Командир порта рассеянным взором еще раз пробежал по
письму и повторил вслух врезавшиеся в память багряные стро
ки: «...пакет... подписан собственной его величества рукой и для
Отечества нашего бесценен. Доставь его незамедлительно пра
вителю форта Росс...» Он почувствовал, как шибанула в виски
кровь, с
губ
тихо
слетел
постскриптум письма: «Заклинаю те
бя... Будь осторожен. Смерть рядом. Бойся Ноздрю... Это он...»
— М-да... —Миницкий отложил письмо, подошел к окну
туча-тучей.
Солнце ласкало землю сладким теплом. Хмурясь на лужи,
на стоявшего вдалеке десятника, вершившего какие-то указа
ния казакам, на незасыпанные колдобины у портовой конто
ры, адмирал ошущал через открытые створки окна причуды
мартовского воздуха, пахнущего то талым снегом, то залежа
лым прелым деревом, и задумчиво молчал. Слух его ловил
теплый благовест церковной звонницы, унылый хлюп под
копытами лошадей водовоза, а кто-то беспокойный внутри
неуклонно вещал: поступай, как должно!
Миницкий налился гневом, трякнул ногтями о подоконник.
Так оно завсегда: в столице в ус не дуют, а ему хребет ломать.
Он потер шею и прикинул: «Что ж, дольше ждали, покуда
погодим Щукина. Его мундирная сила нынче шерстит ок
ружные леса, авось да и вынюхают что... Оно ведь как бывает:
издаля веревочка, ан, вон и кончик. Вот тогда и призову Пре
ображенского, потолкуем».
Михаил Иванович энергично сел за стол, вытянул из сек
ретера гербовую бумагу. На его тщательно выбритых щеках
обозначились тяжелые складки. Раз обжегшись на молоке,
поневоле дуешь на воду. Страх перед словами Черкасова, что
он может попасть в худые композиции за своевольный срыв
миссии, подтолкнул-таки его обмакнуть перо в чернила. Но
прежде, взвесив все pro et contra1, командир отписал рапорт в
столицу, в главное правление Российско-Американской Ком
пании, в котором уведомлял о случившемся и о принятом в
связи с этим решении.
Гербовая бумага упала в конверт, на который адмирал ак
куратно наложил сургучную печать, затем перекрестился и
улыбнулся светло: «Береженого Бог бережет».
1 За и против
(лат.).
78
