л а перед ним, а карточный стол, за которым разыгрывалась
сложная партия в покер. И смертный приговор, вынесенный
им Купеческой, не сбил ни одной карты в этой игре. Корчив
шаяся в огне улица была лишь очередным ходом, правившим
его прежнюю ошибку.
В треуголке, одетый в индиговый камзол, капитан «Горго
ны» наблюдал в подзорную трубу и улыбался усталой, а вер
нее, горделивой улыбкой сорвавшего банк игрока. Пальцы
отстукивали по перилам пляску святого Витта.
Собрав морщины на лбу, Гелль отошел к стене и оперся о
нее правой рукой. Взгляд его продолжал зачарованно низать
пунцовое зарево, а с губ слетело:
— Бог всегда на стороне сильного...
Затем он откинул ниспадающий плащ, разогнал сутулость
и широко, как портовые норы, открыл глаза. Было похоже,
будто, сметая преграды стремительностью всепроникающего
взора, старик заглянул в необозримую даль. Мгновение спус
тя смиренную тишину взорвал глумливый хохот.
Вспугнутое воронье бултыхнулось с колокольни и заплес
калось плотной черной рябью, треща крыльями, рассыпая кар
канье и тревогу. Хохот подхватило и завертело многократное
эхо, дробя о стены и своды храма Странно и жутко было смот
реть на это застывшее лицо, внимать нечеловеческому смеху,
казалось, уже не одной, а тысячи глоток.
Неожиданно, подобно абордажным крючьям, пальцы впи
лись в перила. Коллинз смолк, насторожился, глаза сухо
блеснули, среди рыдания затихающего эха он уловил топот
гонимых ног, взбегающих по ступеням, и прерывистые
всхрипы, схожие с глухим ворчанием взявшего след пса.
Мамон ядром бросился к американцу:
— Отрылась евона грамота, капитан. На пристань оне пода
лись... Сам понимаешь, светиться —грех, усекут —вилы нам.
Рысий треух сполз впритык к зарослям бровей. Рукоятки
пистолетов топырились за ременным поясом, схваченным на
туго.
— Согласен, не ори. Зачем сюда притащился? —Тяжелый,
как надгробная плита, взгляд придавил Мамона.
— А разве по мне не видать, что я маленько поиздержался?
— Черт, это похоже на вымогательство, сынок. Грубой иг
ры захотел?
171
