Наконец кони поравнялись с мраморным громадьем Исаа-
кия; впереди вздыбился застывший в веках Медный всадник.
Прохор зычно гаркнул, дернул вожжами, кони свернули с
Петровской площади налево и полетели по набережной Не
вы с ее холодным гранитом.
Глава 7
В кабинете графа Румянцева натоплено было от души, а
надымлено —и того шибче: роняя пепел куда ни попадя, пы
хали без устали сразу шесть «турецких трубок», иными сло
вами, весь совет Российско-Американской Компании.
Сердца тревогой охвачены были, претерпевая унизитель
ное бессилие. Все дело Русской Америки было поставлено на
карту, а их отец-благодетель —граф Румянцев —на шаткую
грань. Со дня на день ждали беды за царской подписью.
Офицеры стояли у огромной ландкарты, слыша, как гнева
ется Михаил Матвеевич, подчас спорили, напрягая ум извеч
ным вопросом: «Что делать?»
Сам Николай Петрович, точно один в кабинете был, никого
не зрел, в споре с господами офицерами не участвовал. Скрес
тив руки на груди, он мерил кабинет крупным министерским
шагом, мучительно думая о случившемся, временами задер
живался у стеклянных шкафов, тускло сверкающих золотом и
серебром переплетов, словно разгадку искал, и снова стучал
каблуками.
Мрачен лицом, упрям духом, Румянцев подошел к окну.
Крепкие икры, затянутые на павловский манер в белый
шелк, нервно подрагивали. Вид со второго этажа открывался
на Неву —хмурую, нелюдимую, закованную в панцирь льда...
Граф хрустнул пальцами, опираясь кулаками на подоконник.
Да, почернело над ним небо! Карьера сломана, но более по
ругана принародно английским лаем его дворянская честь.
Взгляд графа скользил по заснеженной груди реки, цеплялся
за шпиль звонницы Андреевского собора, а слух хватал об
рывки спора.
— Эх, господа, боль сердечная1 Речь-то ведь идет о цели
России в Америке! Поймите, сие не только торговая компания
и промысел морской. Высочайшие привилегии, дарованные
31
