Ко времени вступления на патриарший престол у Ни-
кона созрела мысль о необходимости такой проверки и
исправления. Став патриархом и разбирая патриаршую биб-
лиотеку, он нашел в ней грамоту об утверждении патриар-
шества, в коей говорилось о необходимости полного сог-
ласия православных церквей и о строжайшем соблюдении
догматов. Это побудило его к исследованию, не отступила
ли русская церковь от православного греческого закона.
Как в Символе Веры, так и в других книгах он сам увидел
отступления. Но решиться сразу на гласную систематичес-
кую проверку всех этих отступлений было трудно по важ-
ности самого дела, и Никон начал свои реформы частными
мерами. Он 1653 г. вместо 12 указал 4 земных поклона во
время чтения молитвы "Господи и Владыко живота моего".
Эта реформа, весьма некрупная, тем не менее показалась
нестерпимой многим московским священникам, именно,
кружку Иосифовскому, в центре которого был Стефан Вони-
фатьев, Благовещенский протопоп, и Ив. Неронов, священ-
ник московского Казанского собора. К этому же кружку
примыкали Юрьевский протопоп Аввакум и др. К этому
кружку в былое время принадлежал и сам Никон. Вместе с
прочими членами кружка он отличался национально-охрани-
тельным настроением, которое, однако, утратил, когда
стал во главе церкви и получил более широкий кругозор.
Перемена его взглядов не осталась неизвестной его ста-
рым приятелям. Эти лица, недовольные утратой того влия-
ния, каким они пользовались при Иосифе, недовольные
постоянными толками об исправлениях и присутствием гре-
ков и киевлян, собрались обсуждать новую меру Никона и
нашли ее еретической. "Задумалися, сошедшися между со-
бою, -- говорил Аввакум, -- видим я ко зима хочет быти:
сердце озябло и ноги задрожали".
Увидели они, что толки об исправлениях начинают
переходить в дело и, не сочувствуя этому, составили и
подали царю челобитную на Никона. В челобитной говори-
лось не только о новой мере Никона, но и о двоеперстии,
о котором тогда еще не было решено; Никон обвинялся в
ереси. Очевидно, что московские попы знали о намерениях
Никона, о готовящейся реформе и уже заранее протестова-
ли против нее. Челобитная их была безуспешна. Из-за
нее, однако, между Никоном и этим кружком начались неу-
довольствия и произошел окончательный разрыв, который
привел к ссылке некоторых членов кружка.
На духовном соборе в 1653 г. разбиралось дело Лог-
гина, судившегося по доносу воеводы Муромского за ос-
корбление святыни; на соборе протопоп Неронов, вступив-
шийся за Логгина, высказал много горького и дерзкого
Никону и за это собором был послан в монастырь на сми-
рение. Аввакум, поссорясь после ссылки Неронова с дру-
гими священниками Казанского собора, устроил всенощную
в сарае на том основании, как он говорил, что в "неко-
торое время и конюшня де иные церкви лучше". Он был
арестован и осужден вместе с Логгином как за это бес-
чинство, так и за то, что они подали царю на патриарха
жалобу по поводу осуждения Неронова. Аввакум был сослан
в Тобольск. Это столкновение Никона с влиятельным круж-
ком московских попов при самом первом шаге задуманных
им исправлений показало ему всю невозможность действо-
вать при церковных исправлениях одному. Его личные рас-
поряжения и в будущем могли вызвать такое же противоре-
чие. Необходимо было поэтому созвать собор, который
своим авторитетом поддержал бы и узаконил дело исправ-
ления. И вот весной 1654 г. патриарх с государем созы-
вают церковный собор; на нем было: 5 митрополитов, 5
архиепископов и епископов, 11 архимандритов и игуменов
и 13 протопопов. Собор начался речью Никона, в которой
он указал на неисправность наших книг и обрядов и дока-
зывал необходимость их исправления. Собор признал, что
исправление необходимо, и постановил, что книги все на-
до исправить, сверяясь с древними и греческими книгами.
Только епископ Павел Коломенский подал особое мнение;
против реформ он ничего не имел, но, в частности, был
против вновь положенного количества поклонов за молит-
вой "Господи и Владыко живота моего". Это противоречие
собору не прошло Павлу Коломенскому даром: он был скоро
Никоном сослан.
Но это самое противоречие показывало, что опреде-
ление Русского собора может быть некоторыми не призна-
но, что в таком важном деле, как исправление, нужен
высший авторитет. Никону стало ясно, что для более ус-
пешного действия ему необходимо заручиться авторитетом
всей Восточной церкви. Поэтому, начиная приводить в ис-
полнение постановления собора 1654 г., патриарх и царь
посылают (1654) в Константинополь свои грамоты, заклю-
чающие 26 вопросов по делу исправления, и просят Конс-
тантинопольского патриарха Паисия ответить на эти воп-
росы. Паисий созвал собор константинопольского духо-
венства и "деяния" этого собора, вполне одобряющие пла-
ны Никона и постановления Московского собора 1654г.,
послал в Москву. Таким образом Греческая церковь офици-
ально была привлечена к делу исправления русских книг.
Еще раньше, собирая в Москву древние славянские
книги, Никон теперь (1654 г.) вторично посылает Арсения
Суханова на Восток собирать древние греческие книги.
Благодаря сочувствию и содействию афонских монахов, Су-
ханову удается вывезти с Афона до 500 книг. С таким же
сочувствием к Никону отнеслись и патриархи Антиохийский
и Александрийский; они со своей стороны присылали древ-
ние книги в Москву.
Одновременно с собиранием новых материалов для ра-
бот по исправлению книг, во главе исправлений были пос-
тавлены новые лица -- киевский иеромонах Епифаний Сла-
винецкий, Арсений Сатановский и греки: Дионисий, "свя-
тогорец" с Афона, и Арсений-Грек, учившийся в Риме и
Венеции. Последнего, когда он был в Малороссии и Гре-
ции, греки и южане считали за еретика-католика, а пото-
му, по прибытии в Москву, он был послан натри года в
Соловки на испытание. Когда соловецкие монахи признали
ею православным, Никон взял его к себе в справщики. Но
молва о его еретичестве продолжала ходить по Москве, и
его присутствие соблазняло многих приверженцев старины
(например, Неронова).
Первая исправленная книга, "Служебник", труд новых
справщиков, была наконец выпущена в 1655 г. Эта книга
предварительно была прочтена на духовном соборе, нароч-
но для того созванном, и одобрена присутствовавшими на
нем греческими иерархами: патриархом Антиохийским Мака-
рием и автокефальным митрополитом Сербским Гавриилом.
Одновременно с исправлением книг совещались и об
исправлении обрядов, для чего созывались соборы, и на
соборе 1656 г. впервые занялись вопросом о двоеперстии.
Между тем в народе проявлялся ропот на новшества: новых
книг местами не хотели принимать, считая их испорченны-
ми. Но людей, могущих стать во главе протестующих, пока
не было. Только Иван Неронов, который был в ссылке в
Спасо-Каменском монастыре, стал как бы центром движения
против Никона на севере, где он восстановлял народ на
патриарха. Затем ему удалось бежать из ссылки в самую
Москву, здесь он долго скрывался от Никона и энергично
пропагандировал против него. На соборе 1656 г. Неронов
(хотя и не был сыскан) был осужден и предан анафеме
вместе с своими единомышленниками. Хотя потом Неронов
сам явился к Никону и был Никоном прощен, хотя эта
распря окончилась примирением, тем не менее некоторые
исследователи (митрополит Макарий) это анафематствова-
ние считают за начальный момент раскола.
Так дело шло до оставления Никоном патриаршего
престола в 1658 г. Соображая все обстоятельства исправ-
ления книг и обрядов и протесты против этих исправлений
за время 1653--1658 гг. (с начала их до удаления Нико-
на), мы можем сказать, что, с одной стороны, Никон
вполне сознательно приступил к делу исправления и был в
нем активным деятелем, но он не решался своей властью
делать много и почти на все свои меры требовал санкции
соборов, и не только русских, но и восточных. Эта санк-
ция всей католической церкви касательно частных дел
Русской церкви придавала делу особую торжественность и
сообщала ему характер общецерковного искоренения ересей
в Русской церкви. Взгляд на старые русские обрядности
как на ереси несомненно существовал в то время и ска-
зался на соборе 1656 г. (против Неронова).
Гораздо легче относился к отступлениям Русской
церкви Константинопольский собор 1654--1655 гг.
В свою очередь, в глазах поклонников старинной об-
рядности поправки Никона прямо были ересями, и протес-
товали эти люди против Никона именно потому, что он
вводил "еретические" новшества.
Но, обращаясь к протестам против Никона, мы должны
заметить, с другой стороны, что в промежуток времени с
1653 г. по 1658 г. противодействие Никону не выражалось
резко и в больших размерах. Только Неронов со своими
резкостями явился определенным протестантом. Замеча-
тельно, что противодействие исправлению проявлялось
раньше, чем принимались меры исправления: протестовали
тогда, когда еще существовали лишь проекты реформ (мы
видели, что московские священники подали царю еще в
1653 г. челобитье против Никона в защиту двоеперстия,
хотя двоеперстие стало возбраняться лишь с 1655--1656
гг.). Это противодействие Никону исходило первоначально
из одного кружка священников, которые были влиятельны
при Иосифе и потеряли вес при Никоне; явилось оно
частью по личной неприязни к Никону, частью из чувства
национальной гордости, оскорбленной тем, что дело исп-
равления переходило в нерусские руки. Далее это проти-
водействие патриарху, повторяем, не перешло до 1658 г.
в открытый раскол, не проявлялось резко, хотя протесто-
вавшему кружку тайно сочувствовали многие (об этом сви-
детельствует, между прочим, Павел Алеппский, дьякон
патриарха Макария Антиохийского, бывший с патриархом в
50-х годах XVII в. в Москве и оставивший любопытные за-
писки).
Так стояло дело в момент удаления Никона с патри-
аршего престола в 1658 г. После же удаления Никона про-
тиводействие реформам церковным быстро разрастается.
По удалении Никона во главе Русской церкви стал
Крутицкий митрополит Питирим. В деле исправления первое
место занимали те же справщики, оно велось в том же
направлении, но без Никона не было прежней энергии.
Протест против исправления, значительно подавляемый
личными свойствами, громадной властью и влиянием Нико-
на, становится с его удалением все яснее, смелее и нас-
тойчивее. Во главе его, как и прежде, стоит Неронов,
человек неглупый и резкий, интриган, способный на до-
нос; он был прежде избалован московскими властями и был
влиятелен по своему положению (протопоп московского Ка-
занского собора). В деле противодействия иерархии он то
приносит ей раскаяние, то от нее отпадает; нужно ска-
зать, что он играл роль между протестующими больше бла-
годаря своему положению, нежели личным достоинством.
Другой вожак -- протопоп Аввакум. Это был крупный само-
родок, очень умный от природы, не необразованный чело-
век. "Аще я и не смыслен гораздо, неученый человек, --
говорил он сам про себя, -- не учен диалектики и рито-
рики и философии, разум Христов в себе имам, яко же и
апостол глаголет аще и невежда словом, но не разумом".
Подобная самоуверенность речи вызывалась в Аввакуме не
самомнением. Аввакум -- фанатик (он видит видения и ве-
рит в свое непосредственное общение с Богом); но он
честен и неподкупен, он способен слепо проникаться од-
ним каким-нибудь чувством, готов на мучения. Он спокой-
но говорит в одной из своих челобитных царю: "Вем, яко
скорбно тебе, государь, от докуки нашей... Не сладко и
нам, егда ребра наши ломают и, развязав нас, кнутьем
мучат и томят на морозе гладом... А все церкви ради Бо-
жия страждем", -- добавляет он и дальше повествует о
всех своих страданиях за веру. Он и умер, верный себе,
мученической смертью. В его чрезвычайно интересных со-
чинениях проглядывают иногда нетерпимость, изуверство,
но есть в них и очень симпатичные и вызывающие к нему
уважение черты. Из новых вожаков, выдвинувшихся уже
после удаления Никона, известны следующие лица: епископ
Вятский Александр, прежде произносивший анафемы против
Неронова, а потом приставший к протестующим; поп Ла-
зарь, сосланный в 1661 г. за обличение новшеств, лич-
ность очень несимпатичная (известный серб Юрий Крижа-
нич, знавший Лазаря, рисует его очень неприглядными
чертами); Никита, по прозвищу Пустосвят, личность мел-
кая, самолюбивая и крайне непоследовательная. Рядом с
этими вожаками раскола стоят: дьякон Федор, довольно
образованный богословски человек сравнительно с прочими
расколоучителями; далее, ученик Неронова Феоктист, мос-
ковский игумен, тайно преданный расколу и не выступив-
ший в роли учителя, как другие, но тем не менее много
помогавший делу раскола. За этими лицами следует целый
ряд других деятелей, менее заметных. Некоторые из них,
действуя в 50-х и 60-х годах XVII столетия в Москве,
пользовались большой поддержкой в обществе и даже в
царском тереме находили сочувствующих себе лиц.
Сама царица Мария Ильинична (Милославская) сочувс-
твовала некоторым из них, а ее родня, боярыни Феодосия
Прокопьевна Морозова и кн. Евдокия Прокопьевна Урусова,
были прямыми раскольницами и пострадали за свою привер-
женность старой обрядности (подробную биографию Ф. П.
Морозовой см. у Забелина в "Быте русских цариц" и в
"Собрании сочинений" Тихонравова).
Поддерживаемые сочувствием в обществе и бездейс-
твием властей, которые сквозь пальцы смотрели на дея-
тельность расколо-учителей, противники церковной рефор-
мы за время от 1658 до 1666 г. действовали в Москве
очень свободно и многим успели привить эти воззрения.
Первоначальный кружок противников Никона в это время
перешел в целую партию противников церковных новшеств;
личные мотивы, много значившие в начале церковной расп-
ри, теперь исчезли и заменились чисто принципиальным
протестом против изменений в обрядности, против новых
ересей. Словом, начинался раскол в Русской церкви.
И не в одной Москве он проявлялся. Оппозиция цер-
ковным исправлениям была во всем государстве; она явля-
лась, например, во Владимире, в Нижнем Новгороде, в Му-
роме; на крайнем севере, в Соловецком монастыре, еще с
1657 г. обнаруживается резкое движение против "новин" и
переходит в открытый бунт, в известное соловецкое воз-
мущение, подавленное только в 1676 г. Огромное нравс-
твенное влияние Соловков на севере Руси приводит к то-
му, что раскол распространяется по всему северу. И нуж-
но заметить, что в этом движении за церковную старину
принимают участие не только образованные люди того вре-
мени (например, духовенство), но и народные массы. Пи-
сания расколо-учителей расходятся быстро и читаются
всеми. Исследователей удивляет изумительно быстрое
распространение раскола; замечая, что он, с одной сто-
роны, самостоятельно возникает сразу во многих местнос-
тях без влияния расколоучителей из Москвы, а с другой
стороны, очень легко прививается их пропагандой, где бы
она ни появилась, -- исследователи вместе с тем не мо-
гут удовлетворительно объяснить причин такого быстрого
роста церковной оппозиции. Первоначальная история рас-
кола и ход его распространения не настолько еще изуче-
ны, чтобы можно было в объяснении причин раскола идти
далее предположений.
Однако в научных трудах по истории раскола вопрос
о причинах появления раскола не раз обсуждался; сущест-
вуют в объяснении этих причин две тенденции: одна пони-
мает раскол как явление исключительно церковное; другая
видит в расколе общественное движение не исключительно
религиозного содержания, но вылившееся в форму церков-
ного протеста (Щапов). Различая в этом деле вопрос о
причинах возникновения раскола от вопроса о его быстром
распространении, можно сказать, что протест, приведший
к расколу, возник исключительно в сфере церковной по
причине особенностей реформы Никона, что доктрина рас-
кола, высказанная расколоучителями в их сочинениях,
есть исключительно церковная доктрина, так что мы не
имеем оснований рассматривать раскол иначе, как явление
исключительно церковное. Что же касается до вопроса о
быстром распространении раскола, то здесь, кроме при-
чин, лежавших в религиозном сознании наших предков,
косвенным образом могли действовать и условия общест-
венной жизни того времени; жизнь шла очень тревожно,
как мы видели, и могла будить в обществе чувство неу-
довлетворенности, которое делало людей восприимчивее и
в делах веры. Таким образом, только, как кажется нам,
условия общественной жизни могли отразиться на быстром
распространении раскола.
В 60-х годах XVII в. благодаря отсутствию энергии
у лиц, ведших после Никона дело исправления, и благода-
ря тому, что власть терпимо относилась к протестам,
раскол явно креп в Москве; к нему открыто примыкали не-
которые иерархи (напр., Александр Вятский), и "соблазн"
становился смелее год от году. В таком положении в 1666
г. в Москве решили созвать о расколе церковный собор.
Он состоялся весной в 1666 г. Прежде всего на соборе
занялись обсуждением предварительных вопросов: правос-
лавны ли греческие патриархи? Праведны ли и достоверны
ли греческие богослужебные книги? Праведен ли Московс-
кий собор 1654 г., решивший исправление книг и обрядов?
При обсуждении собор на эти вопросы ответил утверди-
тельно и тем самым признал правильную реформу Никона,
утвердил ее и осудил принципиально раскол. Затем собор
судил известных нам расколоучителей и присудил их к ли-
шению священных санов и к ссылке. Все они (кроме Авва-
кума и дьякона Федора) принесли после собора покаяние и
были приняты в церковное общение. После суда собор сос-
тавил окружную грамоту духовенству с наставлением сле-
довать церковной реформе, а затем рассмотрел и одобрил
к изданию ученую апологию церковной реформы, книгу из-
вестного киевлянина Симеона Полоцкого "Жезл правления"
(Москва, 1666), которая направлена была против расколь-
ничьих писаний и начинает собой ряд последующих полеми-
ческих сочинений о расколе.
Тотчас после собора 1666 г. состоялся в Москве в
1666-- 1667 гг. "великий собор" церковный с участием
патриархов Александрийского и Антиохийского. Собор был
созван о деле патриарха Никона, но занялся и расколом.
Он одобрил все частности Никоновой реформы (хотя осудил
Никона, как увидим ниже) и изрек анафему на тех, кто
ослушается его постановлений и не примет нововведений
Никона. Эта анафема в истории нашего раскола получила
большое значение. Ею все последователи старой обряднос-
ти поставлены были в положение еретиков; она до сих пор
служит камнем преткновения для сближения старообрядцев
с православием, даже в единоверии. Тогда же эта анафема
еще бесформенное движение -- хотя сильную, но шедшую
вразброд оппозицию -- сразу превратила в формальный
раскол и вместо того, чтобы уничтожить смуту, как наде-
ялся собор 1667 г., только усилила и обострила ее. С
той поры, с 1667 г., мы наблюдаем, с одной стороны,
дальнейшее распространение раскола и внутреннее разви-
тие его доктрин (в конце XVII в. в расколе стала форми-
роваться двоякая организация: поповщинская и беспопов-
щинская), с другой стороны -- ряд мер, принимаемых про-
тив раскола церковью и государством, пришедшим на по-
мощь церкви. Эти меры были двух родов: увещевательные и
карательные. Первые создали у нас обширную полемическую
литературу о расколе, вторые же поставили раскольников
в исключительное положение в государстве. До 50-х годов
XIX в. о расколе знали только по догматически-полеми-
ческим сочинениям, направленным против раскольников.
Научное же исследование раскола как исторического явле-
ния стало возможно, по чисто внешним условиям, только
со второй половины XIX столетия. В 60-х и частью 50-х
годах исследование раскола пошло очень оживленно, стали
издавать памятники раскольничьей литературы, писать
очерки раскольничьего быта, исследовать историю раско-
ла. Длинный ряд исторических трудов о расколе открыва-
ется "Историей Русского раскола" (СПб., 1855) Макария,
епископа Винницкого, затем митрополита Московского. Из
прочих трудов назовем труд А. П. Щапова "Русский раскол
старообрядчества", труды П. И. Мельникова "Письма о
расколе" и "Исторические очерки поповщины" [* Он же дал
превосходные бытовые очерки раскола в своих своеобраз-
ных романах "В лесах" и "На горах" и в отдельных повес-
тях.]. Начальная история раскола прекрасно рассмотрена
в XII томе "Истории Русской церкви" митрополита Мака-
рия, а особенно в книгах проф. Каптерева "Патриарх Ни-
кон и его противники" и "Патриарх Никон и царь Алексей
Михайлович" (2 тома). В массе прочих трудов, к сожале-
нию, весьма много несолидных произведений. Писали исто-
рию и сами раскольники. Из их исторических трудов стоит
упомянуть: "Виноград Российский" Семена Денисова (XVIII
в.), где заключаются сведения о начале и распростране-
нии раскола, и "Хронологическое ядро старообрядческой
церкви" Павла Любопытного (перечень событий с 1650 по
1819 г.). Но оба эти труда не научны. В последнее время
появился замечательный труд В. Гр. Дружинина "Писания
русских старообрядцев" (СПб., 1912), содержащий в себе
полный перечень произведений старообрядческой письмен-
ности.
Дело патриарха Никона. Другим выдающимся фактом в
церковной сфере при Алексее Михайловиче было так назы-
ваемое "дело патриарха Никона". Под этим названием ра-
зумеется обыкновенно распря патриарха с царем в
1658--1666 гг. и лишение Никона патриаршества. Ссора
Никона с царем, его удаление с патриаршего престола и
суд над Никоном -- сами по себе события крупные, а для
историка они получают особый интерес еще и потому, что
к личной ссоре и церковному затруднению здесь примешал-
ся вопрос об отношениях светской и церковной властей на
Руси. Вероятно, в силу таких обстоятельств это дело и
вызвало к себе большое внимание в науке и много иссле-
дований; очень значительное место делу Никона, напри-
мер, уделил С. М. Соловьев в XI т. "Истории России". Он
относится к Никону далеко не с симпатией и винит его в
том, что благодаря особенностям его неприятного харак-
тера и неразумному поведению дело приняло такой острый
оборот и привело к таким печальным результатам, как
низложение и ссылка патриарха. Против взгляда, выска-
занного Соловьевым, выступил Субботин в своем сочинении
"Дело патриарха Никона" (М., 1862). Он группирует в
этом деле черты, ведущие к оправданию Никона, и всю ви-
ну печального исхода распри царя с патриархом возлагает
на бояр, врагов Никона, и на греков, впутавшихся в это
дело. Во всех общих трудах по русской истории много
найдется страниц о Никоне; мы упомянем здесь труд мит-
рополита Макария ("История Русской церкви", т. XII,
СПб., 1883 г.), где вопрос о Никоне рассмотрен по ис-
точникам и высказывается отношение к Никону такое же
почти, как у Соловьева, и труд Гюббенета "Историческое
исследование дела патриарха Никона" (2 т., СПб., 1882 и
1884 гг.), объективно написанное и стремящееся восста-
новить в строгом порядке немного спутанную связь фак-
тов. Значение всех прежних трудов, однако, пало с появ-
лением капитальных работ проф. Каптерева, названных вы-
ше. Из сочинений иностранных нужно упомянуть английско-
го богослова Пальмера, который в своем труде "The Pat-
riarch and the Tzar" (London, 1871--1876 гг.) сделал
замечательный свод данных о деле Никона, переведя на
английский язык отрывки из трудов русских ученых о Ни-
коне и массу материала, как изданного, так и не издан-
ного еще в России (он пользовался документами московс-
кой синодальной библиотеки).
Обстоятельства оставлен и я Никоном патриаршего
престола и низложения Никона мы изложим кратко ввиду
того, что все дело Никона слагается из массы мелочных
фактов, подробный отчет о которых занял бы слишком мно-
го места. Мы уже видели, как Никон достиг патриаршест-
ва. Нужно заметить, что он был почти на 25 лет старше
Алексея Михайловича; эта разница лет облегчала ему вли-
яние на царя. Это не была дружба сверстников, а влияние
очень умного, деятельного и замечательно красноречивого
человека почтенных лет на мягкую впечатлительную душу
юного царя. С одной стороны была любовь и глубокое ува-
жение мальчика, с другой -- желание руководить этим
мальчиком. Энергичная, но черствая натура Никона не
могла отвечать царю на его идеальную симпатию таким же
чувством. Никон был практик, Алексей Михайлович -- иде-
алист. Когда Никон стал патриархом с условием, что царь
не будет вмешиваться в церковные дела, значение Никона
было очень велико; мало-помалу он становится в центре
не только церковного, но и государственного управления.
Царь и другие по примеру царя стали звать Никона не
"великим господином", как обыкновенно величали патриар-
ха, а "великим государем", каковым титулом пользовался
только патриарх Филарет как отец государя. Никон стоял
очень близко ко двору, чаще прежних патриархов участво-
вал в царских трапезах, и сам царь часто бывал у него.
Бояре в деловых сношениях с патриархом называли себя
перед ним, как перед царем, полуименем (например, в
грамоте:
"Великому государю святейшему Никону патриарху...
Мишка Пронский с товарищами челом бьют"). И сам Никон
величает себя "великим государем", в грамотах пишет
свое имя рядом с царским, как писалось имя патриарха
Филарета; а в новоизданном Служебнике 1655 г. Никон по-
мещает даже следующие слова: "Да даст же Господь им го-
сударям (т.е. царю Алексею Михайловичу и патриарху Ни-
кону)... желание сердец их; да возрадуются все, живущие
под державою их... яко да под единым государским пове-
лением вси повсюду православнии народы живущи... слави-
ти имут истиннаго Бога нашего". Таким образом, Никон
свое правление называл державой и свою власть равнял
открыто с государевой. По современному выражению, Ни-
кон, став патриархом, "возлюбил стоять высоко, ездить
широко". Его упрекали, таким образом, в том, что он за-
былся, возгордился. Он действительно держал себя гордо,
как "великий государь", и было основание для этого: Ни-
кон достиг того, что правил всем государством в 1654
г., когда царь был на войне, и дума Боярская слушала
его, как царя. Политическое влияние Никона возросло до
того, что современники готовы были считать его власть
даже большей, чем власть царя. Неронов говаривал Нико-
ну:
"Какая тебе честь, владыко святый, что всякому ты
страшен, и друг другу говорят грозя: знаешь ли кто он,
зверь ли лютый --лев или медведь, или волк? Дивлюсь:
государевы царевы власти уже не слыхать, от тебя всем
страх и твои посланники пуще царских всем страшны; ник-
то с ними не смеет говорить, затверждено у них: знаете
ли патриарха?" И сам Никон склонен был считать себя
равным царю по власти, если даже не сильнейшим. Раз на
соборе (летом 1653 г.) в споре с Нероновым Никон опро-
метчиво произнес, что присутствие на соборе царя, как
это требовал Неронов, не нужно. "Мне и царская помощь
не годна и не надобна", -- крикнул он и с полным през-
рением отозвался об этой помощи.
Но влияние Никона основывалось не на законе и не
на обычае, а единственно наличном расположении к Никону
царя (будь Никон не патриарх, мы бы назвали его времен-
щиком). Такое положение Никона вместе с его поведением,
гордым и самоуверенным, вызвало к нему вражду в прид-
ворной среде, в боярах, потерявших благодаря его возвы-
шению часть своего влияния (Милославские и Стрешневы);
есть свидетельство (у Мейерберга), что и царская семья
была настроена против Никона. При дворе на Никона смот-
рели, как на непрошеного деспота, держащегося единс-
твенно расположением царя. Если отнять это расположе-
ние, влияние Никона исчезнет и власть его уменьшится.
Не так, однако, думал сам Никон. Он иначе и не
представлял себе патриаршей власти, как в тех размерах,
в каких ему удавалось ее осуществлять. По его понятию,
власть патриарха чрезвычайно высока, она даже выше вер-
ховной власти светской: Никон требовал полного невмеша-
тельства светской власти в духовные дела и вместе с тем
оставлял за патриархом право на широкое участие и влия-
ние в политических делах; в сфере же церковного управ-
ления Никон считал себя единым и полновластным влады-
кой. С подчиненным ему духовенством он обращался суро-
во, держал себя гордо и недоступно, словом, был настоя-
щим деспотом в управлении клиром и паствой. Он был
очень скор на тяжкие наказания, легко произносил прок-
лятия на провинившихся и вообще не останавливался перед
крутыми мерами. По энергии характера и по стремлению к
власти Никона охотно сравнивают с папой Григорием VII
Гильдебрантом. Однако во время своего управления цер-
ковью Никон не истребил тех злоупотреблений и тягостей,
которые легли на духовенство при его предшественнике
Иосифе и вызывали жалобы; В 1653 г. порядки, удержанные
и вновь заведенные Никоном, вызвали любопытное чело-
битье царю на патриарха. Хотя оно было подано противни-
ками новшеств, однако касается не только реформ Никона,
но и его административных привычек и очень обстоятельно
рисует Никона как администратора, с несимпатичной сто-
роны. По этому челобитью видно, что против него и в
среде духовенства был большой ропот. Про Никона надо
вообще заметить, что его любили отдельные лица, но лич-
ность его не возбуждала общей симпатии, хотя нравствен-
ная его мощь покоряла ему толпу.
До польской войны 1654 г. симпатии юноши царя к
Никону не колебались. Уезжая на войну, Алексей Михайло-
вич отдал на попечение Никона и семью, и государство.
Влияние Никона, казалось, все росло и росло, хотя царю
были известны многие выходки Никона -- и то, как Никон
отзывался о царской помощи, что она ему не "надобна", и
то, что Никон не жаловал Уложения, называя его "прокля-
тою книгою", исполненной "беззаконий". Но во время вой-
ны царь возмужал, много увидел нового, развился и при-
обрел большую самостоятельность. Этому способствовали
самые обстоятельства военной жизни, имевшей влияние на
впечатлительную натуру царя, и то, что Алексей Михайло-
вич в походах освободился от московских влияний и одно-
образной житейской обстановки в Москве; но, изменяясь
сам, царь еще не изменял своих прежних отношений к ста-
рым друзьям. Он был очень хорош с Никоном, по-прежнему
называл его своим другом. Однако между ними стали про-
исходить размолвки. Одна такая размолвка случилась на
Страстной неделе в 1656 г. по поводу церковного вопроса
(о порядке Богоявленского водоосвящения). Уличая Никона
в том, что он слукавил, царь очень рассердился и в спо-
ре назвал Никона "мужиком и глупым человеком". Но друж-
ба их все еще продолжалась до июля 1658 г., до всем из-
вестного столкновения окольничего Хитрово с князем Ме-
щерским на приеме грузинского царевича Теймураза. В ию-
ле 1658 г. последовал внезапный разрыв.
В объяснении причины разрыва Никона с Алексеем Ми-
хайловичем исследователи несколько расходятся благодаря
неполноте фактических данных об этом событии. Одни (Со-
ловьев, митрополит Макарий) объясняют разрыв возмущени-
ем царя, с одной стороны, и резкостями в поведении Ни-
кона, с другой; у них дело представляется так, что ох-
лаждение между царем и патриархом происходило постепен-
но и само по себе, незаметно привело к разрыву. Другие
(Субботин, Гюббенет и покойный профессор Дерптского
университета П. Е. Медовиков, написавший "Историческое
значение царствования Алексея Михайловича". М., 1854
г.) полагают, что к разрыву привели наветы и козни бо-
яр, которым они склонны придавать в деле Никона очень
существенное значение. Надо заметить, что С. М. Соловь-
ев также не отрицает участия бояр в этом деле, но их
интриги и "шептания", как фактор второстепенный, стоят
у него на втором плане.
Когда царь не дал должной, по мнению Никона, расп-
равы над Хитрово, обидевшего патриаршего боярина при
въезде Теймураза, и перестал посещать патриаршее служе-
ние, Никон уехал в свой Воскресенский монастырь, отка-
завшись от патриаршества "на Москве" и не дождавшись
объяснения с царем. Через несколько дней царь послал
двух придворных спросить у патриарха, как понимать его
поведение -- совсем ли он отказался от патриаршества
или нет? Никон отвечал царю очень сдержанно, что он не
считает себя патриархом "на Москве", и дал свое благос-
ловение на выборы нового патриарха и на передачу патри-
арших дел во временное заведование Питирима, митрополи-
та Крутицкого. Никон затем просил прощения у Алексея
Михайловича за свое удаление, и царь простил его. Посе-
лясь в Воскресенском монастыре (от Москвы верстах в 40
на северо-западе), принадлежавшем Никону лично, он за-
нялся хозяйством и постройками и просил Алексея Михай-
ловича не оставлять его обители государевой милостыней.
Царь, со своей стороны, милостиво обращался с Никоном,
и отношения между ними не походили на ссору. Царю доно-
сили, что Никон решительно не хотел "быть в патриар-
хах", и царь заботился об избрании нового патриарха на
место Никона. В избрании патриарха тогда и заключался
весь вопрос: дело обещало уладиться мирно, но скоро на-
чались неудовольствия. Никон узнал, что светские люди
разбирают патриаршие бумаги, оставленные в Москве, оби-
делся на это и написал по этому поводу государю письмо
с массой упреков, жалуясь и на то, между прочим, что из
Москвы к Никону никому не позволяют ездить. Затем он
стал жаловаться, что его не считают патриархом, и очень
рассердился на митрополита Питирима за то, что тот ре-
шился заменить собой патриарха в известной церемонии --
шествии на осляти (весной 1659). По этому поводу Никон
заявил, что он не желает оставаться патриархом "на
Москве", но что не сложил с себя патриаршего сана. Вы-
ходило так, что Никон, не будучи патриархом Московским,
был все же патриархом Русской церкви и считал себя
вправе вмешиваться в церковные дела; если бы на Москве
избрали нового патриарха, то в Русской церкви настало
бы двупатриаршество. В Москве не знали, что делать, и
не решались избирать нового пастыря.
Летом 1659 г. Никон неожиданно приехал в Москву,
недолготам пробыл, был принят царем с большой честью,
но объяснений и примирения между ними не произошло, от-
ношения оставались неопределенными, и дело не распуты-
валось. Осенью того же 1659 г. Никон, с позволения ца-
ря, поехал навестить два других своих монастыря: Иверс-
кий (на Валдайском озере) и Крестный (близ Онеги).
Только теперь, в долгое отсутствие Никона, решился царь
собрать духовный собор, чтобы обдумать положение дел и
решить, что делать. В феврале 1660 г. начало свои засе-
дания русское духовенство и по рассмотрении дел опреде-
лило, что Никон должен быть лишен патриаршества и свя-
щенства по правилам св. апостолов и соборов, как пас-
тырь, своей волей оставивший паству. Царь, не вполне
доверяя правильности приговора, пригласил на собор и
греческих иерархов, бывших тогда в Москве. Греки подт-
вердили правильность соборного приговора и нашли ему
новые оправдания в церковных правилах. Но ученый киев-
лянин Епифаний Славинецкий не согласился с приговором
собора и подал царю особое мнение, уличая собор в не-
верном толковании церковных правил и доказывая, что у
Никона нельзя отнять священства, хотя и должно лишить
его патриаршества. Авторитет греков был, таким образом,
поколеблен в глазах царя, он медлил приводить в испол-
нение соборный приговор, тем более что многие члены со-
бора (греки) склонны были оказать Никону снисхождение и
просили об этом государя. Итак, попытка распутать дело
с помощью собора не удалась, и Москва осталась без пат-
риарха.
Никон же продолжал считать себя патриархом и выс-
казывал, что в Москве новый патриарх должен быть пос-
тавлен им самим. Он воротился в Воскресенский монас-
тырь, узнал, конечно, о приговоре собора по поводу его
низложения и понял, что теперь ему нелегко возвратить
утраченную власть. Удаляясь из Москвы, он рассчитывал,
что его будут умолять о возвращении на патриарший прес-
тол, но этого не случилось, а собор 1660 г. показал ему
окончательно, что в Москву его просить не будут. Что
влияние Никона пало совсем, это увидели и другие: сосед
Никона по земле, окольничий Боборыкин, вступил с ним в
тяжбу, не уступая куска земли когда-то всесильному пат-
риарху. Недовольный тем, что Боборыкину дали суд на
патриарха, Никон пишет царю письмо, полное укоризн и
тяжелых обвинений. В то же время он не ладит с Питири-
мом, мало обращавшим внимания на бывшего патриарха, и
даже предает его анафеме. Вообще Никон, не ожидавший
невыгодного для себя оборота дела, теряет самообладание
и слишком волнуется от тех неприятностей и уколов, ка-
кие постигают его, как всякого павшего видного деятеля.
Но до 1662 г. против Никона не предпринимают ничего ре-
шительного, хотя резкие выходки его все больше и больше
вооружают против него прежнего его друга царя Алексея.
В 1662 г. приехал в Москву отставленный от своей
должности Газский митрополит Паисий Лигарид, очень об-
разованный грек, много скитавшийся по Востоку и прие-
хавший в Москву с целью лучше себя обеспечить. В XVII
в. греческое духовенство очень охотно посещало Москву с
подобными намерениями. Ловкий дипломат, Паисий скоро
успел приобрести в Москве друзей и влияние. Всмотрев-
шись в отношения царя и патриарха, он без труда заме-
тил, что звезда Никона уже померкла, понял, на чью сто-
рону ему должно стать: он стал против Никона, хотя сам
приехал в Москву по его милостивому и любезному письму.
Сперва, по приезде своем, вступил он в переписку с Ни-
коном, обещал ему награду на небесах за его "неповинныя
страдания", но уговаривал вместе с тем Никона смириться
перед царем. Но уже с первых дней он советовал царю не
медлить с патриархом, требовать от него покорности и
низложить его, если не покорится и не "воздержится от-
дел патриарших". Как ученейшему человеку, Лигариду
предложили в Москве от имени боярина Стрешнева (врага
Никона) до 30 вопросов о поведении Никона с тем, чтобы
Паисий решил, правильно ли поступал патриарх. И Лигарид
все вопросы решил не в пользу Никона. Узнав его ответы,
Никон около года трудился над возражениями и написал в
ответе Лигариду целую книгу страстных и очень метких
оправданий.
Очевидно, под влиянием Лигарида царь Алексей Ми-
хайлович в конце 1662 г. решился созвать второй собор о
Никоне. Он велел архиепископу Рязанскому Иллариону сос-
тавить для собора как бы обвинительный акт -- "всякие
вины" Никона собрать -- и приказал звать на собор вос-
точных патриархов.
Никон, подавленный отношением царя к нему, и рань-
ше искал мира, посылая к царю письма и прося его пере-
мениться к нему "Господа ради"; теперь же он решил тай-
ком приехать в Москву и приехал ночью (на Рождество
1662 г.), чтобы примириться с государем и предотвратить
собор, но той же ночью уехал обратно, извещенный, веро-
ятно, своими московскими друзьями, что его попытка бу-
дет напрасной. Видя, что примирение невозможно, Никон
снова переменил поведение. Летом 1663 г. он произнес на
упомянутого Боборыкина (Дело с которым у него продолжа-
лось) такую двумысленную анафему, что Боборыкин мог ее
применить к самому царю с царским семейством, что он и
сделал, не преминув донести в Москву. Царь чрезвычайно
огорчился этим событием и тем, что на следствии по это-
му делу Никон вел себя очень заносчиво и наговорил мно-
го непристойных речей на царя. Об этом, впрочем, поста-
рались сами следователи, выводя патриарха из себя свои-
ми вопросами и своим недоверием к нему. Если царь Алек-
сей Михайлович сохранил еще какое-нибудь расположение к
Никону, то после этого случая оно должно было исчезнуть
вовсе.
Восточные патриархи, приглашение которым было пос-
лано в декабре 1662 г., прислали свои ответы только в
мае
1664 г. Сами они не поехали в Москву, но очень
обстоятельно ответили царю нате вопросы, какие царь
послал им о деле Никона одновременно со своим приглаше-
нием. Они осудили поведение Никона и признали, что пат-
риарха может судить и поместный (русский) собор, почему
присутствие их в Москве представлялось им излишним. Но
царь Алексей Михайлович непременно желал, чтобы в Моск-
ву приехали сами патриархи, и отправил им вторичное
приглашение. Очень понятно это желание царя разобрать
дело Никона с помощью высших авторитетов церкви; он хо-
тел, чтобы в будущем уже не оставалось места сомнениям
и не было возможности для Никона протестовать против
собора.
Но Никон не желал собора, понимая, что собор обра-
тится против него, он показывал вид, что собор для него
не страшен, но в то же время сделал открыто и гласно
первый шаг к примирению, чтобы этим уничтожить надоб-
ность собора; он решился с помощью, и может быть по
мысли, некоторых своих друзей (боярина Н. И. Зюзина)
приехать в Москву патриархом, так, как когда-то уехал
из нее. Ночью на 1 декабря 1664 г. он неожиданно явился
на утреню в Успенский собор, принял участие в богослу-
жении как патриарх и послал известить государя о своем
приходе, говоря:
"Сшел я с престола никем не гоним, теперь пришел
на престол никем незванный". Однако государь, посовето-
вавшись с духовенством и боярами; собранными тотчас же
во дворец, не пошел к Никону и приказал ему уехать из
Москвы. Еще до рассвета уехал Никон, отрясая прах от
ног своих, понимая окончательно свое падение. Дело о
приезде его было расследовано, и Зюзин поплатился ссыл-
кой. Никону приходилось ожидать патриаршего суда над
собой. В
1665 г. он тайком отправил патриархам послание,
оправдывая в нем свое поведение, чтобы патриархи могли
правильнее судить о его деле; но это послание было пе-
рехвачено и на суде служило веской уликой против Нико-
на, потому что было резко написано.