желание союза с Лондоном. Пятого июня 1801 го
да в Северной Пальмире был подписан договор между двумя
великими морскими державами. Дипломатические отноше
ния с Австрией, взорванные Павлом, восстановлены.
О! Это был долгожданный взмах крыл молодого государя:
восхищенный такой добродетелью, русский народ целовал
следы, оставляемые батюшкой-царем.
Ставил свечи и граф, свято веруя в разум и быстровзлет
ное процветание Державы. Увы, высокого парения не полу
чилось. Александр не отличался ни дерзновенной отвагою,
ни кипучей деятельностью своего предка —Великого Петра.
Канцлеру с юности претили прожигатели жизни, та тол
стокожая порода вельмож, которая свою булыжную душу
драпировала флером пикантностей, а пошлые остроты выда
вала за тонкий, прозрачный ум. Такие любили позубоска
лить, перепесочить кости тем, чьи имена и титулы взросли не
на диких деньгах, а на славных делах во благо России.
Боялся этого окружения граф, боялся и презирал. Стра
шился узреть его вокруг трона... И, видно, не зря ныла душа:
случилось именно то, что приходило к Румянцеву в невесе
лых думах.
Николай Петрович накренил нос графина к граненой
рюмке. Гадко было на сердце. Он досадливо сморщил лицо:
полгода после отъезда князя Осоргина сделались для него
пыткой. «Только б поспел, сокол!.. Примет фрегат, тогда
хоть на душе будет покойней...» Румянцев хрипло вздохнул,
еще и еще. В груди —будто камень застрял: нет покою, хоть
в петлю!
Лакеи, что стадо на пастуха, глазели на него изумленно: не
могли припомнить такой мрачливой рассеянности.
Да и сегодняшний день, что скрывать, «подгорел» с самого
утра. Отправляясь на службу, Николай Петрович вышел из
дворца и... оступился на предпоследней ступени, упал, под
вернул ногу, замочив выше щиколотки чулок и зашибив пра
вое колено.
Перепуганные слуги слетелись стаей галдящих галок: под
няли, отряхнули, возвратили в комнаты, а кучер так и проку
1 Вид крутого поворота корабля.
118
