Но московское правительство ни целей своих не дос-
тигло вполне, ни принципа своего не провело строго.
Возвращаясь к старине, восстановляя весь старый меха-
низм управления, московские люди не думали что-либо ме-
нять и вместе с тем изменили многое. Такого рода пере-
мены произошли, например, в областном управлении, где
правительство более или менее систематически вводило
воевод, так что воеводская власть из власти временной
становится постоянной и вместе с тем гражданской
властью. Далее, держась по-старому поместной системы,
торопясь привести в порядок поместные дела, упорядочить
службу, правительство все более и более прикрепляет
крестьян, "чего при старых великих государях не было".
С другой стороны, давая первенствующее значение служи-
лому классу, все более и более обеспечивая его положе-
ние, мало-помалу приходят к сознанию неудобства и не-
состоятельности дворянских ополчений, ввиду чего и за-
водится иноземный ратный строй, солдатские и рейтарские
полки. В войске Шеина в 1632 г. под Смоленском было уже
15 000 регулярного войска, устроенного по иноземному
образцу. Этих примеров совершенно достаточно для дока-
зательства того, что деятельность правительства Михаила
Федоровича, будучи по идее консервативной, на деле, по
своим результатам, была, если только уместно это слово,
реформационной. Таким образом, результаты противоречили
намерениям; случилось же это потому, что смута внесла в
общественную жизнь и ее отношения много таких перемен,
которые делали невозможным поворот к старому, хотя это,
может быть, и не сознавалось современниками. Так, смута
создала для русского общества совсем исключительное по-
ложение в государственных делах: Земский собор при Ми-
хаиле Федоровиче признавался существенным элементом го-
сударственного управления, а в этом факте никак нельзя
усмотреть консервативной тенденции, ибо в XVI в. вер-
ховная власть не могла так смотреть на соборы, как
смотрел на них Михаил Федорович. И никто не противоре-
чил этому факту общественного участия в делах государс-
тва, пока новые условия жизни не упразднили его. С 1613
г. во все время царствования Михаила Федоровича власть
государя стояла наряду с властью Русской земли; все
важные государственные дела решались по царскому указу
и соборному приговору, о чем постоянно свидетельствуют
окружные грамоты, посылаемые от имени собора.
Итоги царствования. Итак, правительству Михаила
Федоровича не удалось быть верным старине, не удалось
ему добиться своей цели, т.е. исправить администрацию и
устроить благосостояние. Несмотря на это, оно сделало
много, даже чрезвычайно много; внешние недруги Руси,
Польша и Швеция, снова стали видеть в Москве сильного
врага; казачество смирилось.
Московские государи решились даже возобновить вой-
ну с Речью Посполитой за Смоленск. Поводом послужила
смерть короля Сигизмунда (1632) и наступившее в Польше
"бескоролевье": до избрания нового короля поляки и ли-
товцы не могли воевать. Московское войско, состоявшее
из новых полков иноземного строя и из старых дворянских
ополчений численностью всего в 32000 человек, пошло к
Смоленску, взяло много мелких городов на границе и оса-
дило Смоленск. Так как Смоленск был чрезвычайно сильной
крепостью, то осада затянулась надолго, несмотря даже
на то, что во главе московских войск стоял тот самый
боярин Шеин, который в смутное время был воеводой в
Смоленске, геройски защищал его от короля Сигизмунда и
знал хорошо как город, так и его окрестности. Через во-
семь месяцев осады на помощь Смоленску успел явиться
вновь избранный король польский Владислав Сигизмундо-
вич. Он не только отбил русских от крепости, но окружил
их самих в их лагере. Утомленные долгой войной московс-
кие войска не могли выдержать натиска свежих войск Вла-
дислава, и Шеин вступил в переговоры с королем. Он сог-
ласился отдать полякам все свои пушки и обоз и уйти в
Москву (1634). За это бесславное отступление он был в
Москве казнен как изменник вместе со своим товарищем,
вторым воеводой Измайловым. Война продолжалась, но без
всякого нового успеха для Владислава. Поэтому летом
1634 г. он начал переговоры о мире. На пограничной реч-
ке Поляновке съехались московские и польские послы и
заключили "вечный мир". Смоленск и прочие города, зах-
ваченные Сигизмундом в смуту, остались за Речью Поспо-
литой. Но Владислав отказался от всяких прав на мос-
ковский престол и признал Михаила Федоровича царем всея
Руси. Это было очень важно.
Но утомленное войной и еще не забывшее смутных
потрясений Московское государство экономически было так
расшатано, что и в конце царствования Михаила Федорови-
ча на Земских соборах в 1632--1634 гг. (по поводу поль-
ской войны) и 1637 г. (о турецких делах) обсуждался не-
достаток средств и даже людей у правительства. В
1632--1633 гг. по земскому приговору снова собирается
пятая, или "пятинная", деньга (такого рода сбор произ-
водится уже третий раз при Михаиле Федоровиче), и она
дает в сумме менее, чем давала прежде. На соборе же
1642 г. (по поводу азовского вопроса) перед правитель-
ством очень ясно вскрылись нужды и желания сословий. До
нас дошли письменные мнения, или "сказки", представите-
лей этого собора относительно азовского дела. Особенно
интересны "сказки" низших служилых и тяглых людей. Пер-
вые в своих сказках обнаружили замечательный, по тому
времени, политический смысл и представляли целые воен-
ные и финансовые проекты. Собору было предложено два
вопроса по поводу Азова: 1) принять ли Азов от донских
казаков? 2) если принять, то какими средствами держать
его? На первый вопрос духовенство и меньшинство выбор-
ных не дало своего определенного мнения, предоставляя
решение воле государя. "А в приемке города Азова, в том
его государева воля", -- говорят они. Остальное же
большинство выборных прямо высказалось за принятие Азо-
ва и, следовательно, за разрыв с турецким султаном.
Второй вопрос был разработан членами собора, особенно
мелким дворянством, очень обстоятельно. Но в данную ми-
нуту для нас всего интереснее те мнения выборных, кото-
рые, наряду с проектами защиты Азова, указывают прави-
тельству на всеобщую разоренность и на злоупотребления
администрации, единого класса, которому жилось хорошо в
те тяжелые времена. Вот что говорят, между прочим, го-
родские дворяне о дьяках: "Твои государевы дьяки и
подьячие пожалованы твоим денежным жалованьем, поместь-
ями и вотчинами, а будучи беспрестанно у твоих дел и
обогатели многим богатством неправедным от своего мздо-
имства, покупили многие вотчины и дома свои построили
многие, палаты каменныя такия, что неудобь сказаемыя:
блаженной памяти не бывало, кому было достойно в таких
домах жить". Далее вот как рисуется положение торгового
класса: "Мы холопи твои, гостишки и гостинной и сукон-
ной сотни торговые людишки городовые, питаемся на горо-
дах от своих промыслишков, а поместий и вотчин за нами
нет никаких, службы твои государевы служим на Москве и
в иных городах ежегод беспрестанно и от беспрестанных
служб и от пятинныя деньги, что мы давали тебе в смо-
ленскую службу ратным и всяким служилым людям на подмо-
гу, многие из нас оскудели и обнищали до конца. А буду-
чи мы на твоих службах в Москве и в иных городах сбира-
ем твою государеву казну за крестным целованием с вели-
кою прибылью, -- где сбиралось при прежних государях и
при тебе в прежние годы сот по пяти и по шести, теперь
сбирается с нас и со всей земли нами же тысяч по пяти и
по шести и больше, а торжишки у нас стали гораздо худы,
потому что всякие наши торжишки на Москве и в других
городах отняли многие иноземцы немцы и кизильбашцы
(персияне)". Одинаково интересна и "сказка" самых мел-
ких -- черных сотен людей:
"Мы, сироты твои, черных сотен и слобод сотские и
старостишки и все тяглые людишки, ныне грехом своим ос-
кудели и обнищали от великих пожаров и от пятинных де-
нег и от даточных людей, от подвод, что мы, сироты
твои, давали тебе государю в смоленскую службу (в
1632--33 гг.) и от поворотных (с ворот двора) денег от
городового землянаго дела и от твоих государевых вели-
ких податей, и от многих целовальнич (выборных) служб,
которыя мы, сироты, в твоих государевых, в разных служ-
бах на Москве служим с гостьми и опричь гостей. И от
тое великия бедности многие тяглые людишки из сотен и
из слобод разбрелися розно и дворишки свои мечут"
(Собр. гос. гр. и дог. III, No 113). Такие картины были
недалеки от правды и не составляли большой новости для
правительства. Жить было действительно трудно: госу-
дарство требовало очень больших жертв, обстоятельства
не дозволяли сколько-нибудь разживиться, разбогатеть.
Недовольное своим экономическим положением общество
ищет причин своего разорения и, находя их в том или
другом, бьет челом государю об их устранении.
Рассматривая массу частных и коллективных челоби-
тий середины XVII в., мы узнаем, чем особенно тяготи-
лась, против чего вооружилась земщина. Служилые люди
жаловались на тяжесть и неравномерность распределения
служебных обязанностей между московскими и городскими
людьми. Кроме того, они были недовольны своим отношени-
ем к крестьянству: крестьяне продолжали выбегать из-за
них, и отыскивать их было трудно, несмотря на то что
при Михаиле Федоровиче была установлена для беглых де-
сятилетняя давность; крупные землевладельцы часто пере-
манивали к себе крестьян, результатом чего являлось не-
удовольствие дворянства против бояр и духовенства. Од-
ним из пунктов недовольства дворян против духовенства
было еще то, что последнее прибирало к рукам земли слу-
жилых людей, несмотря за запрещение 1584 г., а между
тем с выходом этих земель из службы последняя падала
все тяжелее и тяжелее на остальную массу служилых зе-
мель. Итак, облегчение служб и более верное обеспечение
за собой крестьянского труда -- вот заботы служилого
сословия.
Тяглые люди жаловались на тяжесть податей, которые
действительно большим бременем ложились на них; особен-
но плохо приходилось им от сбора пятинной деньги, кото-
рая их вконец разоряла. Такого рода тяжелые подати выз-
вали бегство тяглецов из общины, последняя же, в силу
круговой поруки, должна была платить и за выбывших чле-
нов. Для подобных беглых людей всегда был готов приют в
боярских и монастырских владениях, где существовали це-
лые промышленные слободы, -- и беглые закладывались за
беломестцев и, обходя таким путем закон, освобождались
от податей и повинностей. Вышеназванные слободы, конку-
рируя в торговле и промыслах с тяглыми общинами, еще
более подрывали благосостояние последних. Не ограничи-
ваясь этим, беломестцы вторгались даже в самые слободы
и посады, покупая там дворы и таким образом обеляя их
(т.е. освобождая их от платежа податей). Итак, тяжесть
податей и конкуренция в промыслах были главным злом для
посада, который и стремился замкнуться так, чтобы выход
из общины и вход в нее были закрыты, а затем желал об-
легчить свою податную тягость. Мы уже видели, что собс-
твенно торговые люди имели еще новую неприятность в ви-
де конкуренции иностранцев.
Вообще же все классы страдали одинаково от вое-
водских насилий и приказной волокиты.
Таково было к тому времени, когда умер Михаил Фе-
дорович, положение общества, поборовшего смуту и успев-
шего избавить государство от распада.
Время царя Алексея Михайловича (1645-1676)
В 1645 г. скончался царь Михаил Федорович, а через
месяц умерла и жена его, так что Алексей Михайлович ос-
тался сиротой. Ему было всего 16 лет, и, конечно, он не
самостоятельно начал свое замечательное царствование;
первые три года государством правил его воспита-
тель Борис Иванович Морозов. Морозов был человек несом-
ненно способный, но, как умно выразился Соловьев, "не
умевший возвыситься до того, чтобы не быть временщи-
ком". Три года продолжалось его "время", время лучшее,
чем при Салтыковых, но все-таки темное.
На бедную, еще слабую средствами Русь при Алексее
Михайловиче обстоятельства наложили столько государс-
твенных задач, поставили столько вопросов, требовавших
немедленно ответа, что невольно удивляешься историчес-
кой содержательности царствования Алексея Михайловича.
Прежде всего внутреннее неудовлетворительное поло-
жение государства ставило правительству много задач
юридических и экономических; выражаясь в челобитьях и
волнениях (т.е. пользуясь как законными, так и незакон-
ными путями), -- причем волнения доходили до размеров
разинского бунта, -- они вызвали усиленную законода-
тельную деятельность, напряженность которой нас положи-
тельно удивляет. Эта деятельность выразилась в Уложе-
нии, в Новоторговом уставе, в издании Кормчей книги и,
наконец, в массе частных законоположений.
Рядом с крупными вопросами юридическими и экономи-
ческими поднялись вопросы религиозно-нравственные; воп-
рос об исправлении книг и обрядов, перейдя на почву
догмата, окончился, как известно, расколом и вместе с
тем сплелся с вопросом о культурных заимствованиях. Ря-
дом с этим встал вопрос об отношении церкви к государс-
тву, ясно проглядывавший в деле Никона, в отношениях
последнего к царю.
Кроме внутренних вопросов; назрел и внешний поли-
тический вопрос, исторически очень важный, -- вопрос о
Малороссии. С ее присоединением начался процесс присое-
динения к Руси отпавших от нее волостей, и присоедине-
ние Малороссии, таким образом, было первым шагом со
стороны Москвы в деле ее исторической миссии, к тому же
шагом удачным. До сих пор Литва и Польша играли в отно-
шении Руси наступательную роль; с этих пор она перехо-
дит к Москве.
Со всеми этими задачами Москва, еще слабая, еще не
готовая к их решению, однако, справлялась: государство,
на долю которого приходилось столько труда, не падало,
а росло и крепло, и в 1676 г. оно было совсем иным, чем
в 1645 г.: оно стало гораздо крепче как в отношении по-
литического строя, так и в отношении благосостояния.
Только признанием за Московским государством спо-
собности к исторической жизни и развитию можно объяс-
нить общие причины этого явления. Это был здоровый ор-
ганизм, имевший свои исторические традиции и упорно
преследовавший сотнями лет свой цели.
Внутренняя деятельность правительства Алексея Ми-
хайловича
Первые годы царствования и Соборное Уложение.
Князь Яков Долгорукий, человек, помнивший время Алексея
Михайловича, говорил Петру Великому: "Государь, в ином
отец твой, в ином ты больше хвалы и благодарения досто-
ин. Главные дела государей -- три: первое -- внутренняя
расправа и главное дело ваше есть правосудие; в сем
отец твой больше нежели ты сделал". Эти слова показыва-
ют, какое высокое мнение сложилось у ближайших потомков
"гораздо тихаго" царя о его законодательной деятельнос-
ти:
его ставили даже выше Петра, хотя последний в на-
ших глазах своими реформами и перерос отца.
К сожалению, вышеприведенные слова Долгорукого не
могут быть относимы к первым трем годам царствования
Алексея Михайловича, когда дела государства находились
в руках вышеупомянутого Морозова: будучи опытным адми-
нистратором, Морозов не любил забывать себя и свою род-
ню и часто общие интересы приносил в жертву своим выго-
дам. Как дядька Алексея Михайловича, он пользовался
большим влиянием на него и большой его любовью. Имея в
виду обеспечить свое положение, он отстраняет родню по-
койной царицы и окружает молодого царя "своими". Далее,
в 1648 г., временщик роднится с царем, женясь на Милос-
лавской, сестре государевой жены. В свою очередь, опи-
раясь на родство с царем и на расположение Морозова,
царский тесть Илья Данилович Милославский, человек в
высшей степени корыстный, старался заместить важнейшие
государственные должности своими не менее корыстолюби-
выми, чем он, родственниками. Между последними особую
ненависть народа навлекли на себя своим лихоимством на-
чальник Пушкарского приказа Траханиотов и судья Земско-
го приказа Леонтий Плещеев, действовавшие во имя одной
и той же цели слишком уже явно и грубо. В начале июня
1648 г. это вызвало общий ропот в Москве, случайно пе-
решедший в открытое волнение. Царь лично успокоил на-
род, обещая ему правосудие, и вместе с тем нашел нужным
отослать Морозова из Москвы в Кириллов монастырь, а
Траханиотов и Плещеев были казнены. В связи с московс-
кими волнениями летом, в июле, произошли беспорядки в
Сольвычегодске, в Устюге и во многих других городах;
везде они направлялись против администрации.
Вскоре после московских беспорядков правительство
решило приступить к составлению законодательного кодек-
са. Это решение невольно связывается в нашем представ-
лении с беспорядками: такой давно не виданный факт, как
открытый беспорядок в Москве, конечно, настойчивее и
яснее всего показал необходимость улучшений в деле суда
и законодательства. Так понимал дело и патриарх Никон;
он говорил, между прочим, следующее: "Всем ведомо,
что собор был (об Уложении) не по воле, боязни ради и
междоусобия от всех черных людей, а не истинныя правды
ради". Что в то время, т.е. в 1648--1649 гг., в Москве
действительно чувствовали себя неспокойно, есть много
намеков. В начале 1649 г. один из московских посадских,
Савинка Корепин, осмелился даже утверждать, что Морозов
и Милославский не сослали князя Черкасского, "боясь нас
(т.е. народа), для того, что весь мир качается".
Необходимость улучшений в деле суда и законода-
тельства чувствовалась на каждом шагу, каждую минуту --
и правительством и народом. О ней говорила вся жизнь, и
вопросом праздного любопытства кажется вопрос о том,
когда было подано челобитье о составлении кодекса, о
котором (челобитье) упоминается в предисловии к Уложе-
нию (этим вопросом много занимается Загоскин, один из
видных исследователей Уложения). Причины, заставлявшие
желать пересмотра законодательства, были двояки. Прежде
всего, была потребность кодификации законодательного
материала, чрезвычайно беспорядочного и случайного. С
конца XV в. (1497 г.) Московское государство управля-
лось Судебником Ивана III, частными царскими Указами и,
наконец, обычаем, "пошлиною" государственной и земской.
Судебник был преимущественно законодательством о суде и
лишь мимоходом касался вопросов государственного уст-
ройства и управления. Пробелы в нем постоянно пополня-
лись частными указами. Накопление их после Судебника
повело к составлению второго Судебника, "царского"
(1550 г.). Но и царский Судебник очень скоро стал нуж-
даться в дополнениях и потому дополнялся частными ука-
зами на разные случаи. Эти указы называются часто "до-
полнительными статьями к Судебнику". Они собирались в
приказах (каждый приказ собирал статьи по своему роду
дел) и затем записывались в "Указных книгах". Указной
книгой приказные люди руководились в своей администра-
тивной или судебной практике; для них указ, данный на
какой-нибудь отдельный случай, становился прецедентом
во всех подобных случаях и таким образом обращался в
закон. Такого рода отдельных законоположений, иногда
противоречащих друг другу, к половине XVII в. набралось
огромное число. Отсутствие системы и противоречия, с
одной стороны, затрудняли администрацию, ас другой --
позволяли ей злоупотреблять законом. Народ же, лишенный
возможности знать закон, много терпел от произвола и
"неправедных судов". В XVII столетии в общественном
сознании ясна уже потребность свести законодательство в
одно целое, дать ему ясные формулы, освободить его от
балласта и вместо массы отдельных законов иметь один
кодекс.
Но не только кодекс был тогда нужен. Мы видели,
что после смуты при Михаиле Федоровиче борьба с резуль-
татами этой смуты -- экономическим расстройством и де-
морализацией -- была неудачна. В XVII в. все обстоя-
тельства общественной жизни вызывали общую неудовлетво-
ренность: каждый слой населения имел свои pia desideria
и ни один из них не был доволен своим положением. Масса
челобитий того времени ясно показывает нам, что не
частные факты беспокоили просителей, а что чувствова-
лась нужда в пересоздании общих руководящих норм об-
щественной жизни. Просили не подтверждения и свода ста-
рых законов, которые не облегчали жизни, а их пересмот-
ра и исправления сообразно новым требованиям жизни, --
была необходимость реформ.
К делу составления кодекса были привлечены выбор-
ные люди, съехавшиеся на собор из 130 (если не более)
городов. Среди выборных насчитывалось до 150 служилых и
до 100 тяглых людей. Московских же дворян и придворных
чинов на соборе было сравнительно мало, потому что от
них теперь потребовали также выборных, а не допустили
их, как прежде допускали, поголовно. Дума и освященный
собор участвовали в полном своем составе. По полноте
представительства этот собор можно назвать одним из
удачнейших. (Мы помним, что на соборе 1613г. участвова-
ли представители только 50 городов). Этим выборным лю-
дям новое Уложение было "чтено", как выражается предис-
ловие нового кодекса.
Рассматривая этот кодекс или, как его называли,
"Уложение", мы замечаем, что это, во-первых, не Судеб-
ник, т.е. не законодательство исключительно о суде, а
кодекс всех законодательных норм, выражение действующе-
го права государственного, гражданского и уголовного.
Состоя из 25 глав и почти тысячи статей, Уложение обни-
мает собой все сферы государственной жизни. Это был
свод законов, составленный из старых русских постанов-
лений с помощью права византийского и литовского.
Во-вторых, Уложение представляет собой не механи-
ческий свод старого материала, а его переработку; оно
содержит в себе многие новые законоположения, и когда
мы всматриваемся в характер их и соображаем их с поло-
жением тогдашнего общества, то замечаем, что новые
статьи Уложения не всегда служат дополнением или исп-
равлением частностей прежнего законодательства; они,
напротив, часто имеют характер крупных общественных ре-
форм и служат ответом на общественные нужды того време-
ни.
Так, Уложение отменяет урочные лета для сыска бег-
лых крестьян и тем окончательно прикрепляет их к земле.
Отвечая этим настоятельной нужде служилого сословия,
Уложение проводит тем самым крупную реформу одной из
сторон общественной жизни.
Далее, оно запрещает духовенству приобретать вот-
чины. Еще в XVI в. шла борьба против права духовенства
приобретать земли и владеть вотчинами. На это право бо-
ярство да и все служилые люди смотрели с большим удо-
вольствием. И вот сперва в 1580 г. было запрещено вот-
чинникам передавать свои вотчины во владение духовенс-
тва по завещанию "на помин души", а в 1584 г. были зап-
рещены и прочие виды приобретения духовенством земель.
Но духовенство, обходя эти постановления, продолжало
собирать значительные земли в своих руках. Неудовольст-
вие на это служилого сословия прорывается в XVII в.
массой челобитных, направленных против землевладельчес-
ких привилегий и злоупотреблений духовенства вообще и
монастырей в частности. Уложение удовлетворяет этим че-
лобитьям, запрещая как духовным лицам, так и духовным
учреждениям приобретать вотчины вновь (но прежде приоб-
ретенные отобраны не были). Вторым пунктом неудовольст-
вия против духовенства были различные судебные привиле-
гии. И здесь новый законодательный сборник удовлетворил
желанию населения: им учреждается Монастырский приказ,
которому с этих пор делается подсудным в общем порядке
духовное сословие, и ограничиваются прочие судебные ль-
готы духовенства.
Далее, Уложение впервые со всей последователь-
ностью закрепляет и обособляет посадское население, об-
ращая его в замкнутый класс: так посадские становятся
прикрепленными к посаду. Из посада теперь нельзя уйти,
зато и в посад нельзя войти никому постороннему и чуж-
дому тяглой общине.
Исследователи замечали, конечно, тесную связь меж-
ду всеми этими реформами и обычными жалобами земщины в
первой половине XVII столетия, но недавно только в на-
учное сознание вошла идея о том, что выборным людям
пришлось не только "слушать" Уложение, но и самим выра-
ботать его. По ближайшему рассмотрению оказывается, что
все крупнейшие новизны Уложения возникли по коллектив-
ным челобитьям выборных людей, по их инициативе, что
выборные принимали участие в составлении и таких частей
Уложения, которые существенно их интересов не касались.
Словом, оказывается, что, во-первых, работы по Уложению
вышли за пределы простой кодификации, и, во-вторых, что
реформы, проведенные в Уложении, основывались на чело-
битьях выборных и проведены к тому же согласно с духом
челобитий.
Здесь-то и кроется значение Земского собора 1648--
1649 гг.: насколько Уложение было реформой обществен-
ной, настолько оно в своей программе и направлении выш-
ло из земских челобитий и программ. В нем служилые
классы достигли большего, чем прежде, обладания кресть-
янским трудом и успели остановить дальнейший выход вот-
чин из служилого оборота. Тяглые посадские общины успе-
ли добиться обособления и защищали себя от вторжения в
посад высших классов и от уклонений от тягла со стороны
своих членов. Посадские люди этим самым достигли облег-
чения тягла, по крайней мере в будущем. Вообще же вся
земщина достигла некоторых улучшений в деле суда с бо-
ярством и духовенством и в отношениях к администрации.
Торговые люди на том же соборе значительно ослабили
конкуренцию иностранных купцов через уничтожение неко-
торых их льгот. Таким образом, велико ли было значение
выборных 1648 г., решить нетрудно: если судить по ре-
зультатам их деятельности, оно было очень велико.
Политическое значение момента. Такова была победа
средних классов на соборе 1648 г. От нового закона они
выигрывали, а проигрывали их житейские соперники, сто-
явшие наверху и внизу тогдашней социальной лестницы.
Как в 1612--1613 гг. средние слои общества возобладали
благодаря своей внутренней солидарности и превосходству
сил, так в 1648 г. они достигли успеха благодаря единс-
тву настроения и действия и численному преобладанию на
соборе. И все участники "великого земского дела", каким
было составление Уложения, понимали важность минуты.
Одних она радовала: те, в чью пользу совершалась рефор-
ма, находили, что наступает торжество справедливости.
"Нынеча государь милостив, сильных из царства выводит,
-- писал один дворянин другому, -- и ты, государь, на-
сильства не заводи, чтобы мир не поведал!" Некоторые
даже находили, что следует идти далее по намеченному
пути перемен. Так, курские служилые люди были недоволь-
ны своим выборным на соборе Малышевым и "шумели" на не-
го, по одному выражению, за то, что "у государева у Со-
борного уложенья по челобитью земских людей не против
всех статей государев указ учинен", а по другому выра-
жению, за то, что "он на Москве розных их прихотей в
Уложенье не исполнил". Но если одни хотели еще больше,
чем получили, то другим и то, что было сделано, каза-
лось дурным и зловещим. Закладчики, взятые из льготной
частной зависимости в тяжелое государево тягло, мрачно
говорили, что "ходить нам по колено в крови". По их
мнению, общество переживало прямую смуту ("мир весь ка-
чается"), и обездоленной Уложением массе можно было по-
куситься на открытое насилие против угнетателей, потому
что этой массы будто бы все боялись. Не одно простона-
родье думало таким образом. Патриарх Никон подвергал
резкой критике Уложение, называя его "проклятою" и без-
законною книгой. По его взгляду, оно составлено "чело-
веком прегордым", князем Одоевским несоответственно
царскому указанию и передано Земскому собору из боязни
пред мятежным "миром". Он писал: "То всем ведомо, что
собор был не по воли, боязни ради и междоусобия от всех
черных людей, а не истинныя правды ради". Разумеется,
Никона волновали иные чувства, чем боярских закладчи-
ков, в большой записке он доказывал, что первоначальные
намерения государя заключались в том, чтобы просто соб-
рать старые законы "ни в чем же отменно" и преподать их
светскому обществу, а не патриарху и не церковным лю-
дям. Обманом же "ложнаго законодавца" Одоевского и меж-
доусобием от всех черных людей вышел "указ тот же пат-
риарху со стрельцом и с мужиком" и были допущены вопию-
щие нарушения имущественных и судебных льгот духовенс-
тва в новых законах, испрошенных земскими людьми. Поэ-
тому Никон не признавал законности Уложения и не раз
просил государя Уложение "отставить", т.е. отменить.
Таково было отношение к собору и его Уложенной книге у
самого яркого представителя и тогдашней иерархии. Можем
быть уверены, что ему сочувствовали и прочие; реформа
Уложения колебала самый принцип независимости и особен-
ности церковного строя и подчиняла церковные лица и
владения общегосударственному суду; мало того, она
больно затрагивала хозяйственные интересы церковных
землевладельцев. Сочувствия к ней в духовенстве быть не
могло, как не могло быть и сочувствия к самому Земскому
собору, который провел реформу. Боярство также не имело
основания одобрять соборную практику 1648 г. В середине
XVII столетия из рассеянных смутой остатков старого бо-
ярства как княжеского происхождения, так и с более
простым "отечеством" успела сложиться новая аристокра-
тия придворно-бюрократического характера. Не питая ни-
каких политических притязаний, это боярство приняло
"приказный" характер, обратилось в чиновничество и, как
мы видели, повело управление мимо соборов. Хотя новые
бояре и их помощники, дьяки, сами происходили из рядо-
вого дворянства, а иногда и ниже, тем не менее у них
был свой гонор и большое стремление наследовать не
только земли старого боярства, но и землевладельческие
льготы старого типа, когда-то характеризовавшие собой
удельно-княжеские владения. Обработанные И. Е. Забели-
ным документы вотчин знаменитого Б. И. Морозова вводят
нас в точное разумение тех чисто государственных прие-
мов управления, какие существовали во "дворе" и в "при-
казах" Морозова. Вот эта-то широта хозяйственного раз-
маха, поддерживаемая льготами и фактической безответс-
твенностью во всем, и послужила предметом жалоб со сто-
роны мелкопоместного служилого люда и горожан. Уложение
проводило начало общего равенства перед законом и
властью ("чтобы Московскаго государства всяких чинов
людям, от большаго и до меньшаго чину, суд и расправа
была во всяких делех всем ровна") и этим становилось
против московского боярства и дьячества за мелкую сошку
провинциальных миров. Притязания этой сошки охранить
себя посредством соборных челобитий от обид насильников
московская администрация свысока называла "шумом" и
"разными прихотьми", а шумевших -- "озорниками". Тен-
денция Уложения и челобитья соборных людей никак не
могли нравиться московской и боярской и дьяческой бю-
рократии.
Так, с ясностью обнаруживается, что созванный для
умирения страны собор 1648 г. повел к разладу и неудо-
вольствиям в московском обществе. Достигшие своей цели
соборные представители провинциального общества восста-
новили против себя сильных людей и крепостную массу.
Если последняя, не мирясь с прикреплением к тяглу и к
помещику, стала протестовать "гилем" (т.е. беспорядка-
ми) и выходом на Дон, подготовляя там разиновщину, --
то общественная вершина избрала легальный путь действий
и привела правительство к полному прекращению Земских
соборов.
Земский собор 1648 г. был самым полным, самым дея-
тельным и самым влиятельным из соборов при новой динас-
тии. Почетно поставленные и обеспеченные казной на все
времена работ в Москве, выборные люди привлекались
иногда в ряды московской администрации не только для
отдельных поручений, но и на должности по местному и
центральному управлению. Им вместе с внешним почетом
оказывалось и доверие. Но в то же время в обстоятельст-
вах собора 1648 г. крылись уже причины быстрой развяз-
ки, конца соборов. Конец этот пришел так нежданно, что
позднейшему наблюдателю он может показаться как бы пе-
реворотом в правительственной системе.
После собора об Уложении в Москве были еще соборы
в 1650, 1651 и 1653 гг. Первый из них занимался вопро-
сом об умиротворении Пскова, где тогда шло очень острое
брожение. Два последних были посвящены вопросу о присо-
единении Малороссии. Последнее заседание собора 1653 г.
происходило 1 октября, и более соборы в Москве не созы-
вались. Можно думать, что от них московское правитель-
ство отказалось сознательно. После 1653 г., в тех слу-
чаях, когда признавалось необходимым обратиться к мне-
ниям сведущих людей, в Москве созывали на совет уже не
"всех чинов выборных людей", а представителей только
того сословия, которое было всего ближе к данному делу.
Так, в 1660, 1662--1663 гг. шли совещания бояр с гостя-
ми и тяглыми людьми г. Москвы по поводу денежного и
экономического кризиса. В 1672 г. в Посольском приказе
высшее московское купечество было привлечено к обсужде-
нию армянского торга шелком; в 1676 г. тот же вопрос
был предложен гостям в Ответной палате. В 1681--1682
гг. в Москве были две односословные комиссии: одна,
служилая, занималась вопросами военной организации,
другая, тяглая, -- вопросами податного обложения; обе
были под руководством одного представителя, князя В. В.
Голицына, но ни разу не соединились в одну палату вы-
борных. Только однажды члены служилой комиссии вместе с
освященным собором и думой составили общее заседание
для торжественной отмены местничества; но это, конечно,
не был Земский собор в том смысле, как мы условились
понимать этот термин. Прибегая к совету с экспертами в
тех делах, где требовались специальные сведения, мос-
ковская власть в общих делах, хотя бы и большой госу-
дарственной важности, довольствовалась "собором" влас-
тей и бояр. Так, в 1673 и 1679 гг. экстренные денежные
сборы ввиду войны с турками были назначены приговорами
освященного сбора и думы. Ранее же такие сборы назнача-
лись неизменно Земскими соборами. Словом, после 1653 г.
московское правительство систематически стало заменять
соборы другими видами совещаний, на которые ему указы-
вала традиция. Мы видели, что и комиссия сведущих людей
при Боярской думе, и "соборы" властей и бояр существо-
вали еще до смутного времени и были освящены еще боль-
шей давностью, чем выборные "советы всей земли". Приз-
нав последние нежелательными, легко обратились к пер-
вым, видя в них не меньше смысла, но больше удобств и
безопасности.
Однако земские люди, заметив перемену в отношении
власти к Земским соборам, не скрыли при случае, что со
своей стороны они дорожат опальным учреждением. Когда в
1662 г. в смутную пору тяжелого денежного кризиса мос-
ковское правительство неоднократно звало на совет мос-
ковских гостей, людей гостиной и суконной сотен и чер-
ных сотен и слобод, то все эти люди в числе мер к пре-
сечению кризиса предлагали созвать собор: "То дело все-
го государства, всех городов и всех чинов, -- говорили
гости и торговые люди, -- и о том у великаго государя
милости просим, чтобы пожаловал великий государь, ука-
зал для того дела взять изо всех чинов на Москве и из
городов лучших людей по 5 человек, а без них нам одним
того великаго дела на мере поставить невозможно". Чер-
ные люди просили того же: "О том великаго государя ми-
лости просим, чтобы великий государь указал взять изо
всяких чинов и из городов лучших людей, а без городовых
людей о медных деньгах сказать не уметь, потому что то
дело всего государства и всех городов и всяких чинов
людей". Но судьба соборов была уже решена, и великий
государь соборов более не созывал.
После сказанного нами нет надобности много гово-
рить о причинах прекращения соборов. Служа в XVII в.
политическим органом средних классов московского об-
щества, соборы были сначала в тесном единении с монар-
хом, который в момент избрания своего сам был излюблен-
ным вождем тех же средних классов. Дружное соправитель-
ство двух родственных политических авторитетов, царя и
собора, продолжалось до того времени, пока верховная
власть не эмансипировалась от сословных влияний и пока
вокруг нее не сложилась придворно-аристократическая бю-
рократия. При первых же признаках разлада между земским
представительством и "сильными людьми", между нижней и
верхней палатами Земского собора 1648 г., правительст-
венная среда перестает пользоваться помощью собора и
прибегает к другим видам совещаний, существовавшим из-
давна в московском обиходе. Земскому собору перестают
доверять, потому что связывают его деятельность с тем
"в миру великим смятением", которое колебало государс-
тво в 1648--1650 гг. Власть ищет дальнейшей опоры уже
не в соборах, а в собственных исполнительных органах:
начинается бюрократизация управления, торжествует "при-
казное" начало, которому Петр Великий дал полное выра-
жение в своих учреждениях.
Такова была внутренняя причина падения соборов. Не
сомневаемся, что главным виновником перемены правитель-
ственного взгляда на соборы был патриарх Никон. При-
сутствуя на соборе 1648 г. в сане архимандрита, он сам
видел знаменитый собор; много позднее он выразил свое
отрицательное к нему отношение в очень резкой записке.
Во второй половине 1652 г. стал Никон патриархом. В это
время малороссийский вопрос был уже передан на суждение
соборов. Когда же в 1653 г. собор покончил с этим воп-
росом, новые дела уже соборам не передавались. Времен-
щик и иерарх в одно и то же время, Никон не только пас
церковь, но ведал и все государство. При его-то власти
пришел конец Земским соборам.
Внутренние затруднения. В деле составления Уложе-
ния интересна, между прочим, та частность, что готовые
статьи его обнародовались в виде отдельных законополо-
жений и приводились в исполнение ранее выхода в свет
самого Уложения, напечатанного только в мае 1649 г. Та-
ким образом, в Москве знали о результатах законодатель-
ных трудов раньше 1649 г. и на многие реформы смотрели
с неодобрением. Те люди, против интересов которых шли
реформы, позволяли себе тихомолком говорить непристой-
ные речи. Но вместе с тем волнение в Москве было замет-
но настолько, что на 6 января 1649 г. москвичи ждали
беспорядков. Однако их не было. Любопытно при этом, что
недовольные реформами (много было недовольных прикреп-
лением посадских) считали виновниками нововведений
"старых неприятелей" Морозова и Милославского. Про них
со злобой говорили, что царь Алексей "глядит все изо
рта бояр Морозова и Милославскаго; они всем владеют".
В Москве, однако, дело обошлось благополучно. Но
через год (в начале 1650 г.) начались беспорядки во
Пскове, а за Псковом взволновался и Новгород. Бунтовали
против бояр (т.е. администрации) и против Морозова с
его "приятелями-немцами". В это время по договору со
Швецией правительство отпускало в Швецию крупные суммы
денег и большие запасы хлеба. Вывоз денег и хлеба за
границу народ счел за измену со стороны бояр. "Бояре
шлют хлеб и деньги немцам, а государь того не ведает",
-- говорил народ и задерживал "до государева указу"
шведских гонцов с деньгами, а также не давал везти
хлеб. В Новгороде мятеж окончился скоро, но псковские
жители волновались гораздо упорнее. Замечательно, что
во всех волнениях начала царствования Алексея Михайло-
вича преимущественно участвовали промышленные слои на-
селения, посадские люди. Причину этого, конечно, надо
искать в очень тяжелом положении этих классов в полови-
не XVII в. Во Пскове мятеж принял обширные размеры и
очень острый характер. Местные власти потеряли всякий
авторитет. Псковичи творили насилия и над посланными из
Москвы для расследования дела думными людьми. Тогда в
Москве решили в виде острастки употребить против Пскова
военную силу. Кн. Хованский с небольшим отрядом осадил
город, но псковичи не сдавались. В июле 1650 г. озабо-
ченное мятежом московское правительство решается отпра-
вить из Москвы епископа Рафаила Коломенского с выборны-
ми москвичами для увещания мятежников, и это увещание
подействовало лучше войск Хованского. Псковичи послуша-
лись и принесли повинную. Как серьезно смотрело на этот
мятеж московское правительство, видно уже из одного
факта созвания по поводу мятежа Земского собора в июле
1650 г., постановления которого, впрочем, неизвестны.
Вероятно, они отличались мягкостью. Правительство вооб-
ще избегало тогда крутых мер, может быть, потому, что в
то время была везде наклонность к волнениям; ни в одно
царствование не было их так много, как в царствование
Алексея Михайловича. Что волнения тогда были не в одном
Пскове и что в Москве было не совсем спокойно, видно из
того, что после собора в Посольский приказ были призва-
ны московские тяглецы, которые получили здесь инструк-
ции "извещать государя о всяких людях, которые станут
воровские речи говорить".
В таком положении находились дела, когда назревал
малороссийский вопрос. Из-за Малороссии Россия с 1654
г, втянулась в войну с Польшей. Несмотря на удачу вой-
ны, недостаток средств у правительства и плохое эконо-
мическое положение народа скоро дали себя знать. Прави-
тельству приходилось прибегать к экстренным сборам (в
1662 и 1663 гг. собиралась "пятая" деньга, как бывало
при Михаиле Федоровиче), но и их не хватало, и прави-
тельство пробовало сокращать свои расходы. Однако, ви-
дя, что все такие попытки далеко не удовлетворяют жела-
емой цели, оно попробовало извернуться из затруднитель-
ного положения, произвольно увеличивая ценность ходив-
шей монеты. В то время своих золотых у нас еще не было,
а в обращении были голландские и немецкие червонцы,
причем голландский червонец имел ценность одного рубля,
а серебряный ефимок (талер) ходил от 42 до 50 коп., и,
перечеканивая его в русскую серебряную монету, прави-
тельство из ефимка чеканило 21 алтын и 2 деньги, т.е.
около 64 коп., и таким образом на каждом ефимке выгады-
вало 15--20 коп. (по словам Котошихина).
В этом, конечно, заключалась уже значительная вы-
года казне. Но ее хотели еще увеличить и стали ефимкам
придавать ценность рубля; с этой целью клеймили их;
клейменный ефимок везде принимался за рубль, неклеймен-
ные же ефимки ходили по обычной цене 42--50 коп. Такая
мера правительства неминуемо повела к подделкам клейма
на ефимках, а это последнее обстоятельство вызвало, в
свою очередь, вздорожание припасов вместе с недоверием
к новой монете. Тогда в 1656 г. боярин Ртищев предложил
проект, состоявший в том, чтобы пустить в оборот, так
сказать, металлические ассигнации, -- чеканить медные
деньги одинаковой формы и величины с серебряными и вы-
пускать их по одной цене с ними. Это шло довольно удач-
но до 1659 г., за 100 серебряных коп. давали 104 мед-
ных. Затем серебро стало исчезать из обращения, и дело
пошло хуже, так что в 1662 г. за 100 серебряных давали
300--900 медных, а в 1663 г. за 100 серебряных не брали
и 1500 медных. Одним словом, здесь произошла история,
аналогичная той, которая 80 лет спустя случилась с Джо-
ном Ло во Франции. Почему же смелый проект Ртищева, ко-
торый мог бы оказать большую помощь московскому прави-
тельству, так скоро привел его к кризису?