Смирнов Д. Экспедиции Е.Э Линевой 1901 года в Новгородской губернии (по материалам писем) / Д. Смирнов // Живая старина. – 2011. - № 3. - С. 49-53.

Обширное рукописное наследие Евгении Эдуардовны Линёвой до сих пор остается недостаточно изученным. Между тем многие ее рукописи представляют исключительный интерес. В настоящее время нами подготовлены к публикации письма Линёвой к мужу Александру Логиновичу Линёву, написанные во время двух экспедиций по селам Новгородской 176. летом 1901 г. В сочетании с другими ее работами, посвященными новгородским поездкам [2; З] 1 [Населенные пункты, которые Е. Э. Линёва посетила во время экспедиции 1901 г., ныне входят в состав Вологодской обл.], эти письма дают представление о целях и характере экспедиций, о музыкальных пристрастиях собирательницы.

Одним из основных принципов, которого придерживалась Линёва в составлении своих маршрутов, было стремление получить материал в местах, еще не подверженных влиянию цивилизации. Полученные в результате экспедиций неискаженные песенные варианты должны были стать основой для создания новой музыкально-фольклористической теории о народной музыке. Однако поиск таких вариантов на практике оказался весьма нелегкой задачей. Линёва неоднократно отмечала трудности нахождения действительно «чистых», без наслоений, песен. «Я понимаю, почему бол[ьшая] часть пес[ен], записанных] Пес[енной] Комиссией РГО], плоха – они тоже смешанные. Нужно терпеливо ехать дальше» 2 [ГЦММК, ф. 95, инв. № 1011. В тщательно выполненную В.И. Щипиным публикацию писем Линёвой во время ее поездки по Вологодской губ. в 1902 г. [8] при расшифровке все же вкрались отдельные неточности. В приводимых нами цитатах они исправлены.], – писала Линёва 26 мая 1902 г. мужу во время очередной своей экспедиции.

Сразу отметим, что стремление Линёвой попасть в наиболее труднодоступные места практически себя не оправдывало. Так получалось, что именно здесь в наибольшей степени чувствовалось влияние города.

Тем не менее Линёва систематически собирала сведения о лицах, знающих положение дел в глухих уголках. Об этом свидетельствует ее записная книжка, озаглавленная «Адреса по местностям для поездок» 3 [РО ИРЛИ, разр. 5, кол. № 34, папка № 4, ед. хр. 2.], которая, вероятнее всего, была составлена вскоре после экспедиций в Новгородскую губ. в 1901 г. Книжка содержит, как это явствует из названия, адреса краеведов, собирателей фольклора в уездных городах, священников, учителей и крестьян в селах, к которым можно было обращаться за содействием.

В Москве и Петербурге полезная информация могла быть получена от специалистов-этнографов (к их числу принадлежал бывший секретарь РГО А. В. Григорьев, который настоятельно советовал Линёвой ехать в Новгородскую губ. [2. С. I–И]), а также музыкантов-собирателей старшего поколения, имевших опыт экспедиционной работы. Одним из таких музыкантов был В. П. Прокунин – с ним у Линёвой установились отношения еще с 1890-х гг.

В губернских городах хоть как-то сориентировать Линёву в ее дальнейших поездках по селам могли представители местной администрации, такие как ярославский городской голова, один из учредителей ярославской губернской ученой архивной комиссии Иван Александрович Вахрамеев (1844 – 1908) 4 [Встреча Линёвой с Вахрамеевым состоялась, вероятнее всего, в конце мая 1901 г., когда Линёва направлялась из Костромы в Череповец.].

Вахрамеев предоставил в распоряжение Линёвой адреса священников, проживавших в северных уездах Вологодской и Архангельской губерний: в Верхней Тойме, Кеми, Сольвычегодске, Тотьме, Турчасове на р. Онеге, Черевкове, Шенкурске, Яренске, а также на р. Пинеге и Мезени 5 [РО ИРЛИ, разр. 5, кол. № 34, папка № 4, ед. хр. 2.]. Некоторыми из рекомендаций Вахрамеева Линёвой удалось воспользоваться. Так, в 1902 г. в с. Черевково Сольвычегодского уезда во время экспедиции по Вологодской губ. собирательница встретилась со священником Иоанном Белорусовым и советовалась с ним относительно дальнейшего маршрута своей поездки по р. Устье 6 [РО ИРЛИ, разр. 5, кол. № 34, папка № 4, ед. хр. 2.].

Более детальные сведения могли быть получены от представителей земской интеллигенции. Много полезного для себя Линёва узнала в Череповце от учителя Александровского технического училища Л. В. Афетова. Проживая в доме вдовы адвоката Е. И. Маховой, собирательница познакомилась с выдающимися народными исполнителями – А. Е. Пошехоновой, Г. А. Прохоровым, о которых она впоследствии с теплотой писала в предисловии ко второму выпуску «Великорусских песен». В Белозерске по советам учителей Линёвой был определен в целом дальнейший путь экспедиции и обозначены конкретные села, где имело смысл производить записи.

Впрочем, рекомендации, полученные в уездных городах, как правило, не давали ожидаемых результатов. Не могли помочь Линёвой в ее разысканиях и приходские священники, поскольку они были «удивительно мало знакомы с[о| своей местностью, с людьми и обычаями» 7 [РО ИРЛИ, разр. 5, кол. № 34, папка № 4, ед. хр. 2.]. Знания того же И. Белорусова «об окрестном населении вообще и о р. Устье в частности» оказались очень скудными 8 [РО ИРЛИ, разр. 5, кол. № 34, папка № 4, ед. хр. 2.].

Да и само общение с представителями земской интеллигенции вызывало у Линёвой неудовлетворенность: «Есть что-то обломовское в их советах, какое-то елозание на одном месте. Только когда, справив фонограф, я поехала в деревню и разыскала "песельника" или "песельницу", шла прямо к ним и за чашечкой чайку да за задушевным разговором открывала им цель моей поездки, тогда начиналось настоящее дело» 9 [Письмо Линёвой от 18 июня 1901 г., пароход «Легкий», на Шексне (ГЦММК, ф. 95, инв. № 1026).]. В итоге предпочтение Линёва отдавала общению с самими народными исполнителями: «Лучше всего удается организовать записывание песен не сверху, т.е. через начальство, помещиков, священников и т.д., а снизу, обращаясь к самому источнику, т.е. к самим "песельникам". Только окунувшись в "гущу жизни", идя к крестьянам, как равный, без пренебрежения к их обычаям, их привычкам, собиратель может вполне вникнуть в их жизнь, их интересы, понять их горе и радости; только при уверенности в хорошем отношении крестьянин открывает свою душу в песне, поет с увлечением, и "песня родит песню"» [2. С. XLVII].

Однако и следование советам крестьян не всегда приводило к успеху. Неудача постигла Линёву при записи образцов музыкального фольклора в с. Родники. Ансамбль в Родниках состоял из «древних старух, сморщенных, убогих, с разбитыми, слабыми голосами и какими-то обрывками песен в памяти». К тому же они отказались петь, испугавшись, что в фонографе сидит нечистая сила [2. С. XL – XLI]. В с. Мережино на берегу Чарондского озера 10 [В настоящее время – оз. Воже.], куда направили Линёву, хороших певцов вообще не оказалось. Собравшиеся здесь исполнители были из разных деревень и не могли составить слаженный коллектив [2. С. XLII].

Письма Линёвой к мужу в сочетании с публикациями позволяют не только понять причины, которыми она руководствовалась в составлении маршрутов своих экспедиций, но и достаточно точно установить путь ее следования по Новгородской губ. 25 мая 1901 г. Линёва находилась в Костроме, где в то время жила ее мать А. К. Вогак. Из Костромы через Ярославль и Рыбинск она поехала в Череповец и находилась там с 30 мая по 7 июня включительно.

Отсюда Линёва совершала короткие выезды в близлежащие села. В период с 5 по 6 июня она пешком отправилась в Доронино, где ею были сделаны записи песен и свадебных причетов. «Пишу тебе несколько словечек, а вечером напишу еще письмо и опишу мое первое записывание в дер[евне] Доронино в 12 верстах от Череповца. Но меня тянет дальше. Тут чувствуется еще влияние города, [хотя] многие певцы есть хорошие» 11 [Письмо Линёвой от 7 июня 1901 г., Череповец (ГЦММК, ф. 95, инв. № 998).], – писала Линёва мужу. В поисках старинных песен Линёва двинулась в северном направлении в более отдаленные, глухие места. С 8 по 12 июня она посетила Старую Ергу, Чукшу, Ивановское, Ельнинскую.

Первые разочарования постигли Линёву сразу после отъезда из Череповца. Путешествия «в глубинку» вопреки надеждам не приносили ожидаемых результатов. «Отъехала от Череповца 40 верст, но песен замечательных нет, – писала собирательница 9 июня из Старой Ерги. – Беднота большая, старухи тощие и безголосые, а молодые поют "вертушки", как здесь называют новые песни. <...> Остроты грубые, речь бледная, а прежняя величавая речь, полная образности, исчезает, а с нею и песни. Тяжело и безотрадно! <...> Придется мне двигаться к северу, и затягивается моя работа без толку. Из 7 записанных здесь песен 4 годятся, не больше» 12 [ГЦММК, ф. 95, инв. № 1202.]. 13 июня Линёва отправила письмо из Большой Доры с рисунком маршрута своего путешествия по Череповецкому уезду. Однако там она не записала каких-либо песен.

Следующий выезд был предпринят Линёвой в западном от Череповца направлении в Андогскую волость в деревни Нелазское, Михайлове, Смешково. Но и на этот раз она не была вполне удовлетворена полученными результатами: «Вообще записи только сносны, песни есть хорошие, но щегольских записей нет. <...> Послушай песни дер[евень] Чукши, Ивановского, Ельнинской и Смешкова (80-летн[ие] старцы)» 13 [Письмо Линёвой от 18 июня 1901 г., на пути в Белозерск (ГЦММК, ф. 95, инв. № 1000).].

После 20-дневного пребывания в Череповецком уезде Линёва отправилась в Белозерск, который при первом знакомстве показался ей привлекательным и обещал дать хороший материал 14 [Линёва писала 19 июня 1901 г. из Белозерска: «Сюда я попала очень счастливо – на съезд учителей окрестных. Обратилась к очень милому и живому человеку – инспектору нар[одных] училищ Никифору Ивановичу Ахутину, кот[орый] меня тотчас перезнакомил со многими учителями» (ГЦММК, ф. 95, инв. № 1027).]. Учителя, гостеприимно встретившие Линёву, предоставили в ее распоряжение большое количество сведений о местной народно-песенной традиции. На их основе был выработан план предстоящего путешествия по уезду. В одном из своих писем Линёва даже нарисовала схему маршрута экспедиции (см. рис. 2) 15 [Карта путешествия содержится в письме к мужу, написанном в Белозерске 19 июня 1901 г. (ГЦММК, ф. 95, инв. № 1027).]. Маршрут был достаточно протяженным и охватывал ранее не исследованные труднодоступные окраины Новгородской губ. Путешествие начиналось в южной части Белого озера, дальнейший путь лежал вокруг него по западному и северному побережьям. Затем Линёва планировала двинуться на восток в самые отдаленные части Белозерского и Кирилловского уездов.

Для осуществления замысла поездки требовалось достаточное количество времени: «Я думаю, придется проездить недели три, большею частию на лошадях, а у Чарондского озера и пешком придется. Вещи отправлю в Благовещенское, возьму крайне необходимое и отправлюсь верст 25 взад и вперед. Это пустяки, я уже ходила в Доронино то же расстояние» 16 [Карта путешествия содержится в письме к мужу, написанном в Белозерске 19 июня 1901 г. (ГЦММК, ф. 95, инв. № 1027).].

20 июня Линёва отправилась по юго-западному побережью Белого озера на р. Суду, где «собрала обильную жатву». Интересный материал дали села Артюшино, Перкумс, Сюрьмень. Впрочем, на дальнейшем пути – в деревнях Коменево, Ананьевка, Борисово, Афанасьевская – были записаны уже некоторые из ранее встречавшихся вариантов песен.

Многие из записей Белозерского уезда представляли значительный интерес. Так, в д. Новая Старина Линёва познакомилась с выдающимся народным исполнителем Степаном Китовым. От него был записан один из самых «прихотливых и цветистых» вариантов «Лучинушки», слышанных ею когда-либо. Однако по мере своего дальнейшего движения на север Линёва испытывала все большую неудовлетворенность. В Ломенской и Шольской волостях «стало встречаться много заводов», и «песни пошли "вывернутые", "супротивные"» [2. С. XXXI].

Вскоре Линёва почувствовала полную бесплодность своих усилий по сбору песенных образцов. «Попала в очень несимпатичное место со всеми прелестями фальшивой цивилизации – анилиновыми красками, скверными песнями, гармоникой, пьянством etc., – писала она 30 июня из Шолы.

– Местность, по которой я проехала перед Шолой, населена потомками корелов, финск[ими] плем[енами], и песен там, конечно, не нашлось. Здесь же, в Шоле, меня надули, сказав, что есть 2 очень хорошие песельницы. Задержали меня на целый день, и песни оказались безобразными» 17 [ГЦММК, ф. 95, инв. № 1028.].

К тому же в Белозерском уезде Линёва оказалась в крайне неудобное для собирательской работы время: в разгаре были летние полевые работы, начинался сенокос. Неудачи усугублялись организационными трудностями, связанными с попытками уговорить исполнителей петь. Всё это в конечном итоге вынудило Линёву прервать свое путешествие. После неудовлетворительной записи в д. Шола она решила вернуться домой. На лошадях собирательница доехала до Конева, затем по р. Кема спустилась на лодке до пристани Ковжа на Белом озере и далее пароходом отплыла в Белозерск [2. С. XXXF]. На этом закончилась первая ее экспедиция по Новгородской губ. летом 1901 г.

Вторая экспедиция в Череповецкий и Кирилловский уезды была предпринята Линёвой уже в конце лета – начале осени. Отправной точкой, как и в первый раз, стал Череповец, куда собирательница прибыла 13 августа. Здесь Линёва встретилась со своими хорошими знакомыми – А. Е. Пошехоновой, Г. А. Прохоровым. Вместе с Прохоровым Линёва ездила в Малату, где делала записи.

Кроме того, во второе свое посещение Череповецкого уезда Линёвой удалось осуществить ранее задуманный план – попасть на р. Улому, «кот[орая] славится своими песельницами» 18 [ГЦММК, ф. 95, инв. № 1000.]. 17 августа она отправилась в Хмелино и делала там записи от братьев Семена и Федора Глуховых и Ивана Фабришного. В с. Воротишино она работала с братьями Пудовыми, а также с молодыми исполнителями (от них была записана сатирическая песня «Вавила»).

21 августа Линёва приехала в Кириллов, посетила неподалеку расположенный женский монастырь в Горицах. Спустя два дня она прибыла в Ухтому на восточном берегу Белого озера, откуда через почтовую станцию Кононове на Кирилло-Вытегорском тракте двинулась на Пушозеро и Чарондское озеро – «2 самых захолустных места Новгородской] губ.» 19 [Письмо Линёвой от 23 августа 1901 г., с. Ухтома (ГЦММК, ф. 95, инв. № 1005).].

В Кирилловском уезде Линёва посетила села: Липин Бор, где ею были записаны песни от Лаврентия Дмитриевича Спирина 20[Фамилия исполнителя установлена нами по рукописи Линёвой (РО ИРЛИ, разр. 5, кол. № 34, папка № 4, ед. хр. 2).], Андреевское, Нестерово, Горка, Курицыно, Чаронда, деревни Вережено, Трофимове, с. Петропавловское. 28 августа Линёва приехала в с. Родники, затем предприняла попытку переправиться через Чарондскос озеро. Не попав на восточный берег озера (этому помешал поднявшийся встречный ветер), Линёва отправилась туда в 1902 г., сделав с. Пунема 21 [В просмотренных нами документах Линёвой (ГЦММК, ф. 95, инв. № 1009, 1010, 1012; РО ИРЛИ, разр. 5, кол. 34, собр. Линёвой, папка 4, ед. хр. 2) это село написано как Пунима. Есть все основания утверждать, что речь в данном случае может идти исключительно о волостном селе Пунема. В уже упоминавшейся нами «записной книжке адресов по местностям для поездок» Линёвой встречается имя пунемской учительницы Ольги Николаевны Мурашовой, которая, как удалось установить, была заведующей местной библиотекой, открытой в 1901 г. [6. С. С. 193].] исходным пунктом своей следующей экспедиции по Вологодской губ. 4 сентября 1901 г. Линёва на пароходе «Легкий» возвращалась домой.

Таким образом, в общей сложности Линёва находилась в поездках более 50 дней, проехала по Новгородчине, как она писала, 1500 верст (1000 на лошадях и 500 водою – на пароходе и на лодке) [3. С. 90], охватила исследованиями около 30 населенных пунктов и записала свыше 230 образцов. «Коллекция песен, которую мне удалось записать в некоторых местностях Новгородской губ., представляет большой интерес. Некоторые песни сохранились в такой чистоте и цельности, что могут служить благодарным материалом для дальнейших теоретических выводов об основах народной песни» [2. С. II], – подводила Линёва итоги своих двух поездок 1901 г. по Череповецкому, Белозерскому и Кирилловскому уездам.

Во время своих поездок Линёва записывала песни разных жанров. Однако традиция фиксировалась ею избирательно, при этом она открыто выражала свои симпатии к некоторым наиболее близким ей пластам музыкального фольклора. Запись лирических протяжных песен была главной целью экспедиций Линёвой, хотя, разумеется, ею записывались также свадебные, юмористические, плясовые песни. Линёва противопоставляла «старинную» песню «фабричной»: последней она дала резко отрицательную оценку.

Протяжную песню Линёва называла также «старинной песней», следуя, вероятнее всего, классификации cамих народных исполнителей. Собирательница приводит различные народные названия старинной песни: «досельные, досюдошние, давнишние, дотошные, долгоголосые, строгие, уставные» [3. С. 89]. Народную старинную песню Линёва представляла себе достаточно широко. По се мнению, она включает исторические, семейные, лирические, тюремные, рекрутские и другие песни [3. С. 89]. Таким образом, Линёва вслед за Н. М. Лопатиным, В. В. Прокуниным и А. И. Соболевским сделала попытку составления одной из первых в отечественной музыкальной фольклористике классификаций народной лирики.

Следующим по значимости жанром для Линёвой были причеты и свадебные песни. Их она находила более однообразными в сравнении с протяжными песнями и записывала, несмотря на повсеместное распространение, «только когда не находила песен более интересных в музыкальном отношении» [3. С. 87]. Тем не менее многие из ее записей представляют значительный интерес. В д. Сюрьмень от Марьи Климовой и в д. Перкумс от Матрены-причитальщицы, славившейся удивительной памятью, Линёва записала свадебные плачи. В д. Артюшино в 10 верстах от Белозерска от Натальи Почкарёвой и группы девушек ею было записано групповое свадебное голошение «Реченька» 22[ФА ИРЛИ, кол. Лицевой, ФВ 2518.01, кол. 067F, № 230.]. Свадебные песни продолжали интересовать Линеву и во время следующей ее поездки, уже по Вологодской губ. 23 [ГЦММК, ф. 95, инв. № 1009.]. Всего в экспедиции 1901 г. она записала в общей сложности свыше 40 образцов, которые собиралась издать в виде самостоятельного сборника 12. С. XXIX].

В гораздо меньшей степени Линеву интересовали былины. В своих поездках по Северу она несколько раз предпринимала попытки записать былины. «Думала, рыбаки не знают ли былин, – писала Линёва мужу 23 августа из с. Ухтома на берегу Белого озера, – но и этого нет. Вообще, пока плохо идет. Вся надежда на Пушозеро, куда приедем завтра. По дороге в Липином Бору, тоже на берегу Бел [ого] озера порасспрошу про былины» 24 [ГЦММК, ф. 95, инв. № 1005.]. В следующем письме собирательница высказала намерение отправиться в Лужитскую волость, «где есть очень хороший певец и сказитель», который «знает былины» 25 [Письмо Лицевой от 24 августа 1901, почт. ст. Кононове (ГЦММК, ф. 95, инв. № 1006).]. Неудача постигла Линеву в Муньге, где она разминулась со сказителем, который уехал на охоту ко времени ее приезда 26 [Письмо Линёвой от 4 сентября 1901, пароход «Легкий» между Кирилловым и Череповцом (ГЦММК, ф. 95, инв. № 1008).].

Былин Линёва так и не записала ни во время поездки по Череповецкому, Белозерскому и Кирилловскому уездам в 1901 г., ни в путешествии по Северной Двине и Устье. Впрочем, она и не прилагала особых усилий для поисков сказителей. В письмах Линёва недвусмысленно заявляла о своем несколько прохладном отношении к собиранию эпических образцов. «Былин я боюсь, их страшно долго записывать, а музыкальный интерес песен для меня ближе» 27 [ГЦММК, ф. 95, инв. № 1005.], – писала она из Ухтомы. «Былин не удалось записать. <...> Да, по правде говоря, меня больше интересует музыкальная сторона песни, кое-что есть интересное» 28[ГЦММК, ф. 95, инв. № 1008.], – сообщала Линёва, возвращавшаяся домой на пароходе.

Результатом равнодушия к былинам стало в корне неверное утверждение Линёвой о полной утрате эпической традиции в Новгородской губ. [3. С. 91]. Последующие экспедиционные открытия опровергли эту точку зрения. Данные об относительно хорошей сохранности эпоса на Новгородчине были представлены братьями Б. и Ю. Соколовыми, совершившими, как известно, в 1908 – 1909 гг. экспедиции в Белозерский и Кирилловский уезды.

На одном из последних мест по значимости у Линёвой стояла народная инструментальная традиция, образцы которой во время экспедиций она фиксировала крайне редко. К числу единичных примеров относится нотация ею пастушьего наигрыша, сделанная в Старой Ерге [2. С. XVI – XVII]. Интерес представляет запись плясовой песни «Как у нашего соседа» в с. Андреевское от Игнатия Тимофеевича, который аккомпанировал себе на деревянных ложках.

Несколько негативная оценка Линёвой этого исполнения (собирательница рассматривала его скорее как цирковой трюк, нежели явление художественного творчества 29[«Он держал в руках четыре деревянные ложки, очень ловко перебирал их пальцами и стукал ложкой об ложку, так что получалось впечатление кастаньет. Аккомпанемент производил, впрочем, скорее впечатление ловкого фокуса, чем музыкального дополнения к песне. Тимофей заканчивал каждое колено песни ритмическим выстукиванием на ложках» [2. С. XXVIII].]) ярко характеризует ее эстетические установки, сформулированные в полемической статье «Жива ли народная песня» (1903). В ней Линёва писала об отсутствии художественных достоинств в частушке, которая, как и старая прибаутка, «поется на двух-трех нотах, на очень однообразный мотив с аккомпанементом балалайки или другого несложного инструмента, в смысле музыкальном – "топчется на одном месте"» [7. С. 254].

В некоторых случаях собирательница вообще проходила мимо мощнейших пластов народной инструментальной музыки. Например, в Воронежской губ., как показали наши экспедиции «по следам Линёвой», она полностью проигнорировала широко развитую здесь традицию исполнения на рояльной гармонике. В 1994 г. в Верхне-Хавском районе Воронежской области нами был обнаружен некогда богатейший очаг игры на рояльной гармонике. Встретившиеся нам инструменты были изготовлены местными мастерами в конце XIX в. и имели диатонический и хроматический строй правой клавиатуры. Исполнителями были как мужчины, так и женщины, в их обширном репертуаре преобладали плясовые наигрыши. Индивидуальность стиля каждого музыканта, мастерство, масштабность произведений, развернутая многоярусная полифоническая фактура – все это позволяет отнести местную инструментальную традицию к разряду крайне интересных явлений русской народной музыкальной культуры.

Улучшение качества звукозаписи составляло важнейшую прикладную задачу экспедиции по Новгородской губ. Работа в этом направлении велась Е. Э. и А. Л. Линёвыми с конца XIX в. О том, что Линёва во время своего путешествия продолжала работать в полевых условиях над улучшением качества звучания, свидетельствуют многие из ее писем. Так, для охвата фонографом большего динамического диапазона собирательница предлагала использовать неоднократно упоминаемые ею в письмах черные трубки, которые, по всей вероятности, не были предназначены для записывания звука: «Сегодня записывала причитание одной старухи, но вышло очень тихо, у нее слабый голос, тогда я стала изобретать способы записывать слабые голоса сказителей и причитальщиц и, кажется, добилась. Попробовала петь через черную трубку вместо рупора, и выходит очень ясно, ни один звук не пропадает» 30 [Письмо Линёвой от 3 июня 1901 г., Череповец (ГЦММК, ф. 95, инв. № 997).].

Совершенствование звукозаписи преследовало и другую цель – обеспечить высокое качество фиксирования народного многоголосия (в 1901 г., как и во время своей первой фонографической экспедиции, Линёва «всюду искала хоров или пения "артелью"» [3. С. 87]). В исследовательской литературе встречаются упоминания о «развилине», соединяющей три раструба фонографа вместе, что давало возможность «уравновесить звук и записать сразу значительно большее число певцов» [1. С. 48]. Указания на необходимость модернизации фонографа с целью лучшего выявления линий хоровой фактуры содержатся также в одном из отчетов Этнографического отдела ИОЛЕАиЭ: Предлагалось использовать «такие фонографы, которые бы удовлетворяли идее свободного разъединения отдельных голосов в хоровой гармонизации» путем записывания «двух голосов с особой для каждого фонограммой» [5. С. 381].

Рисунок Линёвой в одном из писем свидетельствует о применении ею описанных в литературе приемов в условиях экспедиции. «Может быть, их [черные трубки] удобно употреблять при записывании вместо рупоров? Треска почти не получается. Их бы можно соединять для трех голосов так» 31 [ГЦММК, ф. 95, инв. № 1030]. Способ записывания песен при помощи нескольких раструбов, объединенных в единую систему, дал хорошие результаты и неоднократно применялся Линёвой на протяжении всей поездки: «Мой маленький фонограф работает теперь хорошо с 2-мя и 3-мя рупорами, некоторые записи очень хороши, ясны и подголоски и слова» (13 июня, Большая Дора) 32 [ГЦММК, ф. 95, инв. № 1025.]; «Записываю в 2 и 3 рупора. В рупора поют охотнее, чем в черные трубки – часто попадают мимо» (18 июня, на пути в Белозерск) 33 [ГЦММК, ф. 95, инв. № 1000.]; «Положительно 3 голоса перед 3-мя рупорами дают самые лучшие результаты. Как только прибавляется 4-ый, так получается дребезжанье, пот[ому] что голос попадает не в центр» (28 августа, с. Родники) 34 [ГЦММК, ф. 95, инв. № 1007.].

Таким образом, Линёва не только впервые в России зафиксировала подлинное народное многоголосие, но и пыталась решить проблему более полного и адекватного отражения особенностей полифонической хоровой фактуры в нотациях. В конечном итоге данная линия приведет к широкому внедрению многомикрофонной записи в практику собирательской работы.

Подготовленные нами к публикации письма Линёвой к мужу приоткрывают новые неизвестные ранее подробности ее путешествий по селам Новгородской губ. В сочетании с другими документами они свидетельствуют о намерениях собирательницы осуществить еще несколько выездов на Русский Север. Прямым продолжением новгородских поездок Линёвой стала экспедиция на р. Устью в 1902 г., которую она была вынуждена завершить в с. Шангалы, исчерпав взятый с собой запас фонографических валиков 35 [«Поедем на Вельск, а там на Архангельскую] железную] дорогу, если запишем здесь все 100 валиков», – писала Линёва мужу 30 мая 1902 из с. Лихачево (ГЦММК, ф. 95, инв. № 1012) Всего в экспедиции 1902 г. Линёвой, по нашим подсчетам, было записано около 80 образцов (РО ИРЛИ, разр. 5, кол. Линёвой, кол. № 34, папка № 6; ФА ИРЛИ, кол. Линёвой, ФВ 2518.01, кол. 067F; ГЦММК, ф. 95, инв. № 1009-1012).]. В следующем, 1903 году Линёва хотела отправиться на Мезень 36[«Нужно бы попасть на Мезень, где поются многоголосные былины, да времени возьмет чересчур много. Отложу до след[ующего] лета. Записали маршрут от одного обывателя» (ГЦММК, ф. 95, инв. № 1012).]. Однако ее замыслы по изучению северной народно-песенной традиции не получили продолжения. Вместо этого собирательница поехала на Украину, в Полтавскую и Екатеринославскую губернии. Результатом ее экспедиции стала публикация, положившая начало широкомасштабному изучению украинской народной музыки, предпринятому Музыкально-этнографической комиссией уже в начале 1910 г.

Литература

1. Канн-Новикова Е. И. Собирательница русских народных песен Евгения Линёва. М., 1952.
2. Линёва Е.Э. Великорусские песни в народной гармонизации. Вып. 2. СПб., 1909.
3. Линёва Е.Э. Деревенские песни и певцы // ЭО. 1903. № 1. С. 78-97.
4. Линёва Е.Э. Опыт записи фонографом украинских народных песен // Труды музыкально-этнографической комиссии. Т. 1. М., 1906. С. 219–268.
5. Отчет о деятельности Этнографического отдела ИОЛЕАиЭ И состоящей при нем музыкально-этнографической комиссии за 1912–1913 год//ЭО. 1912. № 3-4.
6. Памятная книжка Новгородской губернии за 1909 год. Новгород, 1909.
7. Русская мысль о музыкальном фольклоре: Материалы и документы / Сост. П.А. Вульфиус. М., 1979.
8. Щипин В.И. По следам экспедиции Е.Э. Линёвой на Устью //ЖС. 2010. № 1. С. 55–57.

Сокращения

ГЦММК – Гос. центральный музей музыкальной культуры им. М.И. Глинки
ИОЛЕАиЭ – Императорское Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии
РГО – Русское географическое общество
РО ИРЛИ – Рукописный отдел Ин-та русской литературы (Пушкинский Дом) РАН
ЭО – Этнографическое обозрение
ФА ИРЛИ – Фонограммархив Ин-та русской литературы (Пушкинский Дом) РАН

ВОЛОГОДСКАЯ ОБЛАСТЬ В ОБЩЕРОССИЙСКОЙ ПЕЧАТИ