карманы, дергая за окоченевшие пальцы, на которых блесте
ло серебро или золото.
— Господи, и что за народ здесь живет? Уже и мертвых не
чтут. —Лицо Мигеля перекосило. —Это же все равно, что
могилы разрывать! Да он спятил, дон. Похоже, золотой бес
вселился в него...
— Погоди, погоди. —Майор не спешил с расправой. —Эй,
Антонио! А ты не боишься приметы: брать вещи убитых —са
мого убьют?..
Муньос судорожно вздрогнул:
— Боюсь ли я? Может, и так, да вам-то что?.. —Он смачно
сплюнул и добавил: —Мы все сначала боимся, а потом при
выкаем. Не я такой, а жизнь... Это, конечно, не мое ремесло,
но я все умею. Равные в смерти, мы не равные в жизни, дон!
У одних нет ничего, —старик бухнул себя кулаком в грудь, —
у других все: в три могилы не вместится!
— А у нас много общего. Не находишь?
Муньос поднялся с колен, хищно улыбнулся, подавшись
вперед.
— Ну назови хоть что-нибудь!
— Ну, например, нам осточертело совместное общество.
— Верно, сукин сын, ты подловил меня там, где я хотел
подловить тебя. Ты мне тоже поперек глотки, приятель.
— Конь свинье —не приятель, просто мой господин взял
тебя в проводники на свою голову!
— Но-но, полегче! —Глаза Муньоса пыхнули злобой из-
под щетины бровей. —О Мадонна, и где вы только отрыли
этого молодого да раннего идиота, дон Диего? Он что, лучше
других в Мадриде подковывал у вас коня?
Удар зародился в глубине икр, скользнул по телу и, точно
камень из пращи, вошел в кулак Мигеля. Муньос мелькнул
запрокинувшимися каблуками и скрылся в облаке пыли.
Толстяк поднялся, сжимая широкий нож.
— Ну, что уставился, прыщ, хочешь стать героем? Ну да
вай, щенок, давай! И запомните, дон, если я выпущу ему киш
ки... это будет на вашей совести.
Де Уэльва лишь кивнул головой и скрестил на груди руки.
Похоже, Антонио упивался своими ораторскими возможно
стями, он вершил уже третий магический круг вокруг юноши,
размахивая ножом, и продолжал запугивать его угрозами.
411
