Роенном языке называется просто взрывной едини
цей, территорию леса в четырнадцать квадратных
километров.
А поиски продолжаются. Все дальше в лес ухо
дят солдаты с маленькими рюкзаками на спине.
— Мы прочесываем лес широким фронтом, —
говорил утром Борис Александрович. — Наш левый
фланг достиг той самой высоты, у которой тогда
были найдены останки.
Сейчас мы с Сашей на этом самом левом флан
ге. Тишина. Идем почти рядом. Мне хорошо видно
его лицо, серьезное, сосредоточенное. Вот он оста
новился. Тщательно пошарил по земле своим «по
сохом». Осмотрелся вокруг. Еще раз пошарил.
— Что-то лежит, — сказал почему-то шепотом и
присел на корточки.
А наушники все попискивают, тоненько так, но
требовательно. Гложет нетерпение. Хочется разрыть
прелые листья быстро, одним рывком. Но Саша де
лает предупредительный жест: дескать, осторож
но! Понимаю. Там, под листьями, — неизвестность.
Двадцать пять лет деревья регулярно сбрасывали с се
бя свою летнюю одежду. Листья хоронили под собой
все, что люди не успели убрать. Неизвестность тре
бует осторожности. Работаем пальцами с тщатель
ностью археологов и аккуратностью ювелиров. Уже
освобождены связка гранат, десятка полтора стре
ляных гильз, несколько обойм с патронами. Рядом
легли котелок, противогаз, зеленая эмалированная
кружка. На донышке — клеймо: Ленинградский
металлический завод.
— Человек здесь, — доносится до меня голос
Саши.
Теперь его руки работают очень быстро.
28
