Он продолжал ее грубо трясти, все безжалостнее впиваясь
отполированными ногтями так, что девушка не удержалась
от крика:
— Умоляю! Мне больно, сэр!
— И будет еще больнее, кукла, если ты сию же секунду не
возьмешься за дело. Пошла! Пошла! И натаскай воды для
стирки, от моего белья разит за версту так, что скулят собаки...
Барон топнул ногой и точно сплюнул:
— Ты еще здесь, дрянь?!
— Да вы в уме ли? —Глаза Аманды, заполненные горящи
ми зрачками, похоже, жили сами по себе.
— В уме!
Пэрисон вновь обернулся к собеседнице и усмехнулся:
— Я не привык миндальничать с чернью, миледи, с ними
надо строжайше, ой как строжайше... У этих низших классов
совсем не бывает неврозов, одни инстинкты...
— Может быть, все-таки перейдем к делу?
— Я думаю, пора. —Барон показал свои крупные крепкие
зубы и пригубил поднесенное Линдой вино.
— Желаете? — Он взглядом предложил ей разделить с
ним питье.
— Нет.
— Похвально, дело —превыше всего. Так вот, —Нилл Пэ
рисон отставил фужер и стал более серьезным. —Я наступил
им на хвост.
— Кто они? —Леди Филлмор не могла удержать дрожь,
тень глубокого волнения тронула изможденное лицо.
Барон изобразил гримасу не то болезненную, не то брезг
ливо-скептическую:
— Висельники.
Глава 20
А после была полуобморочная ночь, со скользкими от дож
дя черными елями, по которым вскарабкивались без всякой
опоры вековой мох и лишайник. Веяло жутью и колдовством.
Она сейчас же вспомнила мрачные стволы, высвеченные
рябой луной; ветви, роняющие холодные капли дождя на
тропу со стоячими лужами, которые множились, потому что
набухшая земля уж была сыта влагой.
521
