Как человек обязательный, Лисянский сообщает, что от
правит посылку ближайшим курьером от Воронцова, и спе
шит поделиться первыми впечатлениями о здешних порядках:
«Народ, с которым мы теперь имеем дело, весьма просвещен
в денежных обстоятельствах и к карманному величию имеет
бесспорную почтительность. Коротко сказать — всякий шаг
наш здесь стоит не менее шиллинга. Съехавши в Гулль, взяли
с нас по гинее за несколько рубах и мундир, которые были в
чемодане у каждого, взяли за то, что мы —русские, за то, для
чего едем в Лондон, и, по крайней мере, по гинее за то, отче
го мы не говорим по-английски. На дороге же в Лондон всяк,
кому токмо было время, драл с нас бессовестно».
Довольно краткая, емкая, но и содержательная характе
ристика нового для русского человека взгляда на другой
мир, где главный интерес —деньги. Так недолго остаться и
без копейки... «Хотя я получаю по 180 фунтов в год, однако
боюсь тюрьмы».
Не преминул сообщить Ананию о довольно свободных
суждениях прессы, видимо, без строгой цензуры, особенно
по части влиятельных лиц: «Вышли две знатные карикатуры
нонешних обстоятельств. Первая — императрица наша во
дит по рынку Римского императора, английского и прусско
го короля, курляндцы же преподносят ей цепь для шведско
го короля, другая, что адмирал Гуд заснул на разломанной
лодке и выронил трезубец Английского флота, в то время,
когда шесть французских кораблей проходят в Брест. Это
пощечина пылкой нации. Надеюсь и впредь мои письма бу
дут интересны. Остаюсь и пр.».
Корреспонденции из разных стран вольно толковали со
бытия во Франции и Турции, России и Пруссии. Все чаще
заметки сообщали о всплесках революционных страстей по
ту сторону пролива. Для Лисянского Франция представля
лась прежде всего неприятельской державой, против кото
рой он, русский офицер, верный присяге, обязан сражаться.
Сочувствуя стремлению к свободе и порицая в душе тира
нию, ему в то же время претила жестокость и беспощад
ность восставшего народа.
— Не возьму в толк, — откровенничал он с Баскако
вым, — как возможно взбунтовавшейся черни поднять руку
на своего государя и лишить жизни помазанника божьего.
Мало того, пролить безвинную кровь не только короля Лю
довика, но и его супруги.
Баскаков разделял его взгляды.
—Чернь она и есть чернь, —ответил он, — зверскою по
хотью крови человеческой жаждут. Вспомни-ка Емельку Пу
89
