гом своим уведомить его сиятельство о вашей нерешительно
сти. Вы срываете государственное дело, ваше превосходи
тельство. Честь имею. Позвольте откланяться.
— Браво, голубчик. Красно глаголишь, красно, да глупо.
Мы с вами не на гатчинском смотру. Давайте, знаете ли, без
сей пудры! Положа руку на сердце, вы разделяете мои опа
сения?
Андрей Сергеевич помедлил чуток.
— Да. Риск изрядный, но ведь и дело горит! Клюньте пе
ром в склянку, подпишите разрешение.
Контр-адмирал опалил взором моряка, будто говоря: «Ну
вот видишь, брат, на поверку-то оно как!»
— Я тайным делам не потатчик, ну, да Бог с вами, господа,
куда от вашей молодецкой прыти денешься! Кому другому
нипочем бы мирволить не взялся, а вам... Спеши друга пора
довать, быть по сему —подпишу, —пробурчал Миницкий и
тут же по-птичьи встрепенулся: —Еще коньяку?
— С превеликим удовольствием. — Окрыленный капитан
чиркнул по зеленому сукну рюмку под щедрую руку командира.
Глава 7
Однако сам Михаил Иванович поспешал медленно. Остав
шись один, в пятый раз прошел маршем письмо Осоргина,
куснул губу. Его томила «душевная». Он панически боялся
неприятностей, которые могли завертеться пчелиным роем.
Чертово убийство, свалившееся на его голову, пугало. Любой
промах сулил навлечь гнев столицы, а это дело не шуточное,
расплата —голова. Это Миницкий себе на носу зарубил дав
но и прочно, оттого и ежился.
«Убийство —какое оно? С политическим душком, иль про
сто судьба была Осоргину под разбойничий нож встать?» —
морщил нос Михаил Иванович и клял, клял в сердцах урядни-
ка-шельму за недогляд, за отсутствие порядка на тракте. Хотя
и брал умом: вины Щукина в сем —дырка от бублика. «Что за
воинство —два десятка казаков? Так, тьфу, —баб потешить;
дороженек к охотской фортеции, и то поболее сходится, где
уж тут углядеть. А пополнить пограничную цитадель сабля
ми —в Петербурге перо спит. Лень —вот казнь наша!»
77
