Одна партия офицеров была перебита из пулемета и сбро
шена в яму, выкопанную самими обреченными. Расстрелян
ных кое-как забросали землей. Один офицер очнулся и имел
силы выползти из ямы. Он дополз до первого домика. Там
жили сострадательные люди. Они впустили офицера, обмы
ли и перевязали его раны, а потомХристом Богом попросили
несчастного уйти, чтобы им самим не попасть под расстрел.
Другая партия офицеров была поставлена на расстрел
по всему молу. Вэто время подошел пароход Добровольно
го флота и бросил свой трап. Палачи потребовали от капи
тана немедленно отплыть от мола. Когда поднимали трап,
за него ухватился стоящий рядом обреченный офицер,
взлетел на воздух и упал в трюм. Капитан не выдал офицера
и спустил его на берег лишь в Батуме.
Офицеру иногда удавалось бежать по дороге на казнь под
пулями вдогонку.
Быть на грани таинственной черты по произволу пала
чей и испытать смертные муки без всякой вины —подоб
ное не может пройти бесследно для человеческой души.
Такое дыхание смерти испепеляет всякое милосердие к вра
гам. ВДобровольческой армии были офицеры, которые на
своих винтовках отмечали зарубками количество собствен
норучно расстрелянных коммунистов.
Еще горше было видеть сыновей офицеров —тех юно
шей, на глазах у которых были истреблены их семьи с жес
токим надругательством над матерями и сестрами. Юношей
обожгло на всю жизнь.
Все бывшие офицеры только за то, что они были офи
церами, жили у большевиков под постоянной угрозой быть
расстрелянными или сосланными. Добровольцев же, взя
тых в плен, всегда ждала мучительная смерть.
Упленных казаков большевики сдирали кожу на ногах в
виде широких лампас, а у офицеров вырезали на лбу кокар
ды, на плечах —погоны и вколачивали гвозди вместо звез
дочек. Выкалывали глаза и сжигали на кострах измученных
и раненых еще живыми...
«Один доброволец рассказывал:
—
Однажды мы выбили большевиков из какого-то села
Ставропольской губернии и разошлись по хатам. Я был
