Дорогу никто никому не уступит «ни в жисть», накось-выку-
си! Оно и понятно, время —деньги; русский купец сию пре
мудрость знал еще задолго до американца.
Преображенский с трудом пробивался сквозь толпу наро
да, толкавшегося на пристани среди тюков и подвод, кивал
временами знакомым ламутам-грузчикам, отравленным ни
щетой до полной покорности.
Наконец впереди замаячила корчма, так похожая на вы
брошенного на берег кита. В ней сполна можно было навести
любые интересующие справки, услышать небывалые бываль
щины хмельных моряков и прочие сплетни со всего света. Но
истинным призванием этого заведения были, без спору, кар-
мановский мясной рулет и уха. Хотя имелась в наличии и гу-
сятинка, и рябчик в мороженой клюкве, и белуга, и тушеный
байкальский омуль. Умопомрачительный запах сей кухни
повергал в исступление бездомных собак, стаи которых рысо-
гонили по Охотску.
Прежде чем войти в корчму, капитану пришлось перешаг
нуть через тело натрескавшегося в дым матроса, обнимавше
го порог. Он что-то мычал с налитым, опухшим лицом, широ
ко пораскинув руки с напружинившимися жилами. Здесь же,
у входа, прилепившись пиявкой к бревенчатой стене, рядом с
бадьистым ведром для отбросов, клянчил милостыню безно
гий нищий.
Завидев вошедшего капитана, он вцепился заскорузлыми,
с черными сломанными ногтями пальцами в край офицер
ского плаща и завыл:
— Не пройдите, господин хороший, пожалуйте копеечку
калеке безногому, пострадавшему за царя. Пожалуйте! Не
пройдите...
Преображенский вздрогнул от неожиданности. Он только
теперь увидел это существо в сквозном вретище, кое таращи
ло на него единственный кривой глаз и улыбалось слюнявым
ртом. Преодолев отвращение, капитан пошарил в кармане и
бросил в замызганную ладонь медный пятак.
— Хи-хи-хи! Благодарствую, господин красавый. В век, до
веку, по гроб не забуду! —юродиво замоталась усыпанная
перхотью голова.
В большом зале было душно, но азартно и весело. Клубы
табачного дыма плотным туманом висели под потолком. За
125
