Между тем наступала весна. Дни стали гораздо длиннее и
настала теплая погода. Посему в начале марта губернатор при
казал нас выпускать иногда на двор прохаживаться. Четверто
го же числа сего месяца Теске открыл нам обстоятельство
великой важности: он сказал, что Хвостов при первом своем
нападении на них увез несколько человек японцев, которых,
продержав зиму в Камчатке, на следующий год возвратил,
выпустив их на остров Лиссель (Pic de Langle) с бумагой на
имя мацмайского губернатора, которую покажут нам со вре
менем. Теске не знал (или, по крайней мере, говорил, что не
знал), кем она подписана и какого содержания. Но как япон
цы прежде уже показали нам каждый русский лоскуток, какой
только у них был, и требовали перевода, а об этой бумаге ни
слова не упоминали, то мы и заключили, что это должна быть
какая-нибудь важная бумага, которую, конечно, берегут они для
окончательного уличения нас в обмане.
Лишь только Теске нас оставил, Мур сказал, что теперь
он видит весь ужас нашего положения и решается уйти с на
ми; Симонов и Васильев, услышав это, также скоро согласи
лись. Теперь оставалось нам подумать, как поступить с Алек
сеем. Мур уговорил нас открыть ему наше намерение и взять
его с собою, ибо, по знанию его разных кореньев и трав, год
ных в пищу, а также многих признаков на здешних морях, он
мог нам быть весьма полезен.
Когда мы ему об этом сказали, он сначала крайне испугал
ся, побледнел и не знал, что говорить; но, подумав, оправил
ся и тотчас согласился, сказав: «Я такой же русский, как и вы;
у нас один Бог, один и государь; худо ли, хорошо ли, но куда
вы, туда и я —в море ли утонуть, или японцы убьют нас, вмес
те все хорошо; спасибо, что вы меня не оставляете, а берете
с собою». Мы удивились такой решительности и твердости в
этом человеке и тотчас приступили к совещанию, каким об
разом предприятие наше произвести в действие.
Выйти из тюрьмы мы имели два способа: из караульных на
ших, составлявших внутреннюю стражу, находились при нас
беспрестанно по два человека, которые весьма часто или, луч[
3 2 8
]
