солдата, и что не за горами день, когда Царь-Избавитель въе
дет на белом коне в Париж...
От таких откровений в душе Николая Петровича разли
вался бальзам. Брала терпкая гордость за Отечество, за царя
и
за принадлежность к сему великому, непобедимому славян
скому племени.
— А-а-а, вот вы куда запропастились, граф! —Ему лукаво
улыбался раскрасневшийся после двух туров вальса Михаил
Матвеевич Булдаков. —А отчего одни? Без дам?
Румянцев ответил теплой улыбкой первенствующему ди
ректору Российско-Американской Компании:
— А вы при интересе, Михаил Матвеевич?
— Полноте, ваше сиятельство, в наши ли лета амуры кру
тить? Куда нам тягаться взапуски с Осоргиными, не та
прыть... А князь один, без своей англичанки? Как, бишь, ее?
— Леди Филлмор, —помог Румянцев, морщась при про
изнесении имени заморской красавицы, и добавил: —Да, как
будто один.
— Странно... Впрочем, какое мое дело.
Булдаков усмехнулся, расправив плечи; взгляд серых глаз
схватился строгостью, губы сомкнулись в прямую линию.
Сквозь смех и шум донесся голос церемониймейстера:
— Mesdames, messieurs, j ’invit vous la polonaise!1
Когда зазвучал оркестр, канцлер в сопровождении своего
старинного друга уже шел в игорный зал, где на зеленом сук
не азартно и свежо раскладывался белый атлас карт, дела
лись ставки и крутилось колесо Фортуны.
Глава 2
Игра взялась крупная, острая: трещал срываемый картон
свежей колоды, карты сдавались умело, без суеты, но споро.
Ставки начались с трех тысяч, затем взлетели до десяти. Ру
мянцев присоединился: он не любил мелочиться, зато любил
риск —он приятно щекотал нервы.
В ту Рождественскую ночь ему на редкость везло —масть са
ма шла в руки; и он, без сомнения, мог пытать счастье и сорвать
1 Мадам, месье, прошу всех - полонез!
(фр.)
9
