команд, молотьба матросских каблуков и рев океана. Но по
мимо этого им услышалось, что с сотнями голосов воющей
бури переплетались чьи-то жуткие стоны. И откуда-то —из
небес иль из пучины —рвалась богомерзкая какофония хао
са, что набирала силу, готовая поглотить все мольбы о поща
де. Оба подумали о своем, заторопились наложить крест.
Вспомнились: и пылающий дом в косматом пламени, и угрю
мый склеп на погосте, шептавшийся голосами нелюдей...
Глава 4
Камбуз на ключ хоть и не запирался, однако запахом щей и
каши нынче не дразнил. Судовой кок Шилов с привязавшим
ся к нему Данькой вскрывали консервы, пластали острючим
ножом копченую ветчину и, посыпав ее соленым укропом,
персонили по медным тарелкам.
Шилову то и дело приходилось «резонить» мальца и сдер
живать его суету в раскладке «того-сего» по мискам. Данька
дулся на кока: бешеный галоп ему был больше по вкусу, чем
«ровный ход» серьезного Тихона. Но бойчее, особливо по та
кой погоде, кулинарить было опасно: «Поспешишь лишку...
глядишь, а пальца и нет... Так-то, брат-кобылка, помедленней
скачи».
А вообще-то, Тихон не мог нарадоваться на юнгу. Сердце
бывалого моряка оттаивало при виде этого чертенка с копной
волос, не признававших гребень, и цепкими пальцами, со
зданными Богом, чтобы хвататься за выбленки1вант и дер
гать узлы, спуская на волю шумные паруса. Смышленый,
востроглазый, привыкший с малолетства к работе, он ко все
му прочему еще и слух имел, как у ночной птицы, что не раз
выручало туговатого на ухо кока. Случалось, Тихон давал се
бе слабинку «подавить на массу» под теплым бушлатиком, —
сказывались лета, да и поясничная боль, нылая, гнетучая; ва
лила она его на провиантские ящики, —и тогда спасательным
кругом был Данька, успевавший и за печкой догляд иметь, и
Тихону свистнуть: «Атас! Ботфорты идут!»
1 Веревочные перемычки между вантами, образующие своего рода
веревочную лестницу для подъема на мачту.
450
