Капитан знал, что Семен Тимофеевич еще тот жучара, хит
рющий, каких свет не видывал. В торговых делах дока, и все,
что проплывало мимо его загребущих рук, не упускал. Уж кто-
кто, а он знавал, как «Господи, помилуй», кто поступал на
службу в Компанию, кто «отчаливал». Объяснение этому было
нехитрое. Все офицеры в Охотске, состоящие на службе Ком
пании, да и не только они, старались закупить провиант непре
менно у Семена Тимофеевича. Сей душевный мерзавец хоть и
драл с морского брата три шкуры, но за товар ручался головой.
В бочки с солониной копыт с шерстью не пихал. Был чутким и
спорым в делах. И не было случая, чтобы закупщик остался в
дураках или в великой досаде.
Андрей улыбнулся добродушному толстяку и протянул
РУКУ-
— Полно врать, Семен Тимофеевич. Все ты наперед вы
нюхал. И где я, и что. — Преображенский беззлобно улыб
нулся, по-свойски усаживаясь напротив.
Красная физиономия Карманова с масляно-блудливыми
глазами расплылась в лукавой улыбке.
— Шутить люблю —порода у меня така. Вострый вы, Ан
дрей Сергеич, зело. Нуте-ка, выкладывайте, за каким... пожа
ловали? — ни капли не смутившись замечанием, продудел
Карманов и зычно рявкнул в сторону двери, напуская стро
гость: —Данька, сукин сын! Опять трешь-мнешь, в глазах ко-
лупашься?!
Из-за шторы поплавком вынырнула головенка казачка.
— Водки и яблок моченых! Да токмо мухой слетай!
Из прихожей донеслась ретивая дробь каблучков.
Пока Семен Тимофеевич покряхтывал, пыхтел боровом и
убирал деловые бумаги со стола, приводя его в христианский
вид, на нем появился изящный, из черненого серебра поднос.
На серебре задиристо стояли запотевший от холода полу
штоф и блюдо, с верхом засыпанное привозными мочеными
яблоками.
— Ишь ты, туманцем взялась... Красеха! —цокнул языком
в адрес бутылки Карманов, булькая содержимым в серебря
ные стаканцы. —Покамест суд да дело, закусь берите, Андрей
Сергеич. Ну-с, с Богом!
Преображенский налег на «закусь», а сам прикинул: яб
лочки-то эти, как, впрочем, и другая привозная снедь, ой как
128
