бью грудь, и, не веря своим глазам, ощерился в плотоядной
улыбке. Увесистая, она сладко позвякивала и приятно оття
гивала руку.
— Мне не надо твоей вонючей благодарности... —Капитан
осек Мамона, открывшего рот, и, разрядив пистолеты, бросил
их к его ногам. Изрытое морщинами лицо треснуло в ухмыл
ке. Вслед за этим он шагнул и протянул руку.
Рыжий засопел в растерянности, мучительно соображая:
нет ли здесь подвоха? Если нет, то целовать ли руку за пожа
лованную милость? Но затем выбросил волосатую лапищу и
крепко пожал жесткую, как лиственничная щепа, ладонь.
Этим пожатием Гелль, как показалось Мамону, не только
прощал, но и выражал свое невольное уважение его отчаян
ной дерзости.
Поросшее шерстью сердце главаря, быть может, впервые
за пятнадцать последних лет дрогнуло, тронутое безмолвным
прощением. Оловянные глаза смягчились. Он шкурой почу
ял, что с этого рукопожатия устанавливаются новые отноше
ния и что он в глазах тертого чужака кое-что значит.
— Прощай, —отчужденно бросил старик. —Мы больше не
почешемся бортами, я поднимаю якорь. Думаю, что сполна
рассчитался с тобой... Желаю избежать виселицы, приятель.
— Куды навострился, капитан? —Мамон хищно прищу
рил глаза.
— Не суй нос в чужой сундук... Жить дольше будешь.
Коллинз повернулся и вразвалку зашагал прочь.
Рыжий проводил его хмурым взглядом, покуда тот не рас
творился в ночи. Затем нагнулся, подобрал пистолеты и, за
ткнув их за пояс, суетно развязал кожаный шнурок.
На мозолистую ладонь посыпались одноликие ржавые
кругляши. Атамана словно парализовало. Он исступленно
пялился на железо, потом швырнул его под ноги и зарычал в
припадке бешенства.
По первости Мамон жаждал было броситься вслед и пере
грызть этому морскому черту глотку, но, понимая гибель
ность поисков во тьме, ринулся к реке, где расстался со свои
ми. Пока бежал, с ослепительной яркостью представил, как в
сей момент его держат на мушке люди Гелля, будто травимого
зверя, и вот-вот ахнут выстрелы и пули раскроят, разбрызга
ют мозги по прелым бревнам, вышибут зубы из гнезд. Мамон
185
