Беда заключалась  не в самом проекте,  смелом,  но
выполнимом, а в неумении воспользоваться им и в громад-
ных  злоупотреблениях.  Во-первых,  само  правительство
слишком щедро выпускало медные деньги и уже тем содейс-
твовало их обесцениванию.  По словам Мейерберга, в пять
лет выпущено было 20 млн.  рублей -- громадная для того
времени сумма. Во-вторых, успеху дела помешали огромные
злоупотребления.  Тесть царя, Милославский, без стесне-
ния чеканил медные деньги и,  говорят,  начеканил их до
100 тыс.  Лица,  заведовавшие чеканкой монеты, из своей
меди  делали  деньги себе и даже позволяли,  за взятки,
делать это посторонним людям.  Наказания  мало  помогли
делу, потому что главные виновники и попустители (вроде
Милославского) оставались целы.  Рядом с этими злоупот-
реблениями  должностных лиц развилась и тайная подделка
монеты в народе,  хотя подделывателей жестоко  казнили.
Мейерберг говорит,  что,  когда он был в Москве, до 400
человек сидело в тюрьме за подделку монеты (1661 г.); а
по свидетельству Котошихина,  всего "за те деньги" были
"казнены в те годы смертной казнью  больше  7000  чело-
век".  Сослано было еще больше, но зло не прекращалось;
даже, говорят, из-за границы везли фальшивые деньги.   
     Таковы были причины, обусловившие неудачу московс-
кой финансовой операции.  Прежде всего открытое недове-
рие к медным деньгам появилось в новоприсоединенной Ма-
лороссии, где от московских войск, получавших жалованье
медными деньгами,  вовсе не стали брать их.  И на  Руси
проявилось то же самое:  кредиторы, например, требовали
от должников уплаты долга серебром и  не  хотели  брать
меди.  Появилась  с  обесценением медных денег страшная
дороговизна, так что многие умирали с голода, как гово-
рит  Котошихин,  а  в  то же время подати увеличивались
платежом "пятой деньги" на польскую  войну.  При  таких
обстоятельствах  в Москве и других местах заметно стало
волнение. Приписывая вину своего тяжелого положения не-
любимым боярам и обвиняя их в измене и в дружбе с поля-
ками,  в июле 1662 г. народ, знавший о злоупотреблениях
при чеканке монеты,  поднял открытый бунт в Москве про-
тив бояр и толпой пошел к царю  в  Коломенское  просить
управы на бояр. "Тишайший царь" Алексей Михайлович лас-
кой успел было успокоить толпу,  но ничтожные случайные
обстоятельства раздули волнения снова,  и тогда бунтов-
щики были усмирены военной силой.                      
     Видя неудачный исход своего предприятия, и без мя-
тежных  протестов правительство решило в 1663 г.  отме-
нить медные деньги, стало выдавать войску жалованье се-
ребром  и запретило частным лицам не только производить
расчеты на медные деньги, но даже и держать их у себя; 
     представлялось на выбор:  или самим сливать медные
деньги,  или в известный срок представить в казну и по-
лучить за каждый рубль медный только десять  денег  се-
ребряных,  т.е.  1/20 часть первоначального курса.  Эта
неудачно окончившаяся  операция  тяжело  отозвалась  на
благосостоянии  народа,  очень и очень многих приведя к
полному разорению.                                     
     Все волнения середины XVII в.,  имевшие  в  основе
своей экономическую неудовлетворенность населения,  пи-
тали чувство протеста в массах,  способствовали их бро-
жению  и  подготовили  исподволь то громадное движение,
которым завершилась  общественная  жизнь  времени  царя
Алексея.  Мы говорим о бунте Стеньки Разина.  Бунт этот
был чрезвычайно силен и серьезен и,  кроме того, значи-
тельно  отличался от предыдущих волнений.  Те имели ха-
рактер местный, между тем как бунт Разина имеет уже ха-
рактер общегосударственной смуты. Он явился результатом
не только неудовлетворительности экономического положе-
ния,  как то было в прежних беспорядках, но и результа-
том недовольства всем общественным строем. Прежние вол-
нения,  как  мы знаем,  не имели определенных программ,
они просто направлялись против лиц и их  административ-
ных злоупотреблений,  между тем как разинцы,  хотя и не
имели ясно сознанной программы,  но шли против  "боярс-
тва" не только как администрации, но и как верхнего об-
щественного слоя;  государственному строю они  противо-
поставляли казачий.  Точно так же и люди, участвовавшие
в восстании,  были не прежней среды: здесь уже не было,
как раньше, на первом плане городское тяглое население.
Движение  началось  в  казачестве,   затем   передалось
крестьянству и,  только отчасти, городским людям -- по-
садским и низшим служилым людям.                       
     В объяснение причин  этого  крупного  движения  мы
имеем два мнения, прекрасно дополняющих друг друга. Это
мнения Соловьева и Костомарова (позднее появился  очерк
проф. Фирсова).                                        
     Во время Алексея Михайловича, говорит Соловьев, не
только не прекратился выход в  казаки  известной  части
народонаселения,  но, напротив, число беглых крестьян и
холопей,  искавших этим путем улучшить свое  положение,
еще  увеличилось вследствие тяжелого экономического по-
ложения народа.  С  присоединением  Малороссии  беглецы
направились было туда,  но московское правительство, не
желая признавать Украину  казацкой  страной,  требовало
оттуда выдачи бежавших.  Таким образом вольной "сиротс-
кою дорогою" оставалась только дорога на Дон, откуда не
было  выдачи.  Народа на Дону поэтому все прибывало,  а
средства пропитания сокращались; в половине XVII в. вы-
ходы из Дона и Днепра,  т.е.  в Азовское и Черное моря,
были закрыты Польшей и татарами: воевать казакам и "зи-
пунов доставать" стало негде.  Впрочем,  оставались еще
Волга и Каспийское море, но устье Волги находится в ру-
ках Московского государства, там стоит Астрахань. Одна-
ко казачество потянулось к Волге; но сначала образуются
мелкие разбойничьи шайки, приблизительно с 1659 г. Ско-
ро у этих шаек находится способный вождь,  и  движение,
начавшееся в малых размерах, все расширяется, и из мел-
ких разбойничьих отрядов образуется огромная шайка, ко-
торая прорывается в Каспийское море и там добывает себе
"богатые зипуны". Но возвращение из Каспийского моря на
Дон  было  возможно только хитростью:  надо было мнимой
покорностью достать себе пропуск домой, обязавшись вто-
рично  не ходить на море.  Этот пропуск дан,  но казаки
понимают,  что другой раз похода на Каспий им  безнака-
занно  не  сделать:  после  их первой проделки дорога с
Волги в море закрыта для них крепко. Лишась таким обра-
зом последнего выхода, голытьба казацкая опрокидывается
тогда внутрь государства и  поднимает  с  собой  низшие
слои населения против высших. "Таков смысл явления, из-
вестного в нашей истории под именем бунта Стеньки Рази-
на", -- заключает Соловьев (см.: Ист. Росс., т. XI, гл.
I). Надо, однако, заметить, что его объяснения касаются
только казачества и не выясняют тех причин,  по которым
казачье движение передавалось и земским людям.         
     Что касается Костомарова,  то  последний  видит  в
бунте  эпизод  исконной  борьбы  "двух коренных укладов
русского быта,  удельно-вечевого и единодержавного"  (в
XVII в.  их приличнее назвать государственным и казачь-
им).  Нашествие Стеньки Разина не удалось,  потому  что
казачество  выдохлось,  оно не могло стать "новым нача-
лом",  внести в жизнь что-либо свежее, не могло, потому
что  само  по  себе было "старым укладом" и подверглось
старческому разложению.  Надо при  этом  заметить,  что
Костомаров  не считает здесь казачество чем-то отдельно
существующим,  -- для него казачество не есть общество,
образовавшееся вне государственной территории; для него
оно совокупность всех недовольных общественным строем и
уходящих из этого строя на окраины государства. И таких
в XVII в. было очень много. Мастерским, хотя и односто-
ронним  обзором внутреннего состояния Московского госу-
дарства Костомаров показывает,  "что  причины  побегов,
шатаний и вообще недовольства обычным ходом жизни (т.е.
вообще причины появления казачества) лежал и  во  внут-
реннем организме гражданского порядка",  и его исследо-
вание достаточно объясняет нам,  каким образом  казачий
бунт стал земским (см.:  Костомаров. "Монографии и исс-
ледования", т. II).                                    
     Вообще в деле Стеньки Разина необходимо  различать
эти две стороны: казачью и земскую. Движение было спер-
ва чисто казачьим и носило  характер  "добывания  зипу-
нов",  т.е.  простого, хотя и крупного, разбоя, направ-
ленного против русских и персиян.  Вожаком этого движе-
ния был Степан Разин, составивший себе шайку из так на-
зываемой "голытьбы". Это были новые казаки, люди беспо-
койные,  всегда искавшие случая погулять на чужой счет.
Число такого рода "голутвенных" людей на Дону все  уве-
личивалось  от  прилива  беглых  холопей  -- крестьян и
частью посадских людей из Московского государства.  Вот
с  такой-то шайкой и стал разбойничать Стенька,  сперва
на Волге и затем на берегах Каспийского моря. Разгромив
берега  Персии,  казаки  с богатой добычей воротились в
1669 г.  на Волгу, а оттуда направились к Дону, где Ра-
зин стал пользоваться громадным значением, так как сла-
ва о его подвигах и богатствах,  награбленных казаками,
все  более и более распространялась и все сильнее прив-
лекала к нему голутвенных людей.  Перезимовав на  Дону,
Разин стал разглашать, что идет против московских бояр,
и,  действительно, набрав шайку, летом 1670 г. двинулся
на Волгу,  уже не с разбоем, а с бунтом. Взяв почти без
боя Астрахань и устроив город по образцу казачьих  кру-
гов, атаман двинулся вверх по Волге и таким образом до-
шел до Симбирска. Здесь-то стала подниматься и земщина,
повсюду примыкая к казакам на их пути, восставая против
высших классов "за царя против бояр". Крестьяне грабили
и убивали своих помещиков, соединялись в шайки и примы-
кали к казакам. Возмутились и приволжские инородцы, так
что  силы Разина достигли огромных размеров;  казалось,
все благоприятствовало его планам взять Нижний и Казань
и  идти  на Москву,  как вдруг его постигла неудача под
Симбирском.  Стенька потерпел поражение от князя  Баря-
тинского,  у  которого  часть войска была обучена евро-
пейскому строю.  Тогда,  оставив крестьянские шайки  на
произвол  судьбы,  Разин бежал с казаками на юг и попы-
тался поднять весь Дон,  но здесь был  схвачен  старыми
казаками, всегда бывшими против него, свезен в Москву и
казнен (в 1671 г.).  Вскоре было  подавлено  и  земское
восстание  внутри государства,  хотя крестьяне и холопы
продолжали еще некоторое время волноваться, да в Астра-
хани  еще свирепствовала казацкая шайка под начальством
Васьки Уса.  Но и Астрахань сдалась наконец боярину Ми-
лославскому, и главные мятежники были казнены.         
     Напряжение законодательной   деятельности.  Теперь
уместно будет возвратиться к обзору законодательной де-
ятельности Алексея Михайловича, который мы начали оцен-
кой Уложения 1648--1649гг.                             
     Мы уже говорили о значении этого Уложения, бывшего
не только сводом законов, но и реформой, давшей чрезвы-
чайно добросовестный ответ на нужды и запросы того вре-
мени.  Оно одно составило бы славу царствования Алексея
Михайловича,  но законодательство того времени не оста-
новилось  на  нем.  Отношения между законодательством и
жизнью таковы,  что последняя всегда опережает  первое,
общественная жизнь всегда ускользает из рамок известно-
го кодекса. Закон обыкновенно выражает и закрепляет со-
бой  один  момент в течении государственной жизни и об-
щественных отношений,  между тем как жизнь  непрестанно
развивается и усложняется,  с каждой новой минутой тре-
бует новых  законодательных  определений  и  упраздняет
частности  в  законодательстве,  словом,  отражается на
нем. Чем содержательнее жизнь, чем быстрее она прогрес-
сирует, тем скорее и глубже совершаются изменения в за-
конодательстве,  и наоборот, чем больше застоя в жизни,
тем  неподвижнее  законодательство.  XVII век далеко не
был временем застоя. Со времени Алексея Михайловича уже
резкими  чертами  отмечается начало преобразовательного
периода в жизни Московского государства,  является соз-
нательное  стремление к преобразованию начал нашей жиз-
ни, чего не было еще при Михаиле Федоровиче, когда пра-
вительство  строило государство по старым досмутным об-
разцам.  Общество жило напряженно,  и эта напряженность
жизни  очень скоро отозвалась на Уложении тем,  что оно
стало отставать от жизни и требовало изменений и допол-
нений. И вот, начиная с 1649 г. и вплоть до эпохи Петра
Великого, появляется множество так называемых Новоуказ-
ных статей, вносивших в Уложение необходимые поправки и
дополнения.  Полное собрание законов, составленное Спе-
ранским,  задавшимся  мыслью  вместить в него все указы
правительства,  но не достигшим этой цели,  за время  с
1649 по 1675 г. вмещает 600 с лишком указных статей, за
время Федора Алексеевича -- около 300, а о 1682 по 1690
г. (т.е. до единодержавия Петра) -- до 625. В сумме это
составляет до 1535 указов, дополняющих Уложение.       
     Большинство их имело характер  частных  указов  --
указов на случай, возникших путем дьячих докладов в Бо-
ярскую думу, но среди этих частных постановлений встре-
чаются часто, уже при Алексее Михайловиче, довольно об-
ширные и развитые законоположения общего характера, ко-
торые  служат несомненным свидетельством быстрого госу-
дарственного роста.                                    
     Из таких общих законоположений,  носящих  характер
отдельного кодекса постановлений относительно одной ка-
кой-нибудь сферы народной жизни,  замечательны  следую-
щие:                                                   
     1) Указ о таможенных пошлинах с товаров, возникший
из челобитья торговых людей.  Надо сказать,  что в Мос-
ковском  государстве  было  замечательное  разнообразие
торговых пошлин.  Товары при их передвижении много  раз
подвергались подробной оценке и оплачивались пошлинами.
Купец платил повсюду: с него брали явочную пошлину, ез-
жую, мыт и т. п. И вот в XVII в. правительство стремит-
ся свести эти пошлины к  немногим  видам.  Значительная
соляная пошлина 1646 г., обязанная своим происхождением
любимцу царя Алексея -- Морозову, является подобной по-
пыткой, имевшей своим результатом неудовольствие народа
против ее виновника. Попыткой, аналогичной вышеупомяну-
той, представляется указ 1653 г. о "взимании таможенных
пошлин с товаров в Москве и городах с  показаниями,  по
сколько взять и с каких товаров" (Полн.  собр. зак., т.
1, No 107).                                            
     2) Такое стремление к упрощению пошлин сказалось и
в  "Уставной грамоте" 30 апреля 1654 г.,  трактующей об
откупных злоупотреблениях, и в ограничении некоторых   
     пошлин, особенно приезжей,  причем последняя заме-
нялась известным процентом с каждого рубля оценки това-
ра (Полн. собр. зак., 1, No 122).                      
     3) В  известном  "Новоторговом  уставе"  1667   г.
(Полн.  собр. зак., 1, No 408), заменившем все торговые
сборы прежнего времени одним сбором десяти денег с руб-
ля,  с особенной ясностью отражается вышеупомянутое же-
лание правительства: вновь учрежденную пошлину в 10 де-
нег  постановлено  было  взимать с продавца при продаже
товара;  но в случае,  если он заплатил часть ее раньше
при покупке товара, он уплачивал при продаже его только
то,  что оставалось до 10  денег.  Новоторговый  устав,
состоящий  из  101  статьи  (94 ст.+ 7 дополнительных),
представляет собой                                     
     целое законодательство о  торговле.  В  нем  очень
подробно   разработаны  правила  относительно  торговли
русских  купцов  с  другими  государствами  и  торговли
иностранцев в Московском государстве.  Иностранцам была
запрещена,  между прочим, розничная торговля, продавать
же  оптом  они  могли только московским купцам и купцам
тех городов,  где они сами  торговали.  Этим,  конечно,
старались  провести  товар через возможно большее коли-
чество рук и тем способствовать таможенным выгодам каз-
ны.  Кроме положений собственно о торговле Новоторговый
устав старается обеспечить торговых людей  от  судебной
волокиты и вообще от злоупотреблений администрации.    
     Все вышеприведенные новоуказные статьи имели в ви-
ду торговое и промышленное население и были, весьма ве-
роятно,  в некоторой связи с волнениями первой половины
царствования Алексея Михайловича.                      
     4) Более  общим  значением  обладают  "Новоуказные
статьи  о  татебных,  разбойных  и  убийственных делах"
(ПСЗ, 1, No 431), изданные в январе 1669 г. и представ-
ляющие  собой  переработку и дополнение XXI и XXII глав
Уложения (XXI гл. "О разбойных и татебных делах" и XXII
гл. "О смертной казни и наказаниях"). Уголовное законо-
дательство Московского государства сказало  здесь  свое
последнее слово.  К 130 статьям Уложения уголовного ха-
рактера здесь оно  прибавило  128  статей,  из  которых
часть  есть  не  что иное,  как повторение предыдущего,
другая же часть представляет переработку  и  дополнение
действовавшего кодекса.                                
     В обзоре  законодательной деятельности Алексея Ми-
хайловича необходимо упомянуть еще об изданиях так  на-
зываемой Кормчей книги, или Номоканона. Этим именем на-
зываются памятники греческого церковного права,  заклю-
чающие  в себе постановления византийских императоров и
церкви относительно церковного управления и суда.  Гре-
ческие Номоканоны,  возникавшие в Греции с XI в., очень
рано (по мнению А.  С.  Павлова, еще в XI в.) перешли в
славянских  переводах на Русь и получили у нас силу за-
кона в церковных делах.  На Руси они дополнялись  позд-
нейшими церковными постановлениями и светскими русскими
законами (например, к ним прибавлялась в полном составе
"Русская  Правда").  Эти последние дополнения светского
характера  вызывались  необходимостью  для  духовенства
следить  за  развитием нашего законодательства по делам
уголовным и особенно государственным, так как духовенс-
тво имело право судить население, жившее на его землях,
и часто призывалось  на  совет  к  государям  по  делам
светским.                                              
     В свою очередь, и светская власть нуждалась в зна-
нии Номоканона благодаря тому, что вошедшие в Номоканон
постановления  византийских  императоров  имели на Руси
силу действующего права.  Известные под именем градских
законов,  эти  постановления  применялись у нас в сфере
светского суда и были приняты как источник при  состав-
лении Уложения.  В 1654 г.  царь Алексей Михайлович ра-
зослал для руководства воеводам выписки из этих  градс-
ких законов,  находящихся в Кормчей книге.  Таково было
значение Номоканона в древней Руси.                    
     При Алексее Михайловиче в первый раз Кормчая  была
издана патриархом Иосифом в 1650 г.;  но в 1653 г.  это
издание было исправлено Никоном,  который нашел  нужным
прибавить  к прежней Кормчей некоторые статьи,  которых
ранее не было; между прочим, им была прибавлена так на-
зываемая "Donatio Constantini", та самая подложная гра-
мота Константина Великого,  которой папы старались  оп-
равдать  свою  светскую власть.  Подобная прибавка была
сделана Никоном,  конечно,  в видах большего возвышения
патриаршей власти.                                     
     Из нашего  беглого  обзора  видно,  какой плодови-
тостью отличалась законодательная деятельность  времени
Алексея Михайловича.  Хотя эта деятельность и была оду-
шевлена искренним желанием народной пользы и, постоянно
прислушиваясь к земским челобитьям, давала по мере воз-
можности благоприятные ответы на них,  тем не менее она
не успокаивала государства, прямым доказательством чего
служат частые бунты и беспорядки  в  продолжение  всего
царствования.                                          

     Церковные дела при Алексее Михайловиче            
     Никон. Обратимся теперь к делам времени царя Алек-
сея в сфере церковной. Значение тогдашних церковных со-
бытий было очень велико:  тогда начался раскол,  остаю-
щийся  и  теперь  еще вопросом не только истории,  но и
жизни; тогда же возник вопрос об отношениях церковной и
светской властей. И тот и другой вопросы связаны с дея-
тельностью Никона. Поэтому прежде всего обратимся к са-
мой личности замечательного патриарха.                 
     Патриарх Никон, в миру Никита, один из самых круп-
ных могучих русских деятелей XVI в., родился в мае 1605
г. в крестьянской семье, в селе Вельеманове близ Нижне-
го Новгорода.  Мать Никиты умерла вскоре после его рож-
дения, и ему, еще ребенком, пришлось много вытерпеть от
мачехи, женщины очень злого нрава. Уже тут Никита выка-
зал присутствие сильной воли, хотя постоянное гонение и
не могло не оказать дурного влияния  на  его  характер.
Никита обнаружил необыкновенные способности, быстро вы-
учился грамоте,  и книга увлекла его. Он захотел уразу-
меть всю глубину божественного писания и удалился в мо-
настырь Макария Желтоводского,  где и занялся прилежным
чтением священных книг.  Но родня вызвала его из монас-
тыря обратно.  Никита женился,  на двадцатом  году  был
поставлен  в  священники  и священствовал в одном селе.
Оттуда по просьбе московских купцов, узнавших о его на-
читанности,  Никита перешел в Москву. Но тут он был не-
долго:  потрясенный смертью своих детей, умиравших один
за другим, он ушел в Белое море и постригся в Анзерском
скиту под именем Никона.  Поссорившись там с  начальным
старцем  Елеазаром,  Никон удалился в Кожеозерскую пус-
тынь,  где и был игуменом с 1642 по 1646 г.  На  третий
год  после  своего  поставления  он отправился по делам
пустыни в Москву и здесь явился с поклоном  к  молодому
царю  Алексею Михайловичу,  как вообще в то время явля-
лись с поклоном к царю настоятели монастырей.  Царю  до
такой степени понравился Кожеозерский игумен,  что пат-
риарх Иосиф, по царскому желанию, посвятил Никона в сан
архимандрита Новоспасского монастыря в Москве, где была
родовая усыпальница Романовых. В силу последнего обсто-
ятельства  набожный  царь  часто ездил туда молиться за
упокой души своих предков и много беседовал с  Никоном.
Алексей Михайлович был из таких сердечных людей,  кото-
рые не могут жить без дружбы,  всей душой привязываются
к людям, если те им нравятся по своему складу, -- и вот
он приказал архимандриту приезжать  для  беседы  каждую
пятницу во дворец.  Пользуясь расположением царя, Никон
стал "печаловаться" царю за всех обиженных и утесненных
и,  таким образом,  приобрел в народе славу доброго за-
щитника и ходатая.  Вскоре в его судьбе произошла новая
перемена:  в 1648 г.  скончался Новгородский митрополит
Афанасий, и царь предпочел всем своего любимца. Иеруса-
лимский патриарх Паисий рукоположил Новоспасского архи-
мандрита в сан митрополита Новгородского.  В  Новгороде
Никон  стал  известен  своими  прекрасными проповедями.
Когда в Новгородской земле начался голод,  он много по-
могал народу и хлебом и деньгами,  да, кроме того, уст-
роил в Новгороде четыре богадельни.  В 1650 г. вспыхнул
народный  мятеж,  и  в  образе действий Никона во время
этих волнений мы уже видим проявление того  крупного  и
решительного характера,  который увидим и в деле раско-
ла:                                                    
     он сразу наложил на всех коноводов мятежа  прокля-
тие и раздражил этим народ настолько, что подвергся да-
же насилию со стороны бунтовщиков.  Но вместе с тем Ни-
кон ходатайствовал перед царем за новгородцев.         
     Будучи Новгородским  митрополитом,  Никон  следил,
чтобы богослужение  совершалось  с  большей  точностью,
правильностью  и торжественностью.  А в то время,  надо
сказать, несмотря на набожность наших предков, богослу-
жение велось в высшей степени неблаголепно,  потому что
для скорости разом читали и пели разное,  так что моля-
щиеся вряд ли что могли разобрать.  Для благочиния мит-
рополит уничтожил это "многогласие" и заимствовал киев-
ское  пение  вместо  так называемого "раздельноречнаго"
очень неблагозвучного пения. В 1651 г., приехав в Моск-
ву,  Никон  посоветовал царю перенести мощи митрополита
Филиппа из Соловецкого монастыря в столицу и этим  заг-
ладить  давний  грех  Ивана  Грозного перед святителем.
Царь послал (1652) в Соловки за мощами самого Никона.  
     В то время, когда Никон ездил в Соловки за мощами,
скончался московский патриарх Иосиф (1652).  На престол
патриарший был избран Никон;  он отвечал отказом на это
избрание;  тогда  в  Успенском соборе царь и окружавшие
его со слезами стали умолять митрополита не отказывать-
ся.  Наконец  Никон согласился,  но под условием,  если
царь,  бояре, освященный собор и все православные дадут
торжественный обет перед Богом, что они будут сохранять
"евангельские Христовы догматы и правила св.  апостолов
и св.  отец, и благочестивых царей законы" и будут слу-
шаться его,  Никона, во всем, "яко начальника и пастыря
и отца краснейшаго". Царь, за ним власти духовные и бо-
яре поклялись в этом,  и 25 июля 1652 г. Никон был пос-
тавлен патриархом.                                     
     Книжное исправление  и раскол.  Одной из первейших
забот Никона было исправление книг,  т.е. дело, которое
привело к расколу.                                     
     Мы знаем,  что  в  богослужебных книгах было много
неправильностей. Еще Иван IV на Стоглавом соборе поста-
вил вопрос "о божественных книгах";  он говорил собору,
что "писцы пишут книги с неправильных переводов,  а на-
писав, не правят". Хотя Стоглавый собор и обратил боль-
шое внимание на неправильности в рукописных книгах, тем
не  менее  в своих постановлениях он сам впал в погреш-
ность,  узаконив, например, двоеперстие и сугубую алли-
луйю.  Об этих вопросах спорили на Руси еще в XV в., не
зная,  "двумя или тремя перстами креститься", "петь ал-
лилуйя дважды или трижды" ("Псковские споры" в "Опытах"
В.  О.  Ключевского).  В первых печатных  богослужебных
книгах  при Иване IV допущено было много ошибок;  то же
самое было и в книгах,  напечатанных при Шуйском. Когда
же после смуты был восстановлен Печатный двор, то преж-
де всего решили исправить книги.  И вот в 1616  г.  это
дело было поручено Дионисию, известному нам архимандри-
ту Троицкого монастыря,  и монахам того  же  монастыря,
Логгину,  Филарету  и другим "духовным и разумным стар-
цам".  Относительно Дионисия мы знаем,  что это была за
личность; добродушная и высокая его натура, умевшая бу-
дить в массах патриотизм  в  бедственное  время  смуты,
оказалась неспособной к практической обыденной деятель-
ности; архимандрит не мог держать в строгом повиновении
себе братию. Большим, чем архимандрит, влиянием пользо-
вались в монастыре певчие-монахи Логгин и Филарет,  оба
с  удивительными голосами.  Филарет был так невежестве-
нен,  что искажал не только смысл духовных стихов, но и
православное учение (например,  Божество он почитал че-
ловекообразным).  Оба они ненавидели Дионисия,  и вот с
такими-то личностями пришлось архимандриту приняться за
дело исправления книг.  Уже из одного того  факта,  что
никто из "справщиков" книг не знал по-гречески,  видно,
что дело исправления не могло  идти  удовлетворительно.
Да  и  мысль  о  проверке исправляемых книг по старым и
русским и греческим рукописям никому не приходила в го-
лову...  Как  бы то ни было,  принялись за исправление.
Между справщиками дело не обошлось без распрей. Вначале
возник спор по следующему случаю:  Дионисий вычеркнул в
молитве водоосвящения ненужное слово "и огнем". Пользу-
ясь  этим,  Логгин,  Филарет  и ризничий дьякон Маркелл
отправили в Москву на Дионисия донос,  обвинявший его в
еретичестве.                                           
     В то  время в Москве еще дожидались Филарета Ники-
тича,  и делами патриаршества управлял Крутицкий митро-
полит Иона -- человек,  не способный, как следует, рас-
судить это дело.  Он стал на сторону  врагов  Дионисия.
Кроме  того,  вооружили  против Дионисия и царскую мать
старицу Марфу,  да и в народе распустили слух, что яви-
лись такие еретики, которые "огонь от мира хотят вывес-
ти". Дело кончилось осуждением Дионисия на заключение в
Кириллов-Белозерский монастырь; но это заточение не бы-
ло продолжительно.  Вскоре в Москву приехал Иерусалимс-
кий патриарх Феофан,  при котором возвратился и Филарет
Никитич и был поставлен в  патриархи.  Снова  произвели
дознание  о деле Дионисия и оправдали его;  но в Москве
все-таки продолжался спор о прилоге "и огнем". Филарет,
не  успокоенный  доказательствами  Феофана,  просил его
приехать в Грецию,  хорошенько разузнать об этом прило-
ге.  Феофан  исполнил  его просьбу и вместе с Александ-
рийским патриархом прислал в Москву грамоты,  подтверж-
давшие,  что  прибавка "и огнем" должна быть исключена.
Таким образом, решено было уничтожить прилог.          
     Исправление книг не прекращалось и  при  патриархе
Филарете (1619--1633) и Иосифе (1634--1640); но на исп-
равление смотрели как  надело  домашнее,  ограничиваясь
исправлением "ошибок пера",  исправляя домашними средс-
твами, т.е. не считая нужным прибегать к сличению наших
книг  с  древнейшими греческими.  Мысль о необходимости
этих сличений,  однако, проскользнула еще при Филарете:
в 1632 г. приехал с Востока архимандрит Иосиф и был оп-
ределен для перевода на славянский язык греческих книг,
необходимых  для  церковных нужд,  и книг на "латинские
ереси",  да и,  кроме того,  его обязали "учити на учи-
тельном  дворе малых ребят греческого языка и грамоте".
Но в начале 1634 г. Иосиф умер, и школа его заглохла.  
     И при патриархе  Иосифе  (1642--1652)  исправление
шло все тем же путем,  т.е. исправляли русские люди, не
обращаясь к греческим книгам. На дело исправления много
влияли при Иосифе некоторые люди, ставшие потом во гла-
ве раскола; таковы протопопы Иван Неронов, Аввакум Пет-
ров и дьякон Благовещенского собора Федор, -- из кружка
Степана Бонифатьева,  близкого к патриарху Благовещенс-
кого  протопопа  и царского духовника.  Может быть,  их
влиянием и было внесено  и  распространено  при  Иосифе
много ошибок и неправильных мнений в новых книгах, как,
например, двоеперстие, которое стало с тех пор считать-
ся единственным правым крестным знамением.             
     Но вместе с тем со времени Иосифа замечается пово-
рот к лучшему. В 1640 г. пришло предложение Петра Моги-
лы,  киевского митрополита, устроить в Москве монастырь
и школу по образцу коллегий западнорусского  края.  За-
тем, в 1645 г., приходит предложение Цареградского пат-
риарха Парфения через митрополита Феофана об устройстве
в  Москве для печатания греческих и русских богослужеб-
ных книг типографии, а также и школы для русских детей.
Но при Михаиле Федоровиче как то,  так и другое предло-
жение не встретило сочувствия. С воцарением Алексея Ми-
хайловича дела пошли иначе. Тишайший царь писал (в 1649
г.) преемнику Петра Могилы киевскому митрополиту  Силь-
вестру Коссову,  прося его прислать ученых монахов,  и,
согласно царскому желанию,  в Москву  приехали  Арсений
Сатановский  и Епифаний Славинецкий,  сделавшийся впос-
ледствии первым ученым авторитетом в Москве. Они приня-
ли участие в исправлении наших богослужебных книг.  Од-
новременно с этим постельничий Федор Михайлович  Ртищев
устраивает  под Москвой Андреевский монастырь,  а в нем
общежитие ученых киевских монахов,  вызванных им с юга.
Таким образом впервые входила к нам киевская наука.    
     В том  же 1649 году в Москву приехал Иерусалимский
патриарх Паисий и, присмотревшись к нашим богослужебным
обрядам, указал царю и патриарху на многие "новшества".
Это произвело огромное впечатление, так как по понятиям
того времени дело шло об "ереси"; и вот возможность не-
умышленно впасть в ересь побудила  правительство  обра-
тить  большое внимание на эти "новшества" в обрядах и в
книгах.  Результатом этого была посылка монаха  Арсения
Суханова на Афон и в другие места с целью изучения гре-
ческих обрядов. Через несколько времени Суханов прислал
в Москву известие, еще более взволновавшее всех, -- из-
вестие о сожжении на Афоне тамошними монахами  богослу-
жебных книг русской печати,  как признанных еретически-
ми. В то же время московская иерархия решила обратиться
за  советом  к цареградскому духовенству по поводу раз-
личных,  с нашей точки зрения, не особенно важных, цер-
ковных вопросов, которые, однако, казались тогда "вели-
кими церковными потребами", главным же образом по пово-
ду вопроса о знакомом уже нам "многогласии", об уничто-
жении коего сильно хлопотали,  между прочим,  Ртищев  и
протопоп Неронов.  По совету с греками решились,  нако-
нец, в 1651--1652гг. ввести в церковных службах единог-
ласие.  Таким образом, в русских церковных делах приоб-
ретал значение пример и совет Восточной греческой церк-
ви.                                                    
     С таким  привлечением киевлян и греков к исправле-
нию обрядов и книг в этом деле появился  новый  элемент
-- "чужой", и понемногу перешли от исправления незначи-
тельных ошибок к исправлению более существенных,  кото-
рым,  по понятиям того времени,  присваивалось название
ересей. Раздело принимало характер исправления ересей и
к  нему  привлекалась чужая помощь,  исправление теряло
прежнее значение домашнего  дела  и  становилось  делом
междуцерковным.                                        
     Но вмешательство в это дело чужих людей вызвало во
многих русских людях  неудовольствие  и  вражду  против
них.  Враждебное  отношение проявилось не только к гре-
кам,  но и к киевским ученым, к киевской латинской нау-
ке.  Такая неприязнь в отношении к киевлянам обусловли-
валась фактом Брестской унии 1596 г.;  начиная  с  того
времени  в Москве юго-западное духовенство стали подоз-
ревать в латинстве;  много помогал этому и самый харак-
тер Киевской академии, устроенной Петром Могилой по об-
разцу иезуитских коллегий запада.  В ней, как мы знаем,
важную  роль  играл латинский язык,  а русские смотрели
очень косо на изучение латыни,  языка  Римской  церкви,
подозревая,  что изучающий латынь непременно совратится
в "латинство". На всю южнорусскую интеллигенцию в Моск-
ве смотрели,  как на "латинскую". Знакомый нам протопоп
Неронов говорил как-то Никону: "А мы прежде всего у те-
бя слышали, что многажды ты говорил нам: гречане де, да
и малые россияне потеряли веру и крепости добрых нравов
у  них  нет".  Но  этими словами могло тогда выражаться
враждебное отношение к латинству не одного  Никона  или
Неронова,  а  очень и очень многих московских людей.  К
таким людям принадлежал и влиятельный кружок  протопопа
Вонифатьева;  идеи этого кружка распространялись за его
пределы и отозвались,  например, в деле маленького мос-
ковского человека Голосова,  который не хотел учиться у
киевских монахов,  чтобы не впасть в ересь, и так гово-
рил о Ртищеве:  "Учится у киевлян Федор Ртищев грамоте,
а в той грамоте и еретичество есть.  Кто по латыни нау-
чится,  тот с праваго пути совратится". Такие люди, как
Голосов,  не только самих киевлян считали еретиками, но
и  на  тех людей,  которые благоволили к киевлянам и их
науке,  смотрели как на еретиков. "Борис Иванович Моро-
зов, -- говорили москвичи, -- начал жаловать киевлян, а
это уже явное дело, что туда уклонился, к таким же ере-
сям".                                                  
     Такое же неприязненное отношение как к людям, отс-
тупившим от православия,  было и к грекам, -- здесь оно
обусловливалось  Флорентийской унией и подданством Гре-
ции туркам;  для характеристики такого отношения приве-
дем  слова  одного  из  образованных русских людей того
времени, Арсения Суханова, о греческом духовенстве:    
     "И папа не глава церкви и греки не источник, а ес-
ли и были источником,  то ныне он пересох"; "вы и сами,
-- говорил он грекам, -- страдаете от жажды, как же вам
напоять  весь  свет  из  своего источника?" На Руси уже
давно выработалось неприязненное и несколько высокомер-
ное  отношение  к  грекам.  Когда пал Константинополь и
подпавшее турецкому игу греческое духовенство стало яв-
ляться на Русь за "милостыней" от московских государей,
в русском обществе  и  литературе  появилась  и  крепла
мысль  о  том,  что теперь значение Константинополя как
первого православного центра должно перейти  к  Москве,
столице  единственного свободного и сильного православ-
ного государства.  С чувством национальной гордости ду-
мали  наши  предки,  что  одна независимая Москва может
сохранить и сохраняет чистоту православия и что  Восток
в XV в. уже не мог удержать этой чистоты и покусился на
соединение с папой. Стесненное положение восточного ду-
ховенства  при  турецком  господстве  служило  в глазах
москвичей достаточным ручательством в том, что греки не
могут веровать право, как не могут право веровать русс-
кие люди в Литве и Польше, находясь под постоянным дав-
лением  католичества.  К православным иноземцам у очень
многих московских людей было недоверчивое и вместе гор-
дое  отношение.  На них смотрели сверху вниз,  с высоты
самолюбивого сознания своего превосходства в делах  ве-
ры.                                                    
     И вдруг  эти православные иноземцы,  греческие ие-
рархи и малороссийские ученые, становятся руководителя-
ми в деле исправления обрядов и книг Московской церкви.
Понятно,  что такая роль их не могла  понравиться  мос-
ковскому  духовенству и вызвала в самолюбивых москвичах
раздражение.  Людям,  имевшим высокое  представление  о
церковном первенстве Москвы,  казалось, что привлечение
иноземцев к церковным  исправлениям  необходимо  должно
было  выйти из признания русского духовенства невежест-
венным в делах веры,  а московских обрядов -- еретичес-
кими. А это шло вразрез с их высокими представлениями о
чистоте православия в Москве.  Этим оскорблялась их на-
циональная гордость,  и они протестовали против исправ-
лений,  исходя именно из этого оскорбленного националь-
ного чувства.                                          
     Никон, став патриархом, повел дело исправления бо-
лее систематично,  занялся исправлением не только  оши-
бок,  руководясь древними греческими списками, но и об-
рядов.  По поводу последних он постоянно советовался  с
Востоком. Исправление обрядов было уже, по понятиям то-
го времени,  вторжением в область веры,  т.е. непрости-
тельным посягательством.  В деле исправления киявляне и
Восток стали играть активную, даже первенствующую роль.
Исправление  стало  окончательно  делом междуцерковным.
Появился и резкий протест.                             
     Но прежде чем перейти к изложению того,  как пошло
исправление  книг  и обрядов при Никоне и как появились
против него первые протесты,  посмотрим, каковы были те
неправильности  в  книгах,  которые пришлось исправлять
Никону:                                                
     1. В тексте церковных книг  была  масса  описок  и
опечаток,  мелких недосмотров и разногласий в переводах
одних и тех же молитв. Так, в одной и той же книге одна
и та же молитва читается разно: то "смертию смерть нас-
тупи",  то "смертию смерть поправ". Из этой массы несу-
щественных  погрешностей  более вызывали споров и более
значительными считались следующие:  1) лишнее  слово  в
VIII члене Симв.  Веры, -- "и в Духа Св. Господа истин-
наго и животворящаго".  2)  Начертание  и  произношение
имени Иисус -- Исус. 3) Искажение церковных отпусков на
Богородичные и другие праздники:  "Христос истинный бог
наш", говорил священник, "молитвами Пречистыя Его Мате-
ри честнаго и славнаго Ея рождества и всех святых поми-
лует и спасет нас".  Или: Христос молитвами его Матери,
"честнаго и славнаго Ея введения или благовещения" и т.
д. На празднование честных вериг Апостола Петра (16 ян-
варя) говорили:                                        
     "Христос... молитвами  всехвальнаго   Ап.   Петра,
честных его вериг"... и т. д.                          
     2. Наиболее выдающиеся отступления нашей церкви от
Восточной в обрядах были таковы:  1) проскомидия совер-
шалась на 7 просфорах вместо 5; 2) пели сугубую аллилу-
йя,  т.е. два раза вместо трех, вместо трегубой; 3) со-
вершал и хождение по-солон,  вместо того,  чтобы ходить
против солнца;                                         
     4) отпуск после часов священник говорил из царских
врат, что теперь не делается; 5) крестились двумя перс-
тами, а не тремя, как крестились на Востоке, и т. д.   
     Из этого перечня видно,  что все отступления Русс-
кой  церкви от Восточной не восходили к догматам,  были
внешними,  обрядными;  но в глазах наших предков  обряд
играл большую роль, и всем этим отступлениям они прида-
вали огромное значение, смотря на них, как на "ереси". 
     Перейдем теперь к Никоновым реформам.  Еще в  1649
г.,  до вступления Никона на патриарший престол,  прие-
хавший в Москву патриарх Паисий Иерусалимский указал, о
чем  сказано  выше,  на  некоторые  новшества в Русской
церкви. Когда он отправился домой, то с ним был отправ-
лен  на  Восток  Арсений Суханов для изучения восточных
обрядов и для сбора старинных церковных книг. В 1651 г.
был в Москве митрополит Назаретский Гавриил и тоже ука-
зал на отступление обрядов Русской церкви от Восточной.
То  же в 1652 г.  сделал и патриарх Константинопольский
Афанасий.  Тогда же (1652 г.) пришло известие с  Афона,
что  там старцы объявили еретическими и сожгли московс-
кие печатные книги с двоеперстием. В 1653 г. возвратил-
ся  Суханов  с Востока и в своем отчете,  который носит
название "Проскинитарий", констатировал разницу обрядов
в  Москве и на Востоке,  хотя сам относился скептически
ко всему Востоку.  Такая  многочисленность  указаний  о
различиях  Московской церкви от Восточной показала мос-
ковской иерархии необходимость проверки церковных обря-
дов и их исправления,  если бы они оказались неправиль-
ными.                                                  

К титульной странице
Вперед
Назад