Вологодский тыл – фронту

Белоручейский леспромхоз был единственным предприятием Вологодской области, коллектив которого в невероятно трудных прифронтовых условиях построил цеха и выпускал мины для 82-мм минометов. Это подлинное проявление трудового героизма рабочих, и особенно женщин и подростков. К сожалению, не удалось полностью запечатлеть это историческое событие, так как мало сохранилось документов и уже нет большинства тех, кто совершил этот подвиг.

Автор благодарен за воспоминания К.Ф. Дорожкину, А.Н. Кононовой, И.Р. Савченко, А.П. Шелепиной, А.В. Крашенинниковой и коллективу Вытегорского краеведческого музея.

 

В первые дни октября 1941 года внезапно похолодало. Иногда дождь сменялся мокрым снегом. Большее время суток наш прифронтовой районный город находился в надоедливой и настораживающей темноте. День и ночь еще в Вытегорском райисполкоме работал эвакопункт. Продолжали прибывать женщины, старики и дети с опаленных войной мест Ленинградской, и Новгородской областей, из Карелии.

Горожане при встречах настороженно, шепотом делились тревожными новостями: кто-то, утирая выплаканные глаза, сообщал о полученной похоронке, говорили о прорвавшихся в пригородные леса финских диверсантах, о боях с врагом в Прионежье. В городе еще не сгладились тяжелые впечатления от летних налетов фашистских стервятников, обстрелявших и бомбивших дома и мирных жителей.

В один из этих осенних дней первый секретарь Вытегорского райкома ВКП(б) П.Н. Николаев ожидал прибытия уполномоченных из области. Ему сообщили также, что к их приезду должны быть вызваны руководители Белоручейского леспромхоза. Платон Николаевич, щуря уставшие, красные от бессонных ночей глаза, просматривал очередную почту, но предчувствие каких-то важных предстоящих событий не покидало его.

Вскоре к нему в кабинет вошли инструктор обкома партии Сапогов и воентехник Чижиков. Они кратко проинформировали о целях срочного приезда и попросили сразу же пригласить руководителей леспромхоза. Первым зашел директор Куклев, несколько насупленный высокий, средних лет мужчина, а за ним коренастый и чернобровый главный инженер Некрасов. Они нередко бывали здесь и предполагали, что спрос, как обычно, будет за спецсортименты.

Именно с этого и начал Николаев, потребовав доложить о заготовке и вывозке авиасосны и березы, лыжного кряжа, ружейных болванок, а также об изготовлении шпал.

– За каждой лесиной гоняемся, – оправдывался Куклев, – а на сплошную рубку иногда не хватает силенок...

Некрасов разворачивал планшетку и, вероятно, хотел, что-то добавить, но Николаев жестом посадил его на место и сказал:

– Все это еще цветочки, а ягодки будут такие: максимум за два месяца вам предстоит построить цеха и начать производство мин к 82-мм минометам...

Некоторое время стояла непривычная для этого кабинета тишина. Куклев, полуоткрыв рот, сделал такое недоуменное лицо, что первый секретарь с ухмылкой спросил:

– Вениамин Иванович, я вижу, тебя мучают какие-то сомнения?

За него ответил Некрасов:

– Платон Николаевич, ведь все основное оборудование уже вывезено в Белозерск и Кириллов. Туда же уехали лучшие токари и слесари. Вагранка в Девятинах демонтирована...

– Знаю, но мы вас сюда вызвали не слезы лить, – ответил Николаев, – Сейчас же поедете с товарищами из области на место. За сутки определите мероприятия и внесите свои предложения. Нам сейчас не время словопрения разводить.

Спустя некоторое время в райком поступила шифровка, в которой сообщалось, что 6-го октября 1941 года наши войска оставили Вознесенье. Финские войска пытаются перерезать дорогу Лодейное Поле – Вытегра.

Уже началась эвакуация учреждений и населения из Ошты в Шимозеро.

П.Н. Николаев вызвал к себе председателя райисполкома И.А. Широгорова, секретаря райкома партии по кадрам И.Р. Савченко и заведующего военным отделом райкома К.Ф. Дорожкина, чтобы определить неотложные меры помощи соседнему Оштинскому району, а также по подбору людей на создание производственной базы по изготовлению мин в Белоручейском леспромхозе и усилению действий истребительного батальона в борьбе с финскими диверсантами.

Главному инженеру Некрасову было поручено организовать техническую базу производства мин, изыскание сырья и материалов, а также подбор кадров. В целях соблюдения военной тайны все это именовалось как расширение ремонтных мастерских, а людей подбирали, как будто на шпалозавод. Кому было положено знать о действительных целях, тот давал особую подписку.

Рядом с кирпичным зданием депо уже расчищали площадку, где намечено было за месяц построить досчатый литейный и разливо-формовочные цеха с модельной мастерской, а также некоторые другие помещения. Вечерами, а иногда и ночами, Некрасов читал техническую литературу об устройстве вагранок, методах литья и способах его обработки. Его консультировал воентехник Чижиков. Толком в то время они не знали о составе шихты, чтобы получить требуемый сплав. Вот тогда-то и вспомнили об известном в поселке литейщике Лабайдине, работавшем в Девятинских мастерских, которого вызвали в отдел кадров и оформили старшим литейщиком. Лабайдин был на редкость смекалистым и находчивым мастером. Его и пригласил к себе Некрасов.

Выслушав внимательно главного инженера, Федор Иванович ответил уверенно и деловито:

– Не боги ведь горшки обжигают, Константин Николаевич. Надо покумекать. Видел я разрушенную вагранку, но кое-что из нее можно приспособить. Потребуется стальной лист, трубы и огнеупоры. Правильную печь сделаем, надо загодя, пока почва не замерзла, заготовить формовочной земли. Глина огнеупорная потребуется. Она есть в старых штольнях невдалеке от Вытегры.

Мастер призадумался, а потом вдруг спохватился:

– А где же мы возьмем кокс и чушковый чугун?

– Все это и кое-что из других материалов нам передает ликвидном из складов прикрытой стройки Волго-Балта, – ответил Некрасов. А теперь, Федор Иванович, шагай в мастерские депо и подбирай пока все необходимое для сооружения вагранки. Об этом уже знает начальник депо Пелевин, он тебя обеспечит всем, что потребуется...

Настя Кононова родилась в небольшой деревеньке Плоские Нивы. Семья была большая и жили трудно. Хлеба до нового урожая не хватало. Когда Насте исполнилось четырнадцать лет, отец сказал: иди в люди, кормись и одевайся сама. Так оказалась Настя Кононова в Белоручейском механизированном лесхозе. В первое время работала, как подросток, по четыре часа в день.

С первых дней войны Настя Кононова возглавляла молодежную бригаду на строительстве. Приходилось выполнять самую тяжелую работу. Горы камней перебрали девичьи руки. Немногие знали тогда, что вблизи поселка Депо девичьи руки сооружали ложный аэродром. Там были сделаны макеты ангаров и фанерных самолетов и все, что для воздушной разведки врага должно казаться действительным.

В комсомольской бригаде Насти Кононовой работали Валя Турунова, Шура Крашенинникова, Валя Федотова, сестры Вера и Юлия Калинг. Они не жаловались, что болели руки от тяжелого труда, что скудная пища. Они были готовы пожертвовать всем во имя победы над коварным врагом, топтавшим тогда родную землю. Но никто из них тогда не мог предполагать, что вскоре придется осваивать новую профессию по изготовлению мин.

Однажды (это было в начале ноября 1941 года) Насте Кононовой сказали, что ее срочно вызывает директор леспромхоза. В войну всего можно ожидать, но на этот раз Насте было как-то не по себе. Зачем же ее приглашает большое начальство?

Когда же она вошла в кабинет, девичье сердце еще больше заволновалось: кроме директора здесь еще был крупный мужчина в военной форме, который пристально взглянул на нее.

– Садись, молодежный бригадир, – сказал Куклев, – слыхал, работу на аэродроме закончили, где и кем теперь желаешь работать? Настя слегка улыбнулась и молчала. Для нее показался необычным этот вопрос в те времена.

– Так вот, Кононова, назначаю тебя бригадиром формовщиков в литейный цех, – заявил директор.

Настя, не поняв ничего, разу сказала:

– Я не знаю эту работу, не пойду...

К ней подошел военный, положил на плечо тяжелую ладонь и сказал:

– Не можешь – научим, нe хочешь – заставим.

– Ну, такое к Насте Кононовой не подходит. Она у нас известная, проверенная в делах, боевая девушка, – ответил Куклев.

Все это врезалось навсегда в память Анастасии Николаевне Кононовой. В ту тяжелую военную пору ей было двадцать семь лет.

Первый день начала овладения необычными профессиями запомнился надолго. Главный литейщик Лабайдин знакомил будущих формовщиц, изготовителей стержней (их еще называли шишельницами) и литейщиц с основами производства. Хотя цеха обогревались времянками, в тесовых зданиях было холодно. Лабайдин, показывая уже почти готовую вагранку, к которой рабочие прилаживали трубы для дутья, подбадривал молодежь:

– Вот эту нашу главную печь, когда затопим, будет теплее.

Вся работа по созданию базы минного производства была расписана по дням в строгом графике, исполнение которого контролировали кроме дирекции леспромхоза, партийные органы, представители военного ведомства.

Наладить серийное производство мин оказалось делом трудным. Не обеспечены были стандартным оборудованием, и все приходилось изготовлять ручным способом. Технология литья требовала точного соотношения смесей, чтобы сделать качественный формовочный состав, стержни и шихту. Поэтому возникла необходимость создания собственной лаборатории и весового хозяйства. Но самое трудное, что почти не было специалистов этого дела. Единственный литейщик Лабайдин выбивался из сил. Тогда из воинских частей, которые обороняли Ошту, отобрали из бойцов знатоков литья Аксенова и Сорокина, которые стали обучать в основном девушек и ребят-подростков. В одном из подсобных помещений цехов были установлены койки, где и ночевали посланцы с фронта.

Первая практическая работа началась с тщательного просеивания песка, специальной земли и толченой глины. Из этих материалов и некоторых добавок готовили формовочную смесь. В столярной мастерской сделали с небольшим припуском точные модели мин. Их укладывали в ящики со смесью, чтобы получился оттиск половины мины. Такой ящик назывался опокой. Две опоки составляли модельный комплект. Мины должны иметь точную геометрическую форму снаружи и внутри. Поэтому самым трудным оказалось изготовление стержней и укрепление их точно в центре форм для получения полых корпусов мин, которые заполнялись взрывчаткой. Для такого дела подбирали девушек с особым мастерством их рук. Эту работу в числе других выполняла Шура Крашенинникова. Формовочную смесь для стержней они готовили сами. Причем на каждую закладку смеси главный литейщик Лабайдин приносил порцию овсяной муки и говорил, как бы между прочим:

– Если в формовочную смесь будет вложено чуть меньше муки, стержни развалятся... Намек был предельно прост: тогда все недоедали, а об овсяной каше приходилось только мечтать.

Где-то в середине ноября проходила первая плавка. Около вагранки стояли рабочие, руководители леспромхоза и района, военные. Ждали с нетерпением, когда появится огненная струя. Лишь мастер Лабайдин был внешне спокоен и деловит. Он один только знал, когда наступит время пробить отверстие над леткой. Наконец главный литейщик сделал несколько ударов ломом. Разбрасывая искры и обдавая жаром, брызнул металл в ковш. Сквозь гул одобрений прорвался чей-то басовитый голос:

– Есть первый белоручейский металл! Он скоро будет сокрушать врага нашей Родины!

Шура Воробьева (сейчас ее фамилия Шелепина) после учебы в лесотехническом техникуме работала по специальности в Белоручейском мехлесхозе. Когда началась война, Шура, как и многие комсомольцы, вступила в истребительный батальон. Молодежь наскоро обучили стрельбе из винтовки, а потом группами, а иногда и в одиночку отправляли на задания. Летом 1941 года финские диверсанты не раз появлялись в лесах.

В то время многие девушки-комсомолки подавали заявления о направлении добровольцами на фронт. Подала заявление и Шура Воробьева. Однажды группу девушек вызвали в военкомат. Шура явилась с вещевым мешком. И было ей очень обидно, когда многим девушкам назначили день отправки в часть, а Шуре военком сказал, что она нужна леспромхозу. Спустя некоторое время ее вызвали в отдел кадров и оформили начальником отдела технического контроля по производству мин. Воробьевой вручили инструкцию и измерительные инструменты. В цехе в ее ведение передали оборудование гидравлического испытания корпусов мин. Шура Воробьева вместе с другими присутствовала при первой плавке. Когда наполнили сплавом ковш, его подцепили с боков двое рабочих и понесли к месту заливки. Ручку ковша держал Лабайдин, он и направил огненную струю металла в отверстия модельного комплекта. Так заполнили несколько пробных форм.

Корпуса мин остывали долго. Это регистрировали в специальных журналах для определения на будущее режима технологии. После остывания опоки встряхивали и обнажали литье. Затем проводилась многотрудная механическая подработка корпусов. Эту первую работу проводили, как практическую учебу, Аксенов и Сорокин. С отливок удаляли пригоревшую смесь и отбивали элементы литниковой связи. Так же обрабатывали и полости корпусов. Да, это был не женский труд, но лихое время требовало невиданных человеческих усилий.

В дальнейшем корпуса мин подвергали предварительному техническому контролю. Сделали замеры и направили их на гидравлическое испытание. Вот тогда и случилось неожиданное. Когда группа контроля во главе с Воробьевой поставила корпус в станок под напор воды, на поверхности его показалась вода, а в некоторых местах появились фонтанчики. Корпус оказался дырявым.

– Что скажешь, литейщик? – спросил строго директор Куклев. Лабайдин, внимательно осмотрев корпус мины, ответил:

– Шихту готовили по норме, чтобы получить сталистый чугун. Следует проверить на изломе.

Корпус разбили на наковальне. Главный литейщик спокойно и долго рассматривал зернистость излома, а у окружающих его буквально все кипело от нетерпения на душе. Что же теперь скажет мастер?

– Надо проверить все корпуса водой, – сказал он.

Когда все слитки испытали под давлением, на переплавку отправили несколько штук. Брак был допущен при подготовке формовочных смесей и при формовке.

После окончания смены главный инженер Некрасов собрал специалистов, начальников цехов и бригадиров для подведения итогов первой плавки. С болью на сердце переживали эту неудачу. Остро критиковали малейшие неполадки, называя фамилии виновников. Несмотря на все это, Некрасов ушел с этого делового совещания с уверенностью в будущем. Он верил, что с такими людьми можно горы ворочать.

Немного позднее формовочный цех оснастили новыми решетами. Был направлен заказ в Вологду на более совершенное оборудование, особенно для изготовления металлических опок.

В тот период началась ответственная работа по изготовлению трубок стабилизатора мин. Трубка предназначена одновременно для начинки основного порохового заряда и крепления крыльев стабилизатора. Эту работу осваивали с большим трудом, и только высокой квалификации слесари и токари. А где их взять? Тогда в райкоме партии перебрали по фамилиям всех оставшихся квалифицированных рабочих, часть из них направляли, как на фронт, в цеха изготовления мин. Одновременно там построили здание под особый цех, где воентехники обучали начинке мин разрывным зарядом из аммонита.

27 ноября 1941 года в Вологду из Белого Ручья было доставлено несколько мин. Комиссия в составе воентехника первого ранга Денисова, инструктора промышленного отдела обкома партии Сапогова и директора Белоручейского леспромхоза Куклева провела на полигоне первое испытание мин на прицельную дальность. В акте было записано: испытания дали положительные результаты.

К этому времени начался усиленный отбор и подготовка слесарей, токарей, литейщиков и формовщиков. Уже в декабре в цехах насчитывалось около двухсот человек. Шла подготовка к серийному выпуску мин. Освоили новые специальности А.П. Богданова, О.А. Барский, В.Л. Тампио, Ю.И. Юшков, А.П. Королев и многие другие. В механическом цехе обучались специальности слесарей и токарей подростки Саша Крынкин, Леша Пегаев, Саша Ковалев, Саша Богданов...

По сути дела Депо стало поселком на военном положении. Вечерами по улицам патрулировали красноармейцы. Зорко охраняли военные цеха часовые.

Из всех цехов, по необходимости внимательно и точно работать, а также по затратам физических сил отличался от других цех приготовления формовочных смесей и формовки. Песок, толченую глину, формовочную землю вручную поднимали на решета, просеивали, сгружали и перелопачивали.

В этих трудных условиях и работала бригада Насти Кононовой. Работали девчата из последних сил. Делали короткие передышки и снова надевали рукавицы. Не случайно работающим в этом цехе хлеб выдавали по первой категории – 800 граммов в день. Но какой это был хлеб: тяжелый и с примесями. А от этой пайки еще надо выделить в семье детям и старикам. Однако тогда редко кто жаловался. Хорошо, что в бригаде были веселые и шустрые девчонки. Ведь если человек устает, недоедает и вокруг его будет унылая гнетущая обстановка, он на глазах ослабнет.

Однажды в конце рабочего дня пришел в цех директор леспромхоза Куклев.

– Дорогие вы мои, надо еще поработать часа два-три. План срываем. Ну что думаешь, бригадир? – сказал директор.

– Отдохнуть бы немного, Вениамин Иванович, – ответила Кононова.

Он посмотрел на ее усталые глаза, бледное осунувшееся лицо и не мог сразу ответить, потом сказал громко, подбадривая:

– Отдохнуть надо. Вот дам распоряжение в столовую, чтобы вас покормили.

В столовой каждой из девчат подали на блюдечке по несколько ложек картофельного пюре, тонкий кусочек хлеба и стакан кипятку. Поели маленько, потеплело на душе, поговорили и снова в цех. Как же немного тогда было надо добра человеку, чтобы сделать его сильнее!

Удивительно то, что в те трудные времена молодежь да и кто постарше, не засиживались дома после работы. Клуб был заполнен, особенно когда демонстрировались военные фильмы. Зрители, среди которых было немало женщин, тяжело переживали и украдкой плакали. Так все это было близко к их собственным судьбам. Некоторые вставали, потрясали кулаками, когда показывали зверства фашистов, подвергавших пыткам и убивавших советских людей.

Заводилой молодежи в поселке была секретарь комсомольской организации Аля Квасова. Вместе с гармонистом Васей Богдановым, которому по состоянию здоровья не суждено было воевать, они организовали разнообразную самодеятельность. Комсомольцы пели на сцене песни, декламировали стихи, показывали живую газету и сцены из пьес.

В конце декабря в Депо прибыла группа командиров с фронта. Они познакомились с производством, консультировали рабочих по окончательному снаряжению мин. Из миномета провели стрельбы осколочными минами. Места их взрывов обследовали на силу разрыва и радиус рассеивания осколков. Результаты испытаний были отмечены, как удовлетворительные. Тогда и увезли первую партию мин дл наших воинов в район Ошты.

В начале 1942 года уже складывалось мнение, что производство мин в основном налажено. Однако это подверглось сомнению одним чрезвычайным обстоятельством. После одной из отливок начальнику депо сообщили, что корпуса мин не подвергаются обработке. Резцы быстро изнашивались, похоже, что обточка идет не чугуна, а твердой стали. В цех сразу же пришли директор леспромхоза Куклев и секретарь парткома Демиденко. Тогда на обточке работали молодые токари подростки – братья Михаил и Егор Богдановы. Вызвали начальника литейного цеха К.И. Жигареву и главного литейщика Ф.И. Лабайдина. Все наглядно убедились, как резец со свистом скользит, с трудом отделяя ломкую стружку. Лабайдин постучал молотком по корпусу и сказал, что в шихту положена большая порция очень твердой стали. Куклев не сдержался и отчитал всех, кто ему попался на глаза. К тому же подлил масла в огонь Пелевин, сообщив, что в мастерских исчезли утильные рессорные пластины. После этого случая директор издал приказ, обязывающий А.П. Воробьеву усилить контроль на всех стадиях производства мин.

В январе 1942 года специальная комиссия изучала возможности увеличения выпуска мин с привлечением других предприятий и о переводе всего производства на централизованное снабжение.

11 февраля этого же года состоялось заседание бюро Вытегорского РК ВКП(б). на котором были рассмотрены предложения комиссии и принято постановление. На заседании бюро райкома присутствовал секретарь Вологодского обкома ВКП(б) В.Н. Дербинов.

Постановлением райкома были установлены календарные сроки литья, обработки и боевого оснащения мин.

Определены меры обеспечения предприятия оборудованием, сырьем и о возврате эвакуированных станков из Белозерска и Кириллова. Для дополнительной обработки корпусов мин было признано необходимым привлечь мастерские Рубежского мехлесопункта и Ковжинского леспромхоза.

Эти организационные меры как бы завершили становление минного производства и выразили признание возможностей в выпуске Белоручейским леспромхозом военной продукции. Наперекор трудностям белоручейцы совершили трудовой подвиг и внесли свой боевой вклад во всенародное дело разгрома гитлеровского фашизма, ненавистного врага нашей Родины.

Остается только пожелать, чтобы к 40-летию Победы на здании мастерских в п. Депо была установлена мемориальная Доска в честь подвига тех, кто ковал Победу в тылу.