архивам документов, служебных записок, докладов, протоколов
заседаний, свидетельств современников, личных писем про
ступает образ Румянцева-человека. Сухие строчки позволяют
приоткрыть мир его личности —взгляды, интересы, черты ха
рактера. Систематизируя сведения о Румянцеве, о его време
ни, можно увидеть, что появляются многочисленные доводы,
говорящие о нем как о провидце, о человеке, намного опере
дившем свое время. И дело не только в том, что Румянцев был
прав, когда за сто лет до события убежденно доказывал суще
ствование Северного прохода, верил в возможность проклад
ки морских путей в Арктике, вдоль побережья Европы и Азии,
видел перспективу в том, чтобы путем устроения коммуника
ций с севера на юг, с юга на север России включить обширные
территории в единый хозяйственный комплекс. История ока
залась на стороне Румянцева и во многом другом, не менее
значительном. Его кредо патриота и политика, поколебленное
событиями 1812 года, в конечном счете восторжествовало. Об
щественное мнение России с опозданием, но распознало под
линные причины франко-российского конфликта. Избавление
России от целей и обязательств, противоречащих националь
ным интересам государства, составляло основу его внешнепо
литических взглядов. Привязанность к судьбе и нуждам Рос
сии была едва ли не самым главным, что наполняло его жизнь.
Причем он не сочувственно созерцал, а постоянно —на госу
дарственной службе и вне ее —думал о том, как новые знания,
опыт, собственную энергию, талант и, наконец, доступные ему
материальные ресурсы поставить на нужды отсталой россий
ской государственности.
Наследие Румянцева оказало существенное влияние на ду
ховную жизнь России в XIX веке. Как никогда прежде получи
ли распространение идеи благотворительности, вспомощест
вования культуре, был дан толчок исследованиям материальных
и литературных памятников прошлого. Мысль о том, как по
ставить на службу обществу завещанное Петербургу грандиоз
ное собрание ценностей на протяжении десятилетий будоражи
ла умы просвещенных людей.
Румянцев был далек от того, чтобы увековечить свои дея
ния. После него не осталось ни политических завещаний, ни
мемуаров, ни дневников, ни крылатых фраз, ни глубокомыс
ленных изречений. Он не переоценивал себя, не кичился по
ложением и заслугами, а к восхвалениям и порицаниям отно
сился с иронией и укором. Его жизнь и до, и после смерти, как
писал об этом современник и последователь Румянцева барон
Корф, проистекала «в путаном лабиринте преувеличенных
похвал и еще более преувеличенных порицаний». Так уж пове
285
