основании этих и других документов более чем кому-либо уда
лось воссоздать историю отношений Марии Федоровны и гра
фа Николая Румянцева1. В их общении, как убежденно пишет
она, присутствовало и до конца жизни не ослабевало чувство
особой привязанности друг к другу. Письма великой княгини
и в самом деле проникнуты особой чувственностью, откровен
ностью. О многом говорит, в частности, письмо Марии Федо
ровны Румянцеву от 25 октября/5 ноября 1784 года.
«Господин граф! Считается, что Луна и планеты меньше влия
ют на наше сознание, чем Солнце, и что воображение обост
ряется при сильном ветре: оно становится богаче обычного.
Сейчас все серо, сыро и дневной свет с трудом проникает.
Вот картина сегодняшнего дня.
Это вступление было необходимо перед тем, как ответить
на Ваши письма, о которых нужно многое сказать, хотя моя
голова сегодня отказывается Мне служить. Я уважаю Ваш ум,
Вашу мудрость и доброту. Я хочу для Вас найти слова призна
тельности, в которых Вы ощутили бы мою радость от Ваших
писем, от получения каждого нового подтверждения Вашей
привязанности и искренности, от узнавания обо всех событиях,
касающихся Вас. Это стало для меня обязательной необходи
мостью, и это не пустые слова. Сознаюсь, узнала с огорчени
ем, что мой достойный брат может забыть о моем отношении
к нему, к той, которую он так любил. Он действительно огор
чится, когда узнает о своей болезни, но я уверена, что, узнав о
ней, он все-таки с ней справится. Я не имею новостей с тех
пор, как Мишель вышла замуж. Кажется, она собирается в пу
тешествие к моим родителям. Я льщу себя надеждой, что удо
вольствие, которое она получит, находясь далеко от семьи, раз
веет ее печаль. Несколько прекрасных месяцев, когда она не
будет ничем подавлена и связана, позволят ей посвятить себя
заботам о здоровье, столь ей необходимом.
Я познала цену Вашего отношения и спешу выразить по
желание, чтобы Вы поступали так почаще. Вы очарованы Н. и
К. Прошу Вас принять во внимание, что тот, кто способен на
большие дела и вдруг совершает ничтожные поступки, может
быть обманутым (хотя бы самим собою) и оказаться очень близ
ко к падению. Вот почему, господин граф, я бесконечно люб
лю заурядное. Я не позволяю себе скучать, чтобы не распус
каться. Такое поведение, если оно не содержит в себе ничего
грубого, имеет нечто солидное, то есть то, что для меня явля
ется самым лучшим.
'
Соловьева Т.
Потаенная любовь государственного канцлера / / Новый
журнал. 1999. № 4. С. 150-159.
53
