— Прямо, Егор Николаевич, дух от вашей речи
захватило, — покачал головой Филипп Осипов.
— Вот это горизонты! — восхищенно выдохнул
Однорядкин.
— Но осуществление этих планов, — вновь вернулся
к любимой теме доктор Шеффер, — зависит, как
понимаете, не только от нас с вами. Нас должно
поддержать в этих планах руководство компании в
Санкт-Петербурге, и я не сомневаюсь, что оно нас под
держит. Нас должны поддержать и государь импера
тор, и правительство Российской империи. Выпьем же
за здоровье благодётеля нашего государя императора!
Теперь уже пили часто — за всю императорскую
семью, за Баранова, за доктора Шеффера, жадно
закусывали. Попробовали даже спеть хором сочинен
ную Барановым песню в честь русских промышлен
ников.
Расходились далеко за полночь. С моря задувал све
жий ветер. На фактории, где собрались рядовые про
мышленники, еще продолжалось гулянье, слышались
развеселые песни. Один из промышленников хотел от
метить наступление Нового года ружейной пальбой. Его
с трудом удержали, дабы не потревожил деревню.
Доктор Шеффер, проводив гостей, вышел прогу
ляться к гавани. На «Ильмене» горели огни в несколь
ких каютах: должно быть, и там веселились моряки
во главе с Джорджем Янгом. На стоявшем ближе к
берегу «Кадьяке» огней, кроме сигнального фонаря,
видно не было. Арестант Уильям Водсворт, вероят
но, спал. Так тебе и надо, с мстительным чувством
подумал о нем доктор Шеффер. Предатель Водсворт
сам выбрал свою судьбу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Борт «Кадьяка»,
1 января 1817 года
Очнувшись и обнаружив себя отнюдь не в русской
фактории, а в корабельной каюте, капитан Уильям
Водсворт начал усиленно вспоминать, каким образом
407
