К ботфортам отовсюду тянулись ноги и руки, пальцы кото
рых еще недавно ласкали своих жен, детей и невест, а ныне
корчились в предсмертной судорожи, цепляясь за траву, за
пальцы чужих рук, за головы, каски и ранцы, лафеты и сапоги.
«Господи, какая же цена этому?.. Великое и грубое, блестя
щее и безобразное ремесло —война... Впрочем, всем этим лю
дям платили деньги, и не им судить того, кто заказывал му
зыку».
Здесь, в Новой Испании, армия короля на три четверти бы
ла сколочена из наемников, реестры воинских подразделений
пестрели именами со всего света. В нее шли те, кто устал тас
каться по миру. «Не все ли равно, какая земля под копытами
твоего коня, когда тебе платят? Не все ли равно, где суждено
захлебнуться собственной кровью, если в родной стране даже
не вспомнят, не прослезятся...»
— Да уж... — Майор усмехнулся устало; пот, теплый и
липкий, как кровь, выступал изо всех пор. —Видно, старею,
раз забиваю голову ерундой.
Справа донесся голос Мигеля: юноша махал плащом, под
зывая дона. Его черный силуэт жестко очерчивался на фоне
гнилой крови заката.
— Я нашел их, дон. Оба мертвы. Кирасиры так растоптали
их, что пришлось выскребать из земли. —Лицо Мигеля дро
жало.
Диего снял шляпу. Черты его обострились —перед ним
бесформенным куском мяса лежали бесстрашные Гонсалесы.
Андалузец закрыл глаза, но в них все так же стояли черно
коричневые комочки земли со светлой зеленью травинок,
прилипших к подошвам сапог братьев, каштановая полоса во
лос из-под черного лопуха шляпы Фернандо и загорелая, со
складкой напряжения, шея Алонсо.
— Погибли братья... —Мигель затуманенным, отсутству
ющим взглядом смотрел на Диего. —Наверняка те, кто напа
дал, решили, что вы в карете... Братья погибли, защищая ва
шу карету, дон.
— Лучше бы они думали о себе. —Майор приобнял юно
шу. —Живые, они не имели цены.
408
