— А то еще и на промыслы под проливным дож
дем, — вторил ему штурман Алексей Российский.
— Ссыльные каторжники в Новой Голландии жи
вут в тысячу раз лучше, чем здешние промышленни
ки, — вносил сравнительные краски в тему Повало-
Швейковский.
— Потому они и бегут отсюда при первой же
возможности.
— Положение в колониях алеутов — это непри
крытое рабство. Они не распоряжаются ни своим иму
ществом, ни своей жизнью.
— Это тирания в ее классическом виде.
— Я слышал, господа, что служивший здесь по
ручик Талин хотел повесить Баранова на рее.
— Надо полагать, было за что.
— Власть Баранова держится лишь на плечах
преданной ему банды каторжников, которых он убла
жает водкой и ромом.
Они говорили, закрывшись в кают-компании, что
бы их случайно не услышали матросы корабля. Надо
было все же сохранять видимость лояльности местной
власти и ее верховному представителю. Чтобы они ни
думали о Баранове, нельзя было допустить, чтобы со
держание крамольных речей просочилось на берег.
Лазарев не мешал высказываться своим горячим
сослуживцам, и хотя разделял их взгляды, но счи
тал нужным иногда и осадить:
— Довольно, господа! Не будем все валить на Ба
ранова.
— Капитан, по-моему, это доктор Шеффер сто
ял сейчас у двери. Быть нам всем на эшафоте: у док
тора, как он любил хвастаться, прекрасные связи с
московской полицией.
Лазарев, понимая, что его разыгрывают, отвечал:
— Можете не волноваться, господа. Я осведомил
доктора, что он лицо на судне нежелательное, и посо
ветовал обосноваться на берегу.
— Два дня назад он отвез на берег свои вещи.
— Для него Баранов сумел выделить вполне при
личную квартиру.
— Говорят, он крепко подружился с Барановым и
что правитель принимает его в любое время.
222
