Голая спина, вся покрытая мелкой росой пота, то и де
ло напрягалась в такт яростным движениям мускулистых
бедер. Разбросанные руки мулатки безвольно дергались
в такт скрипучей кровати, стонавшей и охавшей под двой
ным весом.
Измотанный, но довольный, он наконец сполз с нее,
сплюнул спекшуюся слюну, раскурил новую, бразильской
свертки четырехдюймовую сигару и заглянул в лицо жен
щины. Оно было пустое, с безобразно распухшими красны
ми губами, без признаков жизни. «Вот так-то лучше...» Он
усмехнулся чему-то своему, напоследок хлопнув ее, как ло
шадь, по ягодице. Затем поднялся с мятой кровати и, рас
пахнув окно, принялся не спеша влезать в расшитую бисе
ром рубаху.
Ночь, пропитанная нежными туманами и звоном цикад,
кутала спящий Навохоуа. Воздух был теплым, как дыхание
матери, и казалось, что землей и небом овладела бесконечно
тихая грусть, сладкое ощущение покоя, словно никакая опас
ность не угрожала более миру, будто навсегда сомкнулось не
кое злое око.
Сальварес приложил ненадолго холодный медный черпак
к горячему лбу, вновь закурил сигару, но тут же бросил ее
под каблук и, даже не взглянув на девушку, вышел вон. Сей
час ему хотелось одного —холодной, из плодов диких апель
синов, перебродившей чичи.
Охваченный жаждой и плотской истомой, он подошел к по
косившимся воротам дома старика Катальдино. Плетеная ка
литка была приоткрыта, и он вошел внутрь. Йозе, укутавшись
одеялом до самых бровей, как это делают индейцы, не то дремал,
не то думал о чем-то, сидя на растрескавшейся от времени ска
мье. Курчавый венчик седых волос обрамлял его голый череп.
Глава 4
Диего брел по лабиринту окровавленных тел. А над го
ловой заливисто пели птицы, звенели как прежде цикады
и плыли облака, румяные у окоема от заходящего солнца.
На душе у него черти варили свое зелье, и кровь стучала в
висках.
407
