бо от недогляду рулевых тяжелый шлюп бросится к ветру и
разломает все вещи на палубе. В дрейфе же оставаться мы не
жетали, жаль было терять попутного ветру и драгоценного
для Отечества времени, а посему, памятуя и принимая все
возможные осторожности, шли с величайшей скоростью...
Лишь днем позже смягчившийся ветер и волнение избавили
нас от крепкого страху...
...Вторые сутки плывем наудачу в гиблом тумане, не зная
куда. Компас барахлит, крутится бесом, ровно им управляет
перст Сатаны.
...Благословим Христа Спасителя и ставим свечи Николе
Чудотворцу: ветер утих, туман отступил неприметным обра
зом. Ночь на тридцатое число была прекраснейшая, коей мы
давно не чаяли лицезреть: на небе не было ни единого облака,
луна и полчища звезд сияли в полном параде и блеске. Уме
ренный ветер от норд-вест дул до самого рассвета...
...Снова небо что мокрый лоскут... Счастье: водки и черно
го рому на борт взято множество. Матросская норма хоронит
от смуты... Избави Бог!
...Ужасное известие: поднятая на борт скотина пала от не
известного мора... матросы ропщут меж собой, что сие чей-то
умысел, щурят глаз на нелюдимого Шульца... и шепчутся, де
скать, не обошлось тут без колдовства...»
Андрей замычал во сне, мучительно разлепил веки: фрегат
дюже шибало волной. По ковру наперегонки перекатывались
кружки, гусиные перья и еще какая-то мелочь. Расставив но
ги и держась одной рукой за кудрявый багет переборки, он
захлопнул журнал, стянул сапоги и плюхнулся на кровать.
Глава 2
— Вашескобродие! Андрей Сергеевич, извольте вставать,
голубь! Штормит! —Палыч наступчиво лихорадил плечо ка
питана. Пустое. Барин —из пушки пали —спал как убитый.
Однако денщик взад-пятки не пускался. Знал, что, если
спасует в этом рвении, попятится раком, шишек ему -«апос
ля» не сосчитать. Оттого и насел на его благородие, аки тата
рин на Козельск.
— Пшел вон, ирод! —зло буркнуло из-под одеяла.
439
