разницу в стрелковом мастерстве, удуэльных револьверов сби
вались мушки, а при поединке на шашках дуэль прерывалась
после первой крови, «ибо дальнейший бой ставит нераненого
настолько в неравные условия, что продолжать бой было бы
для рыцаря постановлением себя в неудобное положение как
джентльмена».
Кутепов запретил даже употребление бранных слов, на ко
торые богат русский язык. Может быть, данный запрет и одно
временное разрешение дуэлей были чем-то романтическим и
свидетельствовали о непонимании реальности? Просто реаль
ностей было несколько. Самая главная, объединяющая боль
шинство, была такова, что кутеповское управление ей не про
тиворечило.
Эта тяга к очищению, обновлению бросалась в глаза.
Особое внимание уделялось детям, которых в Галлиполи
было 224 человека, из них 90 мальчиков-сирот, которых взяли
на воспитание воинские части, а затем поместили их в создан
ный для них интернат. Была создана гимназия, носившая имя
генерала Врангеля.
Акак было сохранить внешний вид офицеров и рядовых, ес
ли их форма истрепалась и быстро становилась рваными обно
сками?
Сначала Кутепов потребовал, чтобы все сохранили погоны
и кокарды, а кто не имел —тому разрешалось обозначить их
химическим карандашом. Как говорилось в одном стихотворе
нии Ивана Савина, «с чернильной звездочкой на сломанном
плече».
Замену износившимся френчам нашли в перекрашенных
пижамах, а затем —в однообразных белых рубахах из бязи, ко
торая была вывезена из Крыма. Постепенно восстановили тра
диционную воинскую форму.
На охрану города и лагеря выделялись воинские караулы.
Передвижение по городу разрешалось только с 7 до 19 часов,
каждый прибывший в Галлиполи из палаточного лагеря дол
жен был иметь увольнительную.
«Никогда я так сильно не ощущал, как в этом лагере, — го
ворил Шульгин, —что не единым хлебом жив человек. В пер
вый раз вжизни я почувствовал, что мы, писатели, — “предмет
первой необходимости”. Люди просто умоляют дать им газет,
книг. Книг —каких угодно, но больше всего хотели бы класси
ков: иметь в руках томик Пушкина или Лермонтова было бы
счастьем для них. Трогательно смотреть на эту вдруг вспыхнув
шую в людях жажду культуры, страстное желание не опустить
ся до животной жизни. Характерно также то, что произошло
необычайное обострение национального чувства. Казалось бы,
210
