Я взял у одного из них фитиль, чтоб посмотреть его, и
когда стал ему отдавать, изъявляя знаками вопрос, можно ли
мне от него немного отрезать, они мне тотчас предложили
весь моток.
Начальник их, видя, что мне хотелось посмотреть их став
ку, тотчас повел меня туда. Она состояла из весьма длинной,
невысокой, крытой соломенными или травяными матами па
латки, разгороженной поперек на многие отделения. В каждое
из них вход был особенный с южной стороны; окон не было, а
свет проходил дверьми. Его отделение находилось на восточ
ном краю; пол в нем устлан чистыми матами, на которые мы се
ли, поджав ноги, как портные. В середине поставили большую
жаровню и принесли ящик в чехле из медвежьей кожи,
шерстью наружу. Начальник положил две свои сабли в сторону
и стал снимать кушак. Приметив, что он собирается угощать
нас не на шутку, а на дворе становилось поздно, и шлюп был
слишком близко к берегу для ночного времени, я поблагода
рил его за ласковый прием, велел сказать, что приеду к нему в
другой раз, а теперь остаться не могу, и пошел к шлюпке.
Когда я был с начальником на берегу, ко мне подошел с
большим подобострастием и унижением престарелый тайон,
или старшина, мохнатых курильцев176в сей части острова. Их
тут было обоего пола человек до пятидесяти. Они показались
нам так угнетены японцами, что тронуться с места не смели;
сидели в куче и смотрели с робостью на своих повелителей, с
которыми не смели говорить иначе, как стоя на коленях, по
ложив обе руки ладонями на ноги немного выше колен и на
клонив голову низко, а всем телом нагнувшись вперед.
Я желал поговорить с ними на свободе и сказал, чтобы они
приехали к нам, если это не будет противно японцам и не
причинит им самим вреда. Впрочем, велел я, чтоб они увери
ли японцев в нашем дружеском к ним расположении и что мы
не намерены делать им отнюдь никакого вреда. Курильцы пе
ресказали им мои слова, но за точность перевода я ручаться
не могу. В ответ же они мне объяснили, что японцы нас боят
ся и не верят, чтоб мы к ним пришли с добрым намерением
[ 212]
