Барон лишь плюнул с досады, слезы Филлмор его занима
ли мало; вернее, они раздражали и приводили в бешенство.
Он продолжал как заведенный бегать от трупа к трупу и при
свете смоляного факела судорожно ощупывать и потрошить
одежду убиенных. «Пакет! Пакет!» —набатом гремело в го
лове. Ради него он тысячу раз унижался, таская шкуру дво
рецкого во дворце Нессельроде, ради него был убит генерал
Друбич. Ради него он едва не отдал Богу душу, пересекая чер
тову прорву снегов России... терпел дикие лишения, голодал,
рвал руки в кровавых мозолях, и вот... финал...
Румянцевского пакета не было, и не было языка, который
хоть под огнем, хоть под пулей, мог бы сказать, где искать его
след...
Воткнув факел в сугроб, Пэрисон растер руки и уши сне
гом. Мятежный свет скакал по распухшим без перчаток ру
кам. Они мелко дрожали; дрожал и голос:
— Не верю... не верю... Не верю!
Пугая своим безумным видом, он остервенело, дюйм за
дюймом, вновь принялся вспарывать ножом тулупы казаков,
срывать кафтаны и кромсать голенища сапог. Пустое! И тог
да, весь в мыле, с красным, обветренным лицом, похожим на
кусок мороженой говядины, он, проклиная небо и ад, бросил
ся к трупу Осоргина.
— Не-е-ет! —Аманда закрыла собой тело любимого. Об
морочная слабость звенела по-комариному в ушах. Помут
невший взгляд схватил сине-мглистый горизонт, тяжелое,
хмурое небо и сажевый силуэт барона. Она задыхалась от го
ря и снежной крупы, закрывая окровавленное лицо князя.
Метель несла льдистый песок, секла кожу оледеневшей со
рванной хвоей, и было в этой круговерти какое-то злобное
упорство и яростная настойчивость смертельного врага. Снег
забивался в рот и глаза, в рукава и за ворот, сбивая с ног, за
метая окоченевшие трупы.
— В сторону, стерва! —Буран сорвал свирепые слова с об
мороженных губ шотландца и зашвырнул за сопку.
Барон что-то еще кричал зло и хрипло молчаливой жен
щине, а потом пнул в живот и набросился на Осоргина.
Мездра шубы трещала под ножом, шерсть клочьями лете
ла по ветру, а он все поднимал и поднимал нож...
512
