|
Сергей Корчнев из Вологды стал одним из
победителей престижной национальной литературной премии, получив диплом
серебряного лауреата международного конкурса «Золотое перо Руси»;
Всего в конкурсе 2019 года приняли участие свыше 30 тысяч представителей из
70 стран мира. За 14 лет истории «Золотого пера Руси», среди партнеров
которого Государственная Дума РФ, Совет Федерации РФ, Общественная палата
Президента РФ, Сергей Корчнев стал первым лауреатом из Вологодской области.
Он родился, живет и работает в Вологде. Первое участие в литературных
конкурсах принял в 2017 году, став лауреатом первой региональной
литературной премии «В начале было слово» в номинации «Поэзия». В 2019-м -
серебряным лауреатом «Золотого пера Руси» за стихотворение «Оборванные
веревки» из цикла городской лирики «Кинотеатр «Родина».
Примечательно, что стихотворение, за которое Сергей Корчнев получил награду
«Золотое перо Руси», создано в рамках литературного конкурса ЛИнтО
«Брусника», где с недавних пор он исполняет обязанности старшего группы
критиков. Сергей не планирует останавливаться на достигнутом и готов
оказывать посильную помощь в становлении начинающих авторов, прежде всего
авторов «Брусники», среди которых немало и вологжан.
Церемония награждения победителей «Золотое перо Руси» 2019 года пройдет в
Центральном доме литераторов в Москве, метро Баррикадная, ул. Большая
Никитская, д. 53,25 октября 2019 г., начало в 11.00.
Координатор ЛИнтО «Брусника» Алексей МУРАТОВ.
Оборванные веревки,
туды-растуды качель,
был двор, а теперь задворки,
был чейный, теперь - ничей.
Двор зарастает, тает
в крапиве и резеде,
вроде бы процветает,
да только цветы - не те.
Дом смотрит на двор впукло
и выпукло - на проспект.
Там свет, здесь - нога от куклы
и ржавый велосипед.
Он очень похож на Колькин
«Орленок» или «Салют»,
но Кольки уж нет сколько,
а велосипед - тут.
Такая, но все же память!
А от иных, хоть кричи –
нога, не совсем прямая и битые кирпичи.
Росли во дворе люди,
ждали счастье в окно
и думали: Вот, будет!
Но что-то не шло оно.
А вечно пьяная Катька
срывала, ей все нипочем,
крапиву в подол платья
и всех угощала борщом.
Сосед ее, дядя Леша,
по совместительству муж,
клеил для нас галоши,
любителям грязных луж.
Все вместе: и в дни застолья,
и в горе от чьей-то беды –
архангелы зазаборья
и ангелы резеды.
Им было легко и просто,
и жили, и вроде - нет.
Счастье, что нет вопросов.
Счастье, что есть ответ.
Да только веревки тонки.
Я часто вижу во сне,
как крутит педали Колька
и улыбается мне.
А где-то там, по проспекту,
всю жизнь нарезает круги
кукла, может быть, Света,
и, может быть, без ноги...
ПО ФРЕЙДУ
Снег сугробил всю ночь, заметая дворы,
укрывая собак и котов вензеля.
Снег - дневная забава святой детворы
и ночная обуза планеты Земля,
неподъемная тяжесть совковых лопат,
наказание дворников и ЖКХ.
Он мешает спешить тем,
кто утром спешат,
помогая лишь мне, оседая в стихах.
Я смотрю в пять утра на засыпанный двор,
партизански дымлю в приоткрытом окне,
вижу: дворник-узбек загребает узор
неизвестных следов и фонарных огней.
А в его Бухаре утром лепят манты,
провожают детей в медресе на урок.
Кто-то смотрит в окно, как адепт чистоты,
дворник Прохор Петров подметает песок:
- Эк насыпало тут! Все метет и метет,
наказание дворников и ЖКХ,
он мешает идти тем, кто в жизни идет,
кто хотел бы зимы, а дождался песка!
И не мог я понять, что навеяло мне:
Бухару и манты, и мангал с шашлыком.
То ли дым сигарет, то ли этот узбек,
посыпавший мой двор
неузбекским песком.
* * *
Шажок по лестнице - свободен крест.
Мир не изменится от смены мест.
Так тянет к женщине.
Еще шажок.
Здесь будут трещины, а здесь - ожог.
Болты закручены. Последний шаг.
Все будет к лучшему! Тик-так ...
Просторы дикие, ковыль да степь.
Успеть, родимые, начать да спеть.
Сейчас завертятся Восток и солнце,
Мир не изменится - перевернется!
Всего сто восемь минут орбиты.
Ну, где Ты, Отче?
Мы квиты, квиты!
За три минуты - три атмосферы.
Он не заметил, что тучи - серы.
Цвели тюльпаны на Тюратаме.
На всей планете - апрель да ветер...
Все будут рады, когда вернется,
Ему награда - Восток и солнце.
И люди стали на день счастливей.
Мы не кричали: Вперед, Россия!
Лучи топили последний снег,
Мы говорили: Там - Человек!
Былой нирваны забыто счастье. Границы, страны, погоны, части. Зашторен свет
- так кому-то надо, и человек стал других масштабов. Затерты буквы
клавиатуры:
«Так не хватает нам снова Юры!»
АУЖИ
Я хожу по небу, облакам и солнцу,
Так легко и просто, крыльев мне не нужно.
Я глубины знаю, обхожусь без лоций.
Небо - под ногами, обожаю лужи!
В лужах самолеты протыкают листья,
Птицам не мешает брошенный окурок,
Только все исчезнет в мокром закулисье.
На зеркальной сцене -
жизнь в миниатюре.
Не испачкав ноги, не пройдешь по небу,
Не изведав горя, не получишь счастья.
Мир без луж не может
быть единым целым –
Лужи в мире служат непременной частью.
МОСКВА - ВЛАДИВОСТОК
Ну что? Встречай, иже еси!
Москва - Владивосток.
Подали чай, а я просил
для храбрости, грамм сто.
Расшторю синее окно –
сплошные валуны,
необычайной белизны
заоблачное дно.
Больших камней восточный сад
и солнце в кимоно.
Настало время собирать,
что разбросал давно.
В пределах сотен Антарктид
лишь сотня человек,
своими снами бороздит
вниз не упавший снег.
При быстрой смене поясов
сливаются сердца
в неразделимое кольцо
начала и конца.
И дух захватывает аж,
когда посмотришь вниз.
Мы все - единый организм,
зажатый в фюзеляж.
Внутри зажатый и извне,
в своей родной стране.
Скажи мне, иже херувим,
куда летим?
ХАБАНЕРА
«А у любви, как у пташки крылья» - хрипел подвыпивший матрос.
Забаритоненный склероз
измучил пташью эскадрилью.
Экскурсионный теплоход,
казалось, гнулся в поворотах,
но несгибаемое что-то
спрямляло узкий поворот.
У жизнью вытертых перил
Старик курил, и пепел
стряхивая в воду,
он представлял, что это - годы
плывут по муторной реке
и исчезают вдалеке.
Вечерний плес и старый бакен.
Ему вдруг берег стал понятен:
заросший густо ивняком,
и не знаком был и знаком.
Вон там - был домик у реки,
в нем было все, пусть понемножку,
а там - копали сорняки
в бесплодных поисках картошки.
Отец, согнувшись от забот,
тащил семью и огород.
В расцвете выцветшая мать,
старалась быть ему под стать.
А там - жила его любовь...
и он затягивался вновь.
Не сберегли. На самом деле,
не захотели, но могли.
Вот потому и разлетелись,
что были крылья у любви.
Здесь, кто остался - все вросли
в забытый краешек земли.
Лишь раскрестованный погост
разросся в память об истоках,
да две березы одиноких
из дальней юности репост.
Звездой запущенный хабарь
попал в плывущую фанеру.
Стекала с неба киноварь
на Беломор, под Хабанеру.
КИНОТЕАТР «РОДИНА»
Клочьями небо, как рваный армяк -
дождь обещали, вроде.
На остановке затертый аншлаг:
«Кинотеатр «Родина».
Первые капли, а я - без зонта,
на улице Чернышевского.
Дождь начинается, как всегда -
с движения человеческого.
Кто-то еще успевает в толпу,
под козырек остановочный,
мне не втолкнуться и я бегу
к зданию заколоченному.
- Спасибо, дружище, спас от дождя,
вон как рванул тоннами!
А ты торжественно так, меня:
широким крыльцом с колоннами!
Вода барабанит в пустой стакан,
брошенный на ступеньки, пластмассовый.
Бро-шен-ный - капает по слогам,
«покупаю билет», в кассе.
Дождь - по пятам, в приоткрытую дверь
я прохожу осторожно.
Помню: вон там, оставлял портфель
и бежал наверх - за мороженым.
- Серега! И мне прихвати Ледок,
за пятачок, клубничный!
А наверху, такой потолок!
С балкона смотрю на приличных
людей, выгуливающих костюм,
единственный, модный, кримпленовый.
Скоро каникулы и июнь!
Вот бы в кино, ежедневно!
Вот бы попасть хоть раз за экран,
туда, где все так прекрасно!
Но нет конца этим серым дням,
подкрашенным только красным.
И чтобы отвлечь людей от тоски,
живем, мол, как люди вроде бы,
в серость ляпнули красоты,
с названием милым - «Родина».
Лепнина, люстры, хрусталь - не хрусталь,
и позолота липовая,
и здоровенные зеркала -
страна ведь у нас великая!
И забывались в придуманном мире,
пусть хоть на час, пусть временно:
ершики для бутылок из-под кефира,
молочные пакеты «трехмерные»,
и помидоры, вечно незрелые,
и на работе - взмыленный,
и брови из ящика чёоно-белого,
с пластинкой своей запиленной.
Канули в Лету: и временем меченые,
и распродажи похмельные,
но держат своды колонны вечные,
только трещат от времени.
«Родина» в Родине - словно изгой,
как ни за что пострадавший
стоит, а вокруг суматошится рой
купивших тебя и продавших!
Закончился дождь, я сквозь мусор
и хлам, не вляпаться бы во что-нибудь,
спешу к «впустившим в себя»,
дверям. Во что превратили, Родину?
Стихи Сергея КОРЧНЕВА.
|
