простенький вальс, под который влюблялись на гимназичес
ких балах, писали милые смешные записки. Я остановился...
Какие-то чужие звуки мешали музыке. У ворот соседнего до
ма, прислонившись к стене, плакал рослый юноша, плакал на
ивно, по-детски, с громким всхлипыванием...
—Что с вами?
—Так... Вспомнилось...
Донес память о схороненной юности до грязной Галатской
лестницы и отслужил панихиду под вальс “Ожидание”.
...Это смешно, это невероятно, но вот из этих швейцаров,
пекарей, продавцов газет, из всех этих сумевших кусаться, ца
рапаться, но не сдаваться, вырастает грядущая родина.
Когда они сойдут с кораблей, перед ними преклонятся зна
мена...
Искупившие смертью и страданием вольные и невольные
грехи свои, мы придем строить.
Эльпе».
Но не сбылось.
И никогда не было преклоненных знамен. Ни через год, ни
через двадцать лет, ни через семьдесят пять. В Гражданской
войне не бывает преклоненных знамен.
После ухода белых в Крыму не было жизни оставшимся
врангелевцам. Объявили регистрацию офицеров на Дворян
ской улице в Симферополе, в здании цирка в Севастополе, и
пришедших брали и расстреливали в Петряевской балке и на
еврейском кладбище. Руководили террором пламенные рево
люционеры Бела Кун и Розалия Землячка. Кун опубликовал
заявление: «Троцкий сказал, что не приедет в Крым до тех пор,
пока хоть один контрреволюционер останется в Крыму; Крым —
это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не вы
скочит, а так как Крым отстал на три года в своем революци
онном движении, то быстро подвинем его к общему револю
ционному уровню России...»
Троцкий же прислал командующему Южным фронтом
М. В. Фрунзе телеграмму, в которой, в частности, говорилось:
«Попробуйте ввести в заблуждение противника через агентов,
сообщив ту переписку, из которой вытекало бы, что ликвида
ция отменена или перенесена на другой срок»101.
По данным Особого отдела Южного фронта, в Крыму оста
лось до 10 тысяч офицеров, не пожелавших покидать страну.
Почти все они погибли. Обреченных расстреливали пулеме
тами, рубили шашками, топили в море, мозжили головы кам
нями, хоронили полуживыми. Стон и ужас стояли над полу
208
