смороды, орешника и волчьей ягоды. Насилу вырвавшись из
колючих пут, они очутились на поляне. Посередине, за сирот
ливым хороводом горьких осин, чернела сокрытая от глаз
разбойничья изба. Покосившаяся труба, разбитые ставни, со
дранная ветром истлевшая дранка. Морщинистые бревна
всюду штурмовал изумрудно-голубой лишайник, словно
обивая бархатом.
Пираты поднялись на широкое крыльцо. Капитан «Горго
ны» ударил железным кольцом потайным стуком и прислу
шался.
Истлела минута, другая. Казалось, что в этом проклятом
Богом доме никто не живет, как вдруг... в слепом оконце за
мерцал отсвет лучины, такой одинокий и зыбкий, что если б
не шаги, он мог бы сойти за нечистое свечение на болотах, кое
обычно заманивает заблудшего путника в гиблую падь.
— Что за черт?.. —тревожно пробубнил голос за дверью.
— По твою душу. Открывай, филин.
— А, это ты, Гелль, мать твою... —послышалось облегчен
ное вздошье, загремели запоры, и взбухшая от влаги дверь со
скрипом приотворилась. Колыхающуюся ночь прорезала уз
кая тускло-оранжевая полоса света.
Перед ними, беспокойно вглядываясь в темноту, стоял ши
рокоскулый с косматой бородой человек. Виду он был лихо
го, дикого: драные на каторге ноздри, засаленный армяк на
наготное тело, ноги, забитые в бахилы из конской шкуры, и
топор в руке.
Гости молча прогрохотали за ним через сени в горницу.
Мужик вжикнул впотьмах вьюшкой, защелкал огнивом и
споро раздухарил печь. Вскоре убаюкивающе сладко затре
щали поленья.
Малость согревшись, Коллинз пристально огляделся. В раз
бойном логове все было раскидано по углам и покрыто пух
лым слоем пыли. У голбеца жался кособокий непроструган-
ный стол, а возле него пара лавок. По закопченным стенам
висели связки высохших лисьих и волчьих шкур, а между ни
ми стальной гроздью —капканы. Левее, у оконца, вповалку
были наброшены казачьи седла. Наметанный глаз Гелля при
знал их незамедлительно:
— Они? —Американец криво улыбался.
— Оне самые, аки с куста, —дюжина, капитан.
88
