32 / 196
глоть, аж голодные общежитские мухи вон из комнаты.
Рубцов не страдал гордыней, был общителен, добро
желателен, деликатен. Он прекрасно знал, что все равны
перед Богом, и строго следовал этому завету. Но вот неза
дача: большинство окружающих вообще не ведали об этом
равенстве. И бессознательно, а кое-кто сознательно, пыта
лись нарушить сей высший завет. Страдали гордыней в
чистом виде:
“С самим Рубцовым надружеской ноге... Как дела, брат
Колька, вчера спрашиваю... Так как-то все, брат, — отве
чает. Большой оригинал...”
В трезвом виде поэт снисходительно мирился с бесовс
ким панибратством, закрывая глаза на вольности и неволь
ности товарищей. Но не дремал неистребимый зеленый
змий. Полнил адским, хмельным огнем змий зеленый души
страждущие, — и взрывались души. И шла злопыхательс
кая молва о мании величия у Рубцова, преследующая по
эта и после смерти.
Ныне, к месту и не к месту, вспоминают случай с порт
ретами русских классиков, которые Рубцов снял в коридо
рах и перенес к себе в комнату, дабы не было скучно пить
одному.
Думается, не следует сводит этот случай к литератур
ным анекдотам. Не все здесь просто и смешно. Это была
своеобразная защита не только от демонов одиночества и
безумия, но от жизнерадостных бесов русской уравнилов
ки, ничтожащей и поэтов, и непоэтов, отлучающих людей
от равенства Божьего.
Рубцов обладал ясным сознанием. Чего ему было ма
яться величием? Он знал себе цену, знали эту цену и дру
гие. Но было отвратно, что эти другие меряют его на свой
скудоумный аршин.
А маеты жизненной поэту хватало с лихвой и без ма
нии величия. Но взаимоуравнение было всегда чуждо ему,
как и атеизм, уравнивающий Бога с сатаной.
----- ,------
31
ЛЕВ КОТЮКОВ