вдруг вижу я, что четыре или пять человек несут на плечах
мой сундук, стоявший у меня в каюте на шлюпе, чемоданы
Мура и Хлебникова и еще несколько узлов. При этом виде я
ужаснулся, вообразив, что японцы не иначе могли получить
наши вещи, как завладев шлюпом, или его разбило на их бе
регах, а вещи выкинуло. С большим усилием отвечал я пре
рывающимся голосом на их вопросы, кому из нас принадле
жат эти вещи. Наконец, они нам объявили, что шлюп наш
перед отходом своим из Кунасири свез все вещи на берег и
оставил. Тогда я совершенно успокоился.
После сего японцы, записав, что из присланных вещей
принадлежало мне, пошли о том же спрашивать других моих
товарищей. Посылки состояли в некотором нашем платье,
белье и обуви, которые преемник мой по команде Рикорд за
нужное почел прислать к нам. Это впоследствии послужило
для нас к большой пользе, хотя в сем случае японцы нам не
дали ничего из присланных вещей.
Этот день памятен для меня по двум обстоятельствам:
во-первых, по беспокойству, причиненному мне присланны
ми вещами, а во-вторых, что, за неимением бумаги, чернил
или другого, чем бы я мог записывать случившиеся с нами
примечательные происшествия, вздумал я вести свой жур
нал узелками на нитках. Для каждого дня, с прибытия наше
го в Хакодате, завязывал я по узелку: если в какой день случи
лось какое-либо приятное для нас приключение, ввязывал я
белую нитку из манжет, для горестного же происшествия
черную шелковинку из шейного платка; а если случилось
что-нибудь достойное примечания, но такое, которое ни
обрадовать, ни опечалить нас не могло, то ввязывал я зеле
ную шелковинку из подкладки моего мундира; таким обра
зом, по временам перебирая узелки и приводя себе на па
мять означенные ими происшествия, я не мог позабыть, ког
да что случилось с нами.
Между тем Муру сказали за тайну караульные наши, что
нам недолго жить в Хакодате, но мы им не верили, ибо
имели многие признаки, что мы помещены здесь на немалое
[
273
1
