Вологодское бытование

назад

 

 

Народное устно-поэтическое творчество Вологодского края: сказки, песни, частушки: 
В 2-х т.
 / Сост. В. В. Гура. – Архангельск, 1965


<<< | СОДЕРЖАНИЕ | >>>

БЫЛИНЫ

1. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ

Илья Муромец, да сын Иванович, 
Сидел, ли то сидел ровно тридцать лет 
Он без рук, без ног во большом углу. 
У его отец заводил пирушечку. 
Хотел помочку сделать – чащу чистити.
Ушли народ чащу чистити,
Приходят к нему два старца старые.
«Поди-ко, брат Илья Муромец,
Неси-ко нам пива!»
«Рад бы я принести, да у меня ноженьки не ходят»
«Тебе сказано – поди, неси!»
Потянул Илья Муромец ноженьки – потянул: как пошли его ноженьки, пошел за пивом, принес чашу пива пьяного. Подносил пивка этим старцам. Наградил его своей рукой этот старец, перекрестил своей рукой чашу пива пьяного: «Выпей-ко, Илья Муромец, сам». Выпивал эту чашу пива пьяного, и стало у него силушки очень много. «Чувствуешь ли в себе силушку?» – «Чувствую я в себе силушки много. Кабы было кольцо в небе, притянул бы ко сырой земле. А был бы в той земле столб, так повернул бы всю вселенную вкруг».
Видят, что больно много силы. «Поди-ко, Илья Муромец, принесли-ко чашу пива пьяного. Наградим опять своей рукой!». Велели ему выпити. «Что теперь, – говорят, – Илья Муромец, много ли теперь чувствуешь силушки?» – «Будет мне и этой силушки, чувствую, что поменьше стало». Сошел опять он на чащу себе, там с конца чистят, а он с другого начал. Реку Днепру завалил, что в другом месте побежала. Увидали, что такое там делается, послали человека проведать. Человек и спрашивает: «Ты кто такой?» – «А я, Илья Муромец». «Как Илья Муромец? Илья Муромец сидел без рук, без ног - какой ты Илья?» Побежали домой –дома в углу нету Ильи. «Ну, Илья Муромец!» Батька обрадел и принес бочку, сороковку вина. «На-те, братцы, пейте вино! Молите бога за него, что взял ожил»...
Ездил Соловья убил, на двенадцати дубах, свистом человека убивал. Он ехал, а он свистнул, а конь на коленки пал. А он взял натянул лук и попал ему в правой глаз, свалился с дуба. Он взял его в стремена и посадил и везет его. Детки говорят: «Вон тятенька едет». А матка и говорит: «Вашего-то тятеньку какой-то плут в стременах везет». Привез его в город Киев. Привез к князю Владимиру. Князь и завел почестный пир – пированьице. «Ну-ко просвищи-ко, добрый молодец (Соловей де разбойник). Только всем свистом не свищи». А он взял и рассвистал всем свистом. Много народу привалялося, рассердился Илья Муромец, взял за ногу, а на другую наступил, раздёрнул. Решил Соловья разбойника. До того во Киеве проходу не было, богатыри ли дороги: Соловей не пускал.

2. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ПОЛЯНИЦА

Посреди было матушки Москвы, 
Посреди было государства Московского 
Тут стояла застава богатырская, 
И стояло на заставушке пять богатырей,
Все могучие. Первой-от Илья Муромец 
Второй Алеша Поповичев, 
Третий Никита Добрыничев, 
Да еще было два богатыря, два братца родные,
Два Ивановича, Лука да Петр. 
Отъезжал Илья Муромец на сине море, 
За гусями да за лебедями. 
Проезжала на то время через их заставушку 
Поляница распреудалая. 
Она их заставушку на проезд идет, 
Их богатырей на посмех берет. 
Приезжал Илья Муромец со синего моря 
Со гусями да с лебедями. 
И стали ему богатыри рассказывать: 
«Гой еси, наш батюшка, Илья Муромец, сын Иванович!
Ты был на синем море, 
Проезжала нашу заставушку 
Поляница распреудалая. 
Нас, богатырей, она на посмех брала, 
Нашу заставушку на проезд прошла». 
В одно местечко богатыри собиралися, 
Одну думушку они думали, один совет советовали:
Кого послать за поляницей в погонюшку. 
И говорит Илья Муромец, сын Иванович: 
«Некого нам послать, как не Алешу Поповича: 
Он не простого рода – поповского». 
Вот и походил Алеша Поповичев 
На конюшню дубовую, брал со спички уздечку тесмянную,
Обратовал своего коня любимого 
И накладывал седелышко черкасское, 
Двенадцатью подпружниками подпругивал, 
Тринадцатый по-под груди: не для ради басы – ради крепости, 
Чтобы не оставил добрый конь молодца в чистом поле.
Только видели, как Алеша со двора съезжал, 
А не видели, как Алеша в чисто поле выезжал. 
Нашел Алеша поляницу во зеленых лугах, 
Отдыхает она в шелковых травах. 
Говорит поляница Алеше Поповичу: 
«Гой ты, глупый богатырь, Алеша поповский сын!
Я тебя на коленки повалю да вицей выстегаю». 
Алеша Попович испугался да назапятки. 
И приезжал Алеша ко своему батюшке Илье Муромцу.
«Гой еси, наш батюшка, Илья Муромец! 
Не наша чета, не наша верста. 
Твоя чета, твоя верста!» 
И сказал ему Илья Муромец: 
«Гой ты, глупый богатырь, Алеша поповский сын! 
Задрать-то тебя пущай, а делать-то тебя и нечего». 
Вот и походил Илья Муромец на конюшню дубовую.
Брал со спички уздечку тесмянную, обратовал своего коня любимого
И накладывал на него седельпдко черкасское, 
Двенадцатью подпружниками подпругивал, 
Тринадцатый по-под груди: не для ради басы – ради крепости, 
Чтобы не оставил добрый конь молодца во чистом поле.
Да и брал Илья первую разинку легку палицу во 90 пуд,
А вторую-то разинку – востру сабельку, 
Третью-то разинку – копье бурзамецкое. 
Только и видели, как Илья со двора съезжал, 
А не видели, как Илья в чисто поле выезжал. 
Настиг Илья поляницу под Киевом, на Почай-реке, 
Два богатыря съезжалися, как две горы в одно местечко сдвигалися. 
Из Почай-реки вода выливалася. 
Наперво богатыри билися палицами – 
Легкие палицы порознь погнулися.-
Сабельками рубилися – востры сабельки притупилися.
Повернул Илья меч тупым концом 
И вышиб поляницу из седла из черкасского. 
И вставал добрый конь Ильи ей на белую грудь,|
На ожерелье жемчужное. 
И стал Илья поляницу выспрашивать. 
Каких она родов, каких отечествов. 
«Гой еси, глупый богатырь, Илья Муромец! 
Кабы у меня был с собой да булатный меч, 
Не спросила бы я тебя ни про род, ни про племечко, 
А вспорола бы из-под низу твою белу грудь».

3. БОИ ИЛЬИ С ПЛЕМЯННИКОМ

Добрынюшке в шатерушке не заспалось.
Выходит Добрынюшка на улицу, 
Поглянул во все четыре стороны.
Поглянул в подвосточную сторону:
Что не туча идет перед дождичком,
Не гром загремел перед молоньей,–
Идет удалый добрый молодец,
Под им был конь, как лютый зверь;
Сам на коне сидит как упал в добре,
Очи его как у ясного сокола,
И румянец в лице как у алого;
•У коня из ушей и ноздрей искры сыплются.
И идет он мимо эти белы шатры,
Сам говорит таково слово:
«Есть ли у этих у белых шатров
Со мной поединщичек и супротивщичек?
Тут Добрынюшке за преку пришло, 
За тую досаду сердечную, 
За тую рану кровавую.
Он скоро седлал, уздал своего добра коня,
Поскорее того на коня скакал,
Настиг его у реки Смородины.
Загаркал-то он по-звериному,
Засвистал-то он по-соловьиному.
Под ним конь не шарашится,
А сам на коне не оглянется.
Оглянулся удалый добрый молодец,
Загаркал-то он по-звериному,
И засвистал-то он по-соловьиному;
Тут под Добрыней конь на коленка пал.
Тут Добрыня и поворот держал,
Ко своим ко белым шатрам.
На ту пору выходит Илья Муромец на улицу
И сам, говорит таково слово:
«Далече ли ты ездил, Добрыня, куды путь держал?» – 
«Ах ты, ах же ты, дядюшка, Илья Муромец, сын Иванович!
Мне ночесь в шатерушке не заспалось;
Выходил я на улицу, поглянул во все четыре стороны,
Поглянул в подвосточную сторону; 
И не туча идет перед дождичком, 
Не гром загремел перед молоньей, 
И идет удалый-добрый молодец. 
Под ним был конь как лютой зверь, 
И сам сидит на коне как упал в добре, 
И очи его как у ясного сокола, 
И румянец в лице как у алого. 
У коня из ушей и ноздрей искры сыплются, 
Изо рта у него полымя машет. 
И идет мимо эвтии белы шатры, 
И сам говорит таково слово: 
– Есть ли у этих у белых шатров 
Со мной поединщичек и супротивщичек? 
Тут (мне) Добрынюшке за преку пришло, 
За тую досаду сердечную, 
За тую рану кровавую. 
Я и скоро седлал-уздал коня, 
Поскорее того на коня скакал. 
И настиг я его у реки у Смородины. 
И загаркал-то я по-звериному, 
И засвистал-то я по-соловьиному. 
Под ним конь не шарашится, 
И сам он на коне не оглянется. 
Оглянулся удалый добрый молодец, 
Загаркал-то он по-звериному, 
И засвистал-то он по-соловьиному: 
Подо мной конь на коленка пал, 
Я на коне чуть жив сидел». 
Илью Муромцу тут за преку пришло, 
За тую досаду сердечную, 
За тую рану кровавую. 
И скоро седлал, уздал добра коня, 
И о двенадцати подпружниках, подпруживал, 
А тринадцатый клал под широку грудь, 
А четырнадцатый клал нахвостничек. 
Брал он палицу во сто пудов,
Берет он копьецо булатное,
Вострой нож берет с чинжалищем,
И только видели молодца на коне сядючи,
И не видели его поедучи.
Конь озера и реки перескакивал,
Темные леса между ног пустил,
И настиг его на поле Боиканове.
И приезжает Илья Муромец ближе того;
И загаркал-то он по-звериному,
И засвистал-то он по-соловьиному.
Под ним конь не шарашится,
И сам на коне не оглянется. 
Оглянулся удалый добрый молодец,
Загаркал-то он по-звериному,
Под Ильей Муромцем конь на коленка пал.
И бьет Илья Муромец своего добра коня по тучным бедрам;
«Уж ты волчья сыть, травяной мешок! 
Видно чаешь надо мной невзгодушку». 
Конь и вскочил и близко подъезжает к богатырю;
И ударил его палицей железною по главе; 
У его старики колпаки не стряхнулися, 
И желты кудри на главе не сполстилися. 
И сам говорит таково слово: 
«Я же на святой Руси комарики, 
Больно комарики кусаются». 
И завели они биться палицами железными, 
У их палицы приломалися, 
И завели они в копьецы булатнии, – 
У их копья приломалися; 
И завели они биться в рукопашный бой, 
И перебил Илью Муромца и наверх его. 
Илью Муромцу смерть была не писана: 
Свернулся и наверх его.
И выдергивает Илья Муромец нож с чинжалищем,
И сдымает нож выше головы.
«Скажись, молодец, не утаи меня,
Не утаи меня и не съешь себя,– 
Которой земли и которой орды, 
Которого отца и которой матери?» 
«Уж ты, старая собака, вор седатой волк! 
Кабы был на твоих грудях черныих, 
Порол бы твои груди черный, 
Речистой язык брал бы с теменем, 
Отсек бы твою буйную голову, 
Кабы на тебе сидел, – бросал бы о сыру землю1 [1. Эти шесть стихов певец пропел трижды.]
Не мог я от тебя отперетися, 
Отперётися и отказатиея. 
Есть я Кузьма, Семерчанинов богатырь. 
Он и скоро скакал со белых грудей, 
И брал его за ручки за белыя. 
И целовал в уста сахарныя, 
И назвал любезным племянником. 
Тут оне с племянником погостилися, 
Тут оне и распростилися; 
Один в сторону поехал, 
А другой в другую. 
Илья Муромец и разоставил шатер бело-полотнянен, 
И зауснул он богатырским сном. 
И разгорелось у племянника сердце богатырское.
Приезжает он ко белу шатру, 
И тюкнул Илью Муромца ножом в груди белыя.
Илью Муромцу смерть была не писана: 
На груди у его угодился крест. 
Он скоро скакал с богатырска сна, 
И брал племянника за ручки за белыя, 
И бросал племянника о сырую землю; 
Выкопал у племянника глаза и посадил на добра коня: 
«Повози, добра лошадь, куды знаешь его!»

4. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ЦАРЬ КУРКАС

Илья Муромец да сын Иванович,
Он поехал в чисто поле
Лесничати да пальничати.
Подъезжает Илья Муромец да сын Иванович
Ко сыру дубу да дубровому.
На этом на сыром дубе
Сидит предивная птица,
Предивная птица черной ворон.
Воспроговорит да черной ворон:
«Илья Муромец да сын Иванович,
На тя беда немалая:
Стоит в поле сила погоная».
Осердился Илья Муромец да сын Иванович
Да на черного на ворона.
Натягает калену стрелу,
Опускает Илья Муромец в черна ворона:
Расщепал он сырой серой дуб
На ножовое царевьице;
Черна ворона не могли найти.
Сел Илья Муромец да сын Иванович
Да на добра коня,
Поехал он в чисто поле
Лесничати да пальничати.
Воспроговорил да вороной конь:
«На тебя беда немалая:
Стоит в поле сила поганая,
Копают три перекопи
Да три глубокия, да три широкия,
Ставят копье немецкое,
Да богатырское да царя Куркаса».
Осердился Илья Муромец да сын Иванович
Да на добра коня.
Поехал он в чисто поле
Лесничати да пальничати.
У его перекоп конь перескочил
И другую перенес.
В третьюю конь и заскочил
И закололся тут.
Схватили Илью Муромца сына Ивановича,
Наложили на Илью Муромца 
На белые ручки трои петельки,
Трои петельки да шелковыя,
На резвыя ножки трои зелезы,
Трои зелезы немецкия,
Немецкия да царя Куркаса,
Повели же Илью Муромца да сына Ивановича
Да ко царю Куркасу.
Приводят Илью Муромца сына Ивановича
Да ко царю Куркасу.
Выходит царь Куркас
На высок балхон,
Воспроговорит ему царь Куркас:
«Послужи-ко мне, Илья Муромец да сын Иванович,
Послужи-ко мне верой, правдой, 
Потопи-ко мне, Илья Муромец, 
Да бани паруши». 
Воспроговорит Илья Муромец да сын Иванович:
«Ах кабы у меня теперь 
Востра сабелька богатырская,
Снес бы буйну голову
Да по плеч тебе!»
Взял же Илью Муромца да сына Ивановича
Царь Куркас да на буян-поле,
Закопал его во сыру землю
Да по плеч его,
Да проколотил ему буйну голову
Да ведь до мозгу.
Тряхнулся тут Илья Муромец да сын Иванович,
Слетели с рук да трои петельки, 
Трои петельки да шелковыя, 
Слетели с ног зелезы немецкия, 
Немецкия да царя Куркаса. 
И бился Илья Муромец да сын Иванович 
Бился день до вечера, 
Добился Илья Муромец 
До вострой сабельки богатырския. 
И бился Илья Муромец сын Иванович 
Бился день до вечера. 
Добился Илья Муромец 
Да до царя Куркаса. 
Повел Илья Муромец сын Иванович 
Царя Куркаса на буян-поле, 
Закопал же Илья Муромец 
Во сыру землю да. по плеч его, 
Проколотил ему буйну голову 
Да ведь до мозгу. 
Говорил же он царю Куркасу: 
«Будь же ты, царь Куркас, 
Серым волкам на съедение, 
Черным воронам на пограеньице».

5. ОТЧЕГО БОГАТЫРИ ПЕРЕВЕЛИСЬ НА СВЯТОЙ РУСИ?

Собиралося на поле Боиканово триста богатырей;
Оне думали думу крепкую, 
Крепкую думу за единую: 
«Кабы было кольцо кругом всей земли, 
Кругом всей земли, кругом всей орды, 
Мы всю землю святорусскую вниз повернули, 
Самого бы царя в полон взяли; 
Кабы была на небо лестница, – 
Мы бы выстали на небо, 
Всю небесную силу присекли, 
Самого бы Христа в полон взяли». 
Услышал Христос речь похвальную,
Похвальную, супротивную, – 
Спустил с небес поляницу удалую. 
Прибила поляница всех сильных могучих богатырей, 
Оставила только три русского могучего богатыря:
Первого богатыря Добрынюшку, 
Другого Олещеньку, 
Третьего Илью Муромца. 
Они со той со страсти – со ужасти 
Уезжали на поле Боиканово, 
И расставили шатры белополотняные, 
Они спали три дни и три ночи, 
Не пиваючи и не едаючи.

6. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ С ДОБРЫНЕЙ НА СОКОЛЕ-КОРАБЛЕ

По морю, морю синему, 
По синему, по Хвалунскому, 
Ходил-гулял Сокол-корабль 
Немного немало, двенадцать лет. 
На якорях Сокол-корабль не стаивал, 
Ко крутым берегам не приваливал, 
Желтых песков не хватывал. 
Хорошо Сокол-корабль изукрашен был: 
Нос, корма – по-звериному, 
А бока сведены по-змеиному. 
Да еще был на Соколе на корабле: 
Еще вместо очей было вставлено 
Два камни, два яхонта; 
Да еще было на Соколе на корабле: 
Еще вместо бровей было повешено 
Два соболя, два борзые; 
Да еще было на Соколе на корабле: 
Вместо очей было повешено 
Две куницы мамурския; 
Да еще было на Соколе на корабле: 
Еще три церкви соборныя; 
Да еще было на Соколе на корабле: 
Еще три монастыря, три почесные; 
Да еще было на Соколе на корабле: 
Три торговища немецкия; 
Да еще было на Соколе на корабле: 
Три кабака государевы; 
Да еще было на Соколе на корабле: 
Три люди незнаемые,
Незнаемые, незнакомые: 
Промежду собою языка не ведали. 
Хозяин-от был Илья Муромец, 
Илья Муромец, сын Иванов, 
Его верный слуга – Добрынюшка, 
Добрынюшка, Никитин сын, 
Пятьсот гребцов, удалых молодцов. 
Как издалече-далече, из чиста поля 
Зазрил, засмотрел турецкий пан, 
Турецкий пан, большой Салтан, 
Большой Салтан Салтанович.
Он сам говорит таково слово:
«Ах, вы, гой еси, ребята, добры молодцы.
Добры молодцы, донские казаки!
Что у вас на синем море деется,
Что чернеется, что белеется?
Чернеется Сокол-корабль,
Белеются тонки парусы.
Вы бежите-ко, ребята, ко синю морю,
Вы садитесь, ребята, во легки струги, 
Нагребайте поскорее на Сокол-корабль,
Илью Муромца в полон бери,
Добрынюшку под меч клони!»
Таки слова заслышал Илья Муромец,
Тако слово Добрыне выговаривал:
«Ты Добрынюшка Никитин сын.
Скоро-борзо походи на Сокол-корабль,
Скоро-борзо выноси мой тугой лук,
Мой тугой лук в двенадцать пуд,
Калену стрелу в косу сажень!»
Илья Муромец по кораблю похаживает,
Свой тугой лук натягивает,
Калену стрелу накладывает,
Ко стрелочке приговаривает:
«Полети, моя калена стрела,
Выше лесу, выше лесу по поднебесью,
Не пади, моя каленая стрела,
Не на воду, не на землю,
А пади, моя каленая стрела,
В турецкий град, в зелен сад,
В зеленой сад, во бел шатер,
Во бел шатер, за золот стол,
За золот стол, на ременчат стул,
Самому Салтану в белу грудь,
Распори ему турецкую грудь,
Расшиби ему ретиво сердце!»
Ах, тут Салтан покаялся:
«Не подай, боже, водиться с Ильей Муромцем,
Не детям нашим, не внучатам,
Не внучатам, не правнучатам,
Не правнучатам, не пращурятам!»

<<< | СОДЕРЖАНИЕ | >>>