их и склонить его на свою сторону. В положении, подобном
нашему, невозможно повелевать, а должно уговаривать, согла
шать и уважать мнение каждого; почему мы приняли совет
матросов наших и сказали Алексею, что отнюдь нет у нас ни
какого намерения уйти, разве летом об этом подумаем, а меж
ду тем стали спрашивать его мнения, как бы это лучше сделать
и в какое время.
Теперь оставалась нам только забота, как поступить с Му
ром: нельзя ли его также как-нибудь уверить, чтобы он нас не
подозревал в таком замысле? На сей конец я и Хлебников со
гласились открыть ему, что мы намерены уйти и его приглаша
ем с собою, сказать, однако ж, что не прежде думаем покусить
ся на это, как по приезде нового губернатора, когда уже узна
ем содержание присланной Хвостовым бумаги и увидим, как
новый буниос будет к нам расположен и что он нам скажет.
На это Мур сказал нам, что судьба его решена: какие бы
новости буниос нам ни привез, он не уйдет, решаясь ос
таться в Японии. Мы, к удовольствию нашему, в первые два
дня приметили, что хитрость наша удалась: Мур совершенно
успокоился и перестал за нами примечать.
Наконец, пришло и 20 апреля; скоро должно было на
ступить время, когда мы могли ожидать прибытия наших су
дов, полагая, что «Диана» ушла на зиму из Охотска на Кам
чатку, а удобного случая отбиться и завладеть лодкой мы не
находили, да и по всему казалось, что никогда не найдем.
Между тем неосторожность наших матросов, а может быть,
отчасти и наша собственная, возбудила опять подозрение в
Муре, и он стал посматривать на нас косо. Делать было нече
го, и мы вывели следующее заключение: берега Мацмая усе
яны селениями, большими и малыми; при всяком из них
множество судов и людей. Итак, невозможно, чтобы везде
мог быть строгий и крепкий караул; впрочем, в небольших
рыбацких шалашах можем употребить и силу (а смелому Бог
помогает), и потому решились уйти в горы.
Апреля 23-го нас водили гулять за город. Мы предложили
японцам, под видом любопытства, пойти посмотреть храм,
[ 347]
