|
Задумав побороть пьянство в Вологодской области, местные чиновники не предполагали, что из этой затеи родится крупный социальный проект. Для того, чтобы воспитать крестьянина нового типа, то есть человека прежде всего непьющего, потребовалось создать новую общественную структуру с центральным подчинением.
Как обычно, все началось с выпивки. По крайней мере, так утверждает местная легенда.
Дело было осенью 2005-го. Вологодский губернатор Вячеслав Позгалев поехал отдохнуть в свой загородный дом. Вышел утром на крыльцо. Увидел угодья, изобилующие картошкой и абсолютно безлюдные. Стал разбираться, почему в страду на полях нет крестьян. Оказалось, запой. Губернатор вернулся в кабинет и устроил замам разнос с рефреном: «Придумайте, что хотите».
Трудно, конечно, предположить, что губернатор Позгалев раньше не догадывался о пьянстве в его области. Скорее всего, картошка стала последней каплей. И топом, требуется изрядное мужество, чтобы официально признать, что твои земляки – пьяницы и пьянство приобрело масштабы эпидемии. Такое может позволить себе только чрезвычайно уверенный в себе глава территории. Причем желательно с профицитным бюджетом. В данном случае Позгалев с Вологодской областью совпали.
Так родился проект под названием «Развитие социального потенциала сельских поселений».
Нюансы деревенского мышления
Оздоровление решено было начать с четырех сел, а потом, если получится, отрезвить всю область. Выбрали село Сметанино, лесной поселок Туровец, крупное село на федеральной трассе Новленское и отдаленную деревню Ванское.
- Вначале проект выглядел так, - рассказывает социальный психолог Елена Коновалова. - Каждую неделю в эти села высаживался десант. Наркологи, психологи, чиновники, которые никогда сельской жизни не нюхали. Представляете, заходим мы в деревенский дом, где живет семья, «оказавшаяся в тяжелой жизненной ситуации», и у нас сразу шпильки в пол проваливаются. Разве крестьянин с такими будет разговаривать?!
Елена вспоминает, как первый раз сопровождала в Туровец такую группу:
- Гарью понесло километра за два до Туровца. Подъезжаем - видим, что полпоселка скрыто дымом. Судя по всему, в одном из дворов недалеко от околицы начался пожар. Было похоже, что в живых там уже никого не осталось. Мы схватили мобильники и стали судорожно вызванивать пожарных. Но связи не было.
Из соседнего дома на шум вышла старуха. Сказала с учительской интонацией:
- Милые, вы чего заволновались? Это сосед баню топит. По-черному.
Первые такие экскурсии в глубинку все-таки помогли выяснить, что губит людей не водка, а спиртосодержащие жидкости, по-местному, фанфурики. Этой дрянью беспрепятственно торговали где ни попадя, в том числе и в продуктовых магазинах. Торговали в долг, в счет будущей зарплаты, пенсии или пособия. Хлеб в долг не отпускали, а фанфурики - пожалуйста. Штрафы желаемого результата не принесли. Видимо, доход от фанфуриков был выше тех 1200 рублей, которые взимали с подпольных продавцов, ведь люди несли «на точки» все, что можно было обменять. Обувь, предметы мебели, мясорубки, тазы. Пришлось обращаться за помощью в областное УВД.
Милиционеры организовали рейды во все четыре поселения. Всех «подпольщиков» накрыли. Магазинам пригрозили отобрать лицензию на торговлю.
Такое силовое начало проекта многих насторожило. Поползли слухи, что в селах, участвующих в проекте, будет введен сухой закон. Северные деревни извлекли из коллективной памяти страшное слово «эксперимент».
Каждые две недели на столбах и стенах магазинов четырех деревень появлялись безликие объявления: «В рамках пилотного проекта специалисты областного департамента здравоохранения проводят встречи с различными группами населения по вопросам трудных жизненных ситуаций». Трудная жизненная ситуация подразумевалась одна - алкоголизм.
- Если станем писать напрямую, что приезжают наркологи, народ может не пойти, - признается заместитель главы Верховского поселения, в состав которого входят «подопытные» села, Альбина Трапезникова.
В соседнем кабинете за столом сидит помощник участкового Елена Порошина. Сюда она приехала три месяца назад. И первый же ее рабочий день начался с происшествий: пожара, в котором сгорели двое пьяниц, и убийства.
- Я чуть не в слезы: такие ЧП! - вспоминает Елена.
А в милиции смеются: «Дура! Тебе радоваться надо. Сейчас убийцу посадим, и у тебя сразу четыре подучетника с территории уйдут, статистика правонарушений выправится».
Сейчас в Туровце на учете у наркологов состоят 40 человек, в Новленском - 15, в Сметанине - 15. Но это сколько надо выпивать, чтобы попасть на учет в деревнях, где на этот порок смотрят сквозь пальцы!
- Статистика - штука страшная. За ней можно спрятать что угодно. Посчитали алкоголиков, но у каждого пьяницы есть семья, жены и матери. И это тоже проблемные люди, потому что жизнь с алкоголиком накладывает свой отпечаток, - говорит психолог Любовь Майфат. Она возглавляет региональное отделение фонда «НАН» («Нет алкоголизму и наркотикам». - «РР»). В рамках проекта ее пригласили создавать группы созависимых.
- Но это довольно тяжело - говорит она. - Потому что курс все-таки рассчитан на городского жителя. А в деревне все на виду кому захочется обсуждать свои проблемы с соседкой. Но женщины хотя бы поймут, как жить с этой бедой. Недавно я снова ездила в Новленское. После лекции ко мне подошла одна женщина: «Вы не представляете, как мне помогли. Меня муж бить перестал, первый месяц за десять лет прожила спокойно». Муж у нее по-прежнему пьет, но хоть руки уже не распускает. Разве это плохо?
Хлеба и зрелищ!
Кому-то может показаться, что проект можно было бы назвать проще и понятнее, без стыдливых эвфемизмов. Скажем, так: «Хватит водку жрать!». Однако, как оказалось, чиновники со своей бюрократической формулировкой угадали. И дело тут не столько в водке, сколько в отсутствии ее альтернативы. Другими словами, сегодня выпивка на селе - самое дешевое и доступное развлечение.
Люди пьют не от того, что плохо воспитаны или отягощены дурной наследственностью. В Туровце не было нормальной больницы, в Сметанине сгорел дом культуры... Начали выделять селам средства на капитальное строительство и небольшие расходы внутри проекта. - Формулу «дать морковку в обмен на кодировку» мы отмели сразу, - говорит Елена Коновалова. - Кодирование искусственно изменяет сознание человека. Мы же поставили перед собой другую задачу: люди должны создавать для себя такие психологически комфортные условия, чтобы отказ от выпивки стал осознанным проявлением их воли.
У каждого села появилась своя концепция развития. В обсуждении этого документа мог принять участие любой житель. Предложения принимались как на заседаниях инициативных групп, так и на общих сходах. Там же обсуждались возможности и точки роста. Спортплощадка, фитнес-центр, семинары по ландшафтному дизайну в Новленском, детская лыжная трасса для пневматического биатлона около Сметанина, парусный спорт на Кубенском озере.
- Проанализировав результаты фокус-групп, мы поняли, что в поселениях совершенно разобщены социальные институты,- говорят кураторы проекта. - Где-то и есть дом культуры, но новогодние праздники веселей проходят в трактире по соседству. Где-то проводят экологические субботники, но только силами школы, а вся остальная деревня в стороне. И вообще русская деревня, традиционно тяготеющая к общинному укладу, противоестественно живет индивидуальной жизнью. Нужно было найти любые социальные площадки, где люди стали бы общаться друг с другом по-человечески.
В результате решили сделать упор на праздниках. Причем без идеологии и агитпропа. Оказалось, что здесь и изобретать ничего не надо. В каждом селе нашелся свой исконный праздник. В Сметанине, скажем, это Воскресенский торжок. Следом о своих праздниках стали вспоминать и соседние села.
- Сеть заработала, довольно комментируют кураторы. - Но тут главное не зацикливаться на образе румяного парня в косоворотке, лихо отплясывающего «Барыню».
Сетевая структура проекта его важная составляющая, рассчитанная именно на деревенскую психологию, когда зудит во всем теле, если у соседа дом теплее и у коровы двойня. Пусть побудительным мотивом становится даже такая, в сущности, деструктивная эмоция, как зависть когда речь идет о «белой горячке», все средства хороши.
- Я взял личный трактор, пилу и поехал помогать соседям в Макарцево. Они там территорию чистить решили, на нас глядя, - говорит сметанинский глава Николай Стрежнев. Убираюсь, а бабки пальцем у виска крутят.
Николай Кенсоринович вспоминает эту историю с удовольствием, произведенное на соседей впечатление ему нравится.
- А молодежь ничего, нормально отреагировала: прогнала бабок.
Николай Стрежнев главой администрации был выбран недавно, в 2005-м. Родился здесь, вырос. Освоил основные сельские специальности. У него золотые руки и огород вспахать, и крышу покрыть. Ну и, как часто бывает в селе, наливали ему за работу вместо денег. Рассказывать он об этом не стесняется: это в городе пьянство болезнь, а в деревне - уклад.
- Было дело, пил. Как все. Но лет тринадцать уже в рот не беру. Являю пример.
- А почему остановились?
- Решил, что за деньги работать выгоднее, чем за водку. Николай Кенсаринович являет пример не только антиалкогольный. Он еще постоянный участник всевозможных местных конкурсов.
Например, конкурса на лучшее подворье.
- Как определяете победителя?
- Комиссия ходит. Грамоты вручаем. Поощряем. Только зря ходит. У нас и так все знают, у кого в доме и в хлеву чисто.
Люди соскучились по всем этим грамотам, соцсоревнованиям...
В Туровце устроили праздник лесника. Организовали все как в советские времена. Полсела плакало. Лесники говорили: мы уже и забыли что наша профессия уважаемая.
Ирина Коробкова, куратор проекта в Новленском от комитета социальной безопасности, гордится созданием службы занятости, «женсовета», на 80% состоящего из учителей, ремонтом библиотеки и школы, кинопроектором, который привезли в клуб из другого, уже совсем развалившегося ДК.
- Еще мы провели на территории поселения грандиозный праздник, посвященный 45-летию Вологодского союза писателей, - хвастается Ирина.
В честь писателей на берегу реки устроили народные гуляния, на которых присутствовало все областное начальство. А закончилось все конфузом: местные жители укатили железные бочки, куда складывался мусор, чтобы не захламлять берег, и на следующее утро глава поселения Дмитрий Ячменнов, как следопыт, вместе с участковым ходил по дворам, разыскивая казенную тару.
- Но разве дело в бочках? - говорит Ячменнов. Он уже 13 лет возглавляет сельскую администрацию и участие поселения в проекте считает главной удачей. - Вот выйдите на улицу, спросите народ: что он думает о проекте? И всегда найдутся люди, которые скажут, что толку никакого от него нет. Они не понимают, что теперь мы находимся в центре всеобщего внимания. Благодаря проекту нам дорогу починят, и больницу построят, и школу отремонтируют. А так когда бы нам еще средства выделили...
Сегодня в Вологодской области 28 школ находятся в аварийном состоянии.
Зачем селу координатор?
Структура, которую выстроили вологодские чиновники для воплощения своей идеи в жизнь, для сегодняшней России вполне привычна. В Вологде ответственные клерки, образующие рабочую группу. Координаторы - по одному в каждом селе. Актив- энтузиасты из местного населения, которых объединяет вокруг себя координатор. В этой схеме центральная роль отводится координатору. Это, по сути, помощник главы сельской администрации по общественным вопросам. В свободное от своих основных занятий время он контролирует проект, вербует в него волонтеров, отвечает за разъяснительную работу. И он единственный участник проекта, который получает за свою общественную деятельность зарплату - что-то около 8 тысяч рублей.
К координатору можно просто прийти поговорить. Он не администратор, но авторитет. Обязательно из своих, из сельских. Человек-паровоз.
- Так это староста?
- Аналог сельского старосты у нас не получился. Но каждого из наших координаторов есть за что уважать, - говорят вологодские чиновники. Вот Света Лунева в Туровце. Была учительницей, после конфликта с директором школы ушла в коммерцию, поставила магазинчик. Self-made, одним словом. Мы делали социологию: среди лидеров общественного мнения ее отмечали все.
Сметанинский координатор Василий Тетерин в возрасте. Всех знает, со всеми приятельствует. Его уважают за то, что «он может все порешать».
В Ванском - немолодой административный работник, в Новленском - директор ДК.
К слову, за Ванским присматривает супруга губернатора. По его просьбе. Она подолгу живет по соседству с Ванским, на даче, и если там что не так с проектом, докладывает мужу.
Кстати, это еще раз подтверждает, что в России, особенно провинциальной, ни один общественно значимый проект не заработает, если его не будет контролировать первое лицо региона. Вологодский проект имеет статус губернаторского. Правда, его кураторы немного этого стыдятся, говорят, что звучит слишком пафосно. И при каждом удобном случае настаивают, что задумывался он не как пиаровский, а как народный.
В сущности, авторы проекта возрождают то, что в советские времена называлось общественной жизнью. Кстати, на селе довольно болезненно относятся к критике СССР. Скажешь что-нибудь совсем безобидное, например, что помощь ветеранам силами школы очень похожа на тимуровское движение, тут же получишь в ответ: «Не надо считать, что тогда все плохо было».
- А мы из Советского Союза и не вылезали,- говорит завуч новленской школы Марина Матвеева. - Просто пережидали , пока этот мрак в стране кончится.
Неизвестно, как насчет страны, но в отдельно взятой школе села Новленское мрак явно кончается. Школу ремонтируют. Стеклопакеты, компьютеры, гостевая комната для детей из отдаленных деревень...
Сметанинский центр народного творчества. Раньше он располагался в клубе. Клуб сгорел, но мужики успели спасти из огня ткацкие станки, которые собирали по всем окрестным деревням. Директор центра воодушевленно, как охотник трофеи, демонстрирует изделия изо льна: свои и своих учениц. Коврики, полотенца, скатерти. Предмет особой гордости - лукошко, сплетенное из разрезанной на ленты пластиковой бутылки.
Прошедшие курс в центре могут получить лицензию на образовательную деятельность и начать преподавать. Есть у центра и нематериальные достижения: женщина из соседней деревни потеряла работу, с горя стала «закладывать», но на свое счастье пришла в центр, теперь одна из лучших работниц.
В Сметанинской школе благодаря проекту и прославленному сметанницу олимпийскому чемпиону по биатлону Анатолию Алябьеву образовался приличный лыжный арсенал. Директор местной школы показывает его с гордостью. Вот пластиковый «Фишер», вот автоматические крепления. Он проводит ладонью по подарку Алябьева. Потом рассказывает, что каждый житель села может прийти в школу, взять лыжи и покататься по окрестностям.
Я спрашиваю его, много ли стоит прокат лыж. Он растерянно и как-то укоризненно молчит. Ему просто в голову никогда не приходило, что за это можно брать деньги.
Вот семейство из Туровца. Он - врач общей практики, она - стоматолог, трое детей. Переехали в лесной поселок из райцентра недавно, подальше от целлюлозного комбината. Доктор ведет нас по помещениям новой больницы, выстроенной благодаря пилотному проекту, с энтузиазмом экскурсовода, только что принятого на работу. Ему все здесь, в Туровце, нравится. И северная природа, и рубленый дом, в котором живут его дети, и ульяновский «хантер», приобретенный в кредит. Даже собственноручно сделанный плакат: «"Фунт профилактики стоит пуда лечения" Н. И. Пирогов».
Он жмет ногой на педаль стоматологического кресла. Оно поднимается. Жмет по-другому - опускается. Доктор довольно улыбается: штука хоть и бэушная, а вон как работает.
Из кабинета его жены-дантиста выходит сияющая баба. Ей только что вырвали зуб. И бесплатно поставили свето-отверждаемую пломбу. Пломбировочный материал из Дании, просроченный. Зато его привезли много, и он оказался лучше нашего непросроченного.
- Почему вы деньги не берете за пломбы? - спрашиваю я зубного врача.
Она только укоризненно молчит.
Бесцельная аудитория
Туровец - это соблазн для человека, измученного мегаполисом. Больше двухсот верст от Вологды. Река Сухона дивной красоты. Вокруг глухие леса и болота. Бобры, глухари. Вышел ночью в лодке рыбу поколоть острогой, взял щуку - и достаточно: для ухи больше не надо. Короче, был бы монахом, спасался бы там.
Правда, тишь и бобры здесь были не всегда. Когда-то поселок процветал за счет производства деловой древесины. Древесину продавали за границу, в том числе в Японию. В обмен оттуда приходили магнитофоны и видеопроигрыватели, заветные импортные шмотки. Было время, в Туровец за дефицитным товаром приезжали чуть ли не со всего Советского Союза. Потом древесина кончилась, Советский Союз - тоже. Остались только болота.
Но что за болота! С мая по ноябрь здесь полно грибов и ягод. Собирать начинают чернику, заканчивают клюквой. Продают «на двенадцатом» это количество километров, отделяющих поселок от автотрассы. Дары леса оптом скупают дальнобойщики. Сезонной выручки хватает, чтобы прожить до следующего урожая. Семья за сезон может заработать на автомобиль. Местные так и говорят: «Летом у нас бизнес, а зимой работа».
И вот что любопытно. В ягодно-грибную пору, когда день год кормит, никто в поселке не пьет. А зимой, бывает, наведываются сюда сборщики крови. В специально оборудованной машине передвижной донорской станции, прозванной в народе кровосоской, за 450 граммов красной жидкости можно получить 560 рублей. Туровчане ждут «кровососку» с большим нетерпением.
Зимняя работа в Туровце - это деревообработка в цехах местного предприятия. Много здесь не получишь. За большим рублем мужики, кому надо, уезжают в соседний район, на лесопилки или вальщиками в лес. Работают вахтовым методом: две недели пилят и валят, две - дома.
Заходим в цеха. Впрочем, цехами это назвать трудно - ангары, продуваемые со всех сторон зимним ветром. Попадаем на вынужденный перерыв: сломалась пилорама. Бригада человек пятнадцать, мужчины и женщины в основном среднего возраста.
Это, судя по всему, самая проблемная часть целевой аудитории проекта, ради которой губернатор Позгалев не жалеет своих подчиненных и бюджетных денег. Не сельская интеллигенция, а простые работяги. Дымят дешевым табаком. Одеты - кто во что горазд: бушлаты, телогрейки, кирзачи. Женщины в ярких варежках единственное доступное украшение. Непонятно, бригада или «контингент», лесопилка или зона.
- Да на кой хрен мне твой проект, - в сердцах срывается Даня, молодой мощный мужик с помятым лицом. - Лучше бы сделали, чтобы пособие можно было получать на нашей почте. А то ездим в Шуйское. Почти 500 километров туда-сюда. Не наездишься за этой тысячей.
Каждую фразу он заканчивает известным матерным междометием. В бригаде он никто. Даже не пильщик. Но его внимательно слушают и согласно кивают головами. У него повадки доминирующего самца. Или неформального лидера. Правда, мучающегося похмельем.
Нас тут явно не ждали. Но раз мы пришли, по-блатному «щупают», как нового сокамерника.
- Ну и что, что школа новая, а зарплата у нас какая, знаешь? - подхватывает изображающий веселье рабочий и демонстрирует дулю координатору проекта Светлане Луневой.
Все ржут. Это - явная провокация.
Координаторша на нее покупается. Она в ярости. Потому что школа одна из главных ее забот.
- А ты трудовой договор читал, когда его подписывал? А вы профсоюз создали, чтобы бороться за повышение зарплаты?
Бригада продолжает ехидничать, сыплет шуточками.
- Пусть за такие деньги гастарбайтеры горбатятся.
- Гастарбайтерам здесь холодно.
- А мы их согреем, - это уже женщины.
Им, кажется, доставляет удовольствие, чтобы их считали нищими и неудачниками. По крайней мере, большинство шуточек про это.
Психологи утверждают, что таким образом выражается защитная реакция: мол, я живу в грязи, но это моя грязь. Чем депрессивнее территория, тем выше патриотические чувства.
- Ты наших булочек агитируй, а нас не надо.
«Булочка» на туровецком наречии алкаш.
- Вот придурки, -ласково возмущаясь, говорит Шура, зам. по производству. Для нее они как дети неразумные. Она и зовет их, как детей: Ленка, Даня.
Мы заходим в контору. Шура показывает зарплатную ведомость.
- Смотрите. У нас кто работает, тот нормально получает. Месяц еще не кончился, а у этого пильщика уже 10 тысяч... Правда, у него пятеро детей.
- Так он поэтому и работает...
- Не-а, у нас одни работают, другие вид делают. Вон тот, который Сережа, юморист, даже в лес не ходит. Лень ему. У него стена в квартире сгнила, того гляди упадет. А он уже несколько лет бумажку в сельсовет написать не может, чтобы ее отремонтировали. Бесплатно. Это просто народец такой. Кредиты предлагаем на строительство, выгодные, не берут. Пиломатериалы по дешевке тоже. Говорят: «Это что же, нам самим строиться?» А вы говорите проект, жизнь общественная. Таких разве переделаешь?
Заходим в клуб. Примерно пятнадцать жительниц поселка в основном пенсионерок сидят вокруг накрытого к чаю стола. Ансамбль «Сударушка» в полном составе. Нас тут явно ждали.
Разговор сразу заходит о большой политике: не еврей ли Медведев?
Потом про искусство. Про то, что на деньги проекта им сшили концертные костюмы. Про долгожданные гастроли: сначала по району, затем по области.
- А я, что хотите со мной делайте, в завтрашнем дне уверен. - Говорит баянист ансамбля, широко улыбаясь датскими просроченными пломбами. - Жили по полгода без зарплаты. Ничего, не умерли.
- И мы, и мы, - с профессиональной синхронностью подхватывают туровчанки.
Потом, правда, оказывается, что у одной из уверенных в завтрашнем дне есть квартира в Москве. У другой дети в Вологде и Кронштадте, к себе жить зовут.
- А не проще обеспечить людей жильем и достойной постоянной работой, чтобы отвлечь от пьянства? А уже до лукошек из пластиковых бутылок они сами как-нибудь дойдут? - спрашиваю я Елену Коновалову.
- Мы тоже так думали. Но оказалось, что этот стереотип справедлив не всегда. В Новленском, например, давно открыта в больнице ставка главного врача. Это весьма приличные деньги. Сельсовет специально держит под эту должность трехкомнатную благоустроенную квартиру. Плюс Вологда недалеко. Но никто ехать не хочет. Село вынуждено обходиться услугами фельдшера. Значит, надо что-то еще предложить людям. Почему не лукошко?
Необоримый стереотип
В вологодское лукошко, к слову, верят не все. Даже в самой области. Критики называют пилотные поселения потемкинскими деревнями и считают, что возродить русскую деревню невозможно в принципе.
Фокус-группы, которые социологи проводили, чтобы определить, как деревенские относятся к проблеме пьянства, тоже дают неутешительные результаты. Сами деревенские в большинстве своем считают пьянство препятствием необоримым. Как сломать этот стереотип, чиновники, затеявшие проект, до сих пор не знают. Но уже одно то, что проект запущен, что публично заявлено о «стыдной» проблеме, вызывает уважительное удивление. Что там говорить, вологодская власть сильно рискует, активно копая вглубь деревни. Никаких избирательных активов, по крайней мере в ближайшем будущем, это уж точно не принесет.
Оказалось, что проблема пьянства значительно глубже, чем предполагалось, что она - следствие такой деревенской жизни, которая не учитывает прошлых заслуг, не дает реализоваться в настоящем и не обещает ничего в будущем.
Может, потому буксует и сельская модель демократии, когда сельчанам предложено участвовать в реализации ими же придуманных «точек роста». Например, зампредкомспорта вологодского правительства предлагает соорудить в Туровце каток, говорит, что найдет коньки. Идея поселку нравится. Директор местного спорткомплекса обещал каток сделать. Но выполнять обещание не торопится.
- Они постоянно от нас ускользают, вываливаются, как ужи из корзины, - говорят про крестьян вологодские чиновники. - Редко что предлагают сверх своей текущей деятельности. А проект ведь задуман как инновационный.
Да и сельская интеллигенция часто ведет себя - «и вашим, и нашим». Вологодским начальникам кивают: дескать, будем активничать, а землякам говорят, что проект очередной каприз власти.
Но по проекту или без него в Туровце нынче бум рождаемости: в первый год пилотного проекта родились трое, на следующий - шестеро, в прошедшем - двенадцать.
- И все здоровые, ухоженные, - удовлетворенно сообщает туровецкий доктор. - Главное - их невропатологам не показывать. Они ведь считают, что здоровых детей не бывает в принципе. |
