он исходит из понятия целого, которое ощущает в себе и кото
рое хочет восстановить в раздробленном окружающем».
Оглянемся на галлиполийский опыт, на стремление Куте
пова сохранить целое в противовес желанию французов распы
лить белую армию. Вспомним этот чудом выросший россий
ский мир на берегуДарданелл. Откуда он взялся? Разве не верна
мысль Льва Карсавина, что русский идеал есть взаимопроник
новение Церкви и государства?
Да, Галлиполи стал для многих русских эмигрантов симво
лом великого духовного подъема, действительно граничащего
с чудом. Они сохранили себя. Они выстояли перед лицом угроз
и голода. Они не опустили своих знамен.
Но, предупреждал Карсавин, если русский усомнится в
абсолютном идеале, то он может дойти до крайнего скотопо
добия или равнодушия ко всему, способен перемениться от не
вероятной законопослушности до самого необузданного без
граничного бунта.
Разве это не так?
Народ, который никого на свете не боялся, который создал
могучую империю с православным царем во главе, оказался на
столько слаб внутренне, что обезумел и ослеп.
«Только смерть может избавить тебя от исполнения дол
га» —определяла абсолютную задачу армии надпись, выло
женная из камней в галлиполийском лагере. Кутепов стал во
енным и идейным вождем. Именно идейным. В каждом полку,
в каждой церкви, в каждом гимназическом классе знали: в его
руках знамя борьбы.
А в Болгарии еще продолжалась инерция галлиполийства.
Здесь еще была жива память об освободительной войне России
за своих славянских единоверных братьев, еще были живы ве
тераны той войны, в том числе и в рядах белых, и тень Скобе
лева — Белого генерала, освещала и белогвардейского генера
ла Кутепова.
Болгария по Нёйискому мирному договору как союзница
Германии осталась фактически без армии, не имела права на
объявление всеобщей воинской повинности. Ее вооруженные
силы, включая и полицию, не превышали 6,5 тысячи человек.
Русских встретили гостеприимно. В Софии генералу Куте
пову и генералу Абрамову, командиру Донского корпуса, был
дан банкет. Герои Плевны и Шипки, казалось, явились вместе
с ними в Софию.
Армии разрешалось ношение формы, ее подразделения бы
ли размешены во многих городах, благо казармы болгарской
234
