Я прежде упоминал, что японцы согласились матросов
держать с нами по очереди, почему еще 31 августа Васильева
перевели к Муру, а Шкаева посадили одного; 23 же сентября
Макарова, содержавшегося со мною, сменили Шкаевым. От
него узнал я две новости. Первая —что японцы ошибкою да
ли Симонову большой складной нож. И вот каким образом.
Он имел у себя в кармане в фуфайке матросский ножик, при
вязанный к петле фуфайки на ремне, что матросы обыкно
венно делают, чтоб не потерять ножа, когда лазят на мачты.
Фуфайка его лежала в шлюпке, когда нас захватили, и ныне,
при раздаче платья, отдана ему без осмотра, хотя ремень
был весь на виду.
Нам крайне удивительно показалось, каким образом лю
бопытные и осторожные японцы пропустили это без замеча
ния и не сняли ремня, особенно, когда мы видели, что они
осторожность свою в рассуждении нас простирали столь да
леко, что не давали нам ножниц для обрезывания ногтей, и
мы должны были просовывать руки сквозь решетку, где кара
ульные обрезывали нам ногти; даже иголок не вверяли нам,
но работникам приказывали чинить наше платье.
Ножу этому я чрезвычайно обрадовался, в надежде, что
со временем он может быть нам полезен, и при первом
случае дал Симонову знать, чтоб он берег его как глаз, а если
японцы спросят, зачем был у фуфайки ремень, то сказал бы,
что к нему привязывается шляпа, чтоб ее не унесло ветром.
Другая же новость Шкаева состояла в том, что карауль
ные разговаривали что-то о нашем отправлении в Мацмай и
что прежние наши носилки принесены уже на двор. Весть
эту на другой же день поутру подтвердили сами японские чи
новники, объявив нам формально, чтоб мы готовились в до
рогу. Вечером дали каждому из нас по одному бумажному лаки
рованному плащу, по соломенной шляпе с круглыми полями,
по одной паре японских чулок и по паре соломенных лапот
ков, какие японцы носят в дороге.
С рассветом 27-го числа начали собираться. Поутру при
ходили к нам разные городские чиновники прощаться. Все де
лали это церемониально: подойдя к каморке каждого из нас,
[
289
]
