Вологжане – Герои Советского Союза

Четыре десятилетия продолжался поиск боевого летчика – капитана Беляева. И вот восстановлена еще одна страница героического подвига

Его хоронили две недели назад – двадцать шестого числа победного месяца мая. Он никогда не жил в Щекине, и никто здесь его не знает в лицо, но на похороны собралось тысяч пять, не менее: накануне районная газета «Знамя коммунизма» рассказала о нем и о том, что его семья живет сейчас в их городе. Покоиться ему определили место славное – в тенистом сквере, где уже захоронены погибшие разно, но с честью. Митя Лукашин, основатель первой в здешних краях комсомольской ячейки. Юные подпольщики Игорь Иванов и Петя Чадаев, расстрелянные фашистами в сорок первом. Солдат Василий Шабунин, которого в 1866 году тщетно пытался спасти от царской судебной расправы Лев Николаевич Толстой.

...Непривычно суровы молодые лица солдат Тульского гарнизона. Они прибыли на похороны для отдания воинских почестей. Руки их сжимают автоматы, из которых в майское небо ударят прощальные залпы. Странно легкий гроб. Субботняя полуденная жара. И в минуты молчания оркестра – гул многих человеческих шагов...

За гробом идет женщина в траурном кружевном полушалке. Круглолицая, маленькая, седая. Кем приходится она этому молодому капитану, чей портрет несет в руках? И кто ему уже не молодой подполковник и высокий курсант, что поддерживают седую в трауре? Капитан на портрете и курсант – ближе всего по возрасту. Но это дед и внук. А подполковник – сын. А женщина в трауре – жена. Время все перепутало – состарило одних, вырастило других. Он один вечно будет двадцатидевятилетним.

Его хоронят сорок лет спустя после гибели.

...Надо же такому случиться: давно выписывает Александра Федоровна «Советскую Россию» и читает внимательно, а на этот раз отложила номер и закрутилась, забыла. Наверное, потому, что в праздничный день, 8 ноября, все хлопотала, дочку с семьей принимала, пироги, посуда...

– Слышь, Федоровна, – окликнула ее назавтра соседка из их подъезда (весь дом, вся улица, поди, знали об их заботе), – ты в газетке-то прочла, как в Ленинграде самолеты из болота подымают? Может, и твоего самолет найдут...

Информацию в 34 строки под рубрикой «Новости» они с Людмилой читали-перечитывали весь вечер. И в тот же вечер дочь написала в «Советскую Россию» с просьбой сообщить адреса в Ленинграде. Последние годы, когда у матери ослабели глаза, всю переписку, связанную с отцом, вела дочь.

Александре Федоровне, растревоженной, в ту ночь не спалось. Достала «книжечку», вышла на кухню, чтобы не мешать. Девяносто восемь писем мужа с войны она осторожно сшила нитками листочек к листочку. Пока Людмила с Сережей были маленькими, касаться страничек не давала, читала вслух из своих рук. И все-таки бумага состарилась.

...Он писал домой каждые три-четыре дня: понимал, что значит в эвакуации в киргизском Токмаке даже коротенькая записка с фронта «жив-здоров». Он всегда удивительно понимал другого, и было Саше с ним легко и надежно.

Она могла и не зажигать света, чтобы читать его письма:

«...Саша, после твоих писем проходит вся скука. Пиши, милая, ты хорошая жена и мать. Держи эту гордость. Будь всегда достойна этой оценки. И прости за эти слова. Как я воюю? Сбил лично три самолета и в группе один представлен к награде... Работаю заместителем командира авиаэскадрильи. Не ругают. И не зазнаюсь. Этого мало? Больше нельзя. О себе все. Пиши, милок, пиши, чем больше писем, тем лучше.

...Сегодня Сережу видел во сне. Он лежал на койке и разговаривал со мной, как большой. Я так был удивлен. Он умно рассуждал. Интересный сон. Посылаю вам свою карточку. Пока такая казенная. Сказали, что на почте лежит твоя телеграмма. Пойду сейчас узнаю, сегодня как будто будет свободный день. Погода стоит неважная...»

Ириней Федорович и Александра Федоровна Беляевы

...Он писал каждые три дня, а тут пятую неделю почтальон обходила их дом. И когда прибежали звать ее к секретарю горкома партии, она уже знала, почти знала зачем. Секретарь поднялся ей навстречу: «Ты прости, Саша, что сам не пришел. Мы сюда решили тебя пригласить, чтобы дома ты не кричала. Поплачь здесь, чтобы никто не видел. Ты ведь секретарь комсомольский. Прошу тебя, дорогая, не сей паники. Слез и крика в Токмаке и так много...»

Много лет спустя, когда их поиски одарились бесценной находкой – его фронтовым дневником, – Александра Федоровна прочла признание, дошедшее до нее через двадцать лет: «Вечером, когда лег спать, думал о тебе и ребятишках. Так хочется быть вместе. Хорошо остаться живым после войны...»

У портрета отца

В тихое и безвестное тогда Щекино они перебрались по требованию врачей: всегда крепкая Александра вдруг стала чахнуть. «Перемените климат!» В климате ли было дело... Но на новом месте она действительно стала меньше болеть. Не потому ли, что затеплилась надежда? Ведь из части на ее письмо не ответили «погиб», а написали «с задания не вернулся». Пропал без вести – это может быть и жив. Сколько историй наслушалась Александра: женщины в долгих очередях, инвалиды на базаре – все и после Победы продолжали рассказывать об удивительном спасении раненых, выбросившихся с парашютом. Как объявлялись они через месяцы и даже годы после лазаретов. Сколько вдов жили тогда этими прекрасными легендами! Их сочиняли добрые и мудрые люди. Но была и правда войны, удивительней легенд – открывались подвиги пропавших без вести. Маресьев, Девятаев, Полетаев... Александра жадно читала газетные очерки. Оставшись вдовой в двадцать пять лет, она еще долго не считала себя вдовой. Только когда Сергей надел хранимый отцовский штатский пиджак и тот оказался ему впору, она подняла глаза на портрет мужа, прощаясь с ним – живым.

Портрет всегда висел в их доме, сколько помнят себя дети. С ним говорили, советовались, когда оставались, конечно, одни, без чужих. Людмила, вступив в комсомол, первому доложила об этом отцу. Семейное решение, что Сергей пойдет в военное училище, тоже принимали с его участием. Ребятам нравилось, как отец в письмах обращался к маме: «Милок». Это так шло к их милой и красивой маме.

И столь же естественным, необходимым в жизни их маленькой семьи стали поиски всего связанного с военной жизнью отца и его гибелью. Они жили надеждой узнать все, и надежды их оправдывались. Не потому ли, что были они так настойчивы и последовательны? И что искали не год и не десять, а двадцать и тридцать лет?

Военные архивы и редакции газет, командование частей и однополчане – все отвечали на их письма бережно и чутко. Так в семье появился «красный альбом» – еще одна реликвия: газетные вырезки и письма о нем.

«Гвардеец Беляев в одном бою уничтожил два «юнкерса». Летчики! Бейте врага так, как бьет его Беляев», – это на первой странице красноармейской газеты «Атака». В ней же – портрет Беляева с призывом: «Честь и слава летчику, пуля и снаряд которого рвут в клочья фашистскую мразь, уничтожают технику врага!» Заметки о нем в газетах называются: «Выручил товарища», «Новая победа». В сорок третьем политуправление Ленинградского фронта выпустило карманную книжечку «Летчик-истребитель Беляев».

Дневник пришел не скоро и трудно – не от самого однополчанина, уже умершего, а от его жены. Дневник. Ом вел его на войне, чтобы прочесть семье после войны.

«Война для меня казалась странной. Может ли она быть? Когда люди достигли высокого сознания, трудятся, своим трудом накопляют благо для существования. Зачем убивать друг друга, уничтожать накопленное, созданное трудом? Разве недостаточно пространств и богатств природы? Неужели в человеке нет простого здравомыслия? Неужели нельзя разрешить все мирным путем? Вдруг человек человеку становится хищным, злым зверем. Мне кажется это низким. И все-таки я стараюсь как можно больше уничтожать фашистских варваров. За то, что они убивают наших жен, матерей и детей. Они преступники перед всем миром.

...22 июня до восхода солнца меня разбудила жена, и я ушел, не сказав ничего Сереже. Как обычно, прогрели моторы и стали располагаться у самолетов в палатке на отдых. День был пасмурный. Моросил дождь. Объявили тревогу. Мы выскочили, разбежались по самолетам и стали ждать указаний. Но их не последовало. Снова побежали в палатки. Опять объявили тревогу. Приехал полковник и объявил, что немцы бомбят наши города и воинские части. Сначала мы не поверили в это. Думали, что это вводная какого-то учения, но оказалось самое страшное. Это и была война.

Ровно через месяц, ночью, начался первый налет на Москву. Была поставлена задача не допустить фашистов до столицы любой ценой. Я в эту ночь не вылетал, а сидел в первой готовности как резерв командира полка. Так я и не оказался ночником, о чем до сих пор жалею.

...Вылетели на сопровождение бомбардировщиков СБ. Пошли бомбить Мгу. Вначале шли хорошо. А как только перелетели Неву, облачность спутала наши порядки; не теряя из виду своих самолетов, я остался северо-западнее Мги. Наблюдая за бомбометанием и действием зениток, заметил, что недалеко от меня стреляет батарея. Я спикировал и обстрелял ее. При выходе из пикирования заметил два МЕ-109. Но они не успели меня атаковать. Я ушел в облака и направился к своим самолетам. Немцы атаковали их. «Лаги» в свою очередь окрысились на них и дали сдачи. Я подоспел вовремя, выпустил два ЭРЭСа и обстрелял врага пулеметно-пушечным огнем. Оглянулся – за мной из своих никого нет. Я поспешил к нашим. «Мессеры» были выше меня. Стали сближаться. Преследование становится невыносимым. Вдруг вижу – рядом наш. Так захотелось крикнуть: «Помогите!» «Мессер» открывает по мне огонь. Даю левую ногу. Трасса проходит справа. Я уже рядом со своими – и тут в меня всадили.

Правое стекло очков разбито. Глаз залит кровью. Из носа и рта хлещет кровь. Сбрасываю очки. Пробили воду. Брызжет в глаза. Почти ничего не вижу. Болит локоть правой руки. Горит в правом боку. Заливаюсь кровью. Обдумываю, что делать. Лететь домой? А вдруг не дотяну? Заклинится мотор или потеряю сознание, истеку кровью? Прыгать на парашюте? А кто меня подберет? Скоро ли это будет? Все это мгновенно вызревает в голове. Пробую управление. Работает хорошо. Мотор тянет, решаю идти на свой аэродром. Все время протираю глаза перчаткой. Из-за крови почти ничего не вижу. Иду на высоте триста – четыреста метров с тем расчетом, что, если мотор сдаст, прыгну.

Пробую смотреть одним правым глазом. Чуть вижу красный цвет. Значит, глаз цел. Вот вижу аэродром. Выпускаю шасси, сажусь нормально. Машина катится по земле. Чуть сруливаю и выключаю мотор. Выскакиваю из машины. Боль усиливается. Подъезжает санитарка, забирает меня. В санчасти делают перевязку. Оказывается, у меня четыре ранения... Завязали всего и повезли в лазарет. Тут снова перевязали, предварительно очистив раны. В общем, копались во мне долго. Прежде чем дали возможность спать.

...Вручили почту. Целых пять писем, четыре от Саши. Какая радость! Молодец у меня жена. Я знаю, я убежден, что она часто пишет, но наше положение не дает возможности аккуратно получать почту. Саша! Если б ты знала, как соскучился я по тебе. Люблю свою семью. У меня славная мать. Добрая, чуткая, хорошая мать. Жена – замечательный человек. Не боится лишений. Ведь она еще и не видела материальных благ. Мы жили бедно. Но с такой семьей хоть и бедно, но жить хочется. И жить хорошо. А дети! Это же чудные ребята. Люся, Сережа. Вот моя семья. Я доволен ею. Нет нытиков, все дружные, удовлетворенные тем, что есть. Милая семья. Саша, в тебе еще много ценного, не выявленного, вернее не раскрытого пока для меня, не понятого мною. Тебя нужно поддержать и материально, и морально. И тогда откроется много нового, замечательного. Будь здорова, моя семья. Будь здорова, Саша.

...Наш полк охраняет эту трассу через Ладогу. Часто нам приходится встречаться с фашистами, мало машин, не хватает самолетов, но этот важный объект нужно хранить. От этого объекта зависят тысячи жизней.

Были во время наших полетов фашисты над трассой. Но их бомбы всегда падали мимо цели. Если мы их не могли уничтожить по причине своей малочисленности, то не давали и прицельно бомбить. Этим самым выполняя свою задачу. Однажды командир полка назвал меня «безумно храбрым». Нас было двое. Пришли бомбить Осиновец четыре Ю-88. Я бросился на «юнкерсов», не обращая внимания на разрывы своей зенитки, которые рвались повсюду. Открыл пулеметно-пушечный огонь... «Юнкерсы» высыпали свой груз в воду. Так мы выполнили свою задачу».

...Портрет отца только однажды сняли с его места на стене. Когда Сергею в военном училище было тяжело – все не привыкал, очень скучал. Портрет сняли со стены и отправили к сыну. На подмогу. Позже, уже из академии ПВО, маршал, начальник академии, прислал матери письмо: «Выражаю вам благодарность за воспитание сына, достойного памяти своего отца».

Винт над сараем

Та часть семьи Беляевых, что ездила в Гатчину под Ленинград (мать, дочь, внучка, правнучка и двое мужчин – мужей), вспоминает, как поразил их над старым сараем самолетный винт с задранной в небо лопастью. И мы, увидев этот винт (по-граждански – пропеллер), поняли, что пришли правильно, по адресу. Что именно здесь, в этом неказистом и неухоженном домике, живет нужный нам следопыт, поднимающий погибшие самолеты из болот. Вскоре пришел на обед и он сам – большой, громкий, с сильными руками слесаря (у него шестой разряд).

– Винт Коновалова, – указал на сарай. – А это лопасть винта Беляева, две лопасти пока на месте гибели. А это мотор...

Он называл имена ленинградских пилотов войны, как мы называем давних знакомых, марки их боевых машин, номера их моторов:

– А чего удивляетесь – я тридцать лет их в торфяниках ищу, моторы с закрытыми глазами разберу. Книжки про те военные самолеты читаю. И людей спрашиваю, кто живой остался. Особенно техников, они машину своего летчика по шайбочке определят...

Писали, что нашел и поднял Михаил Алексеевич Марков 47 машин, он почему-то назвал нам 33 и опознанных – тридцать одну. Но в цифрах ли дело? Нас прежде всего интересовало, как начал он свой удивительный поиск. Марков прозаически ответил, что четырнадцатилетним мальчишкой в сорок седьмом пошел работать на завод, а после работы занялся металлоломом. Тогда его принимали от частных лиц и хорошо платили, а он, Мишка, был часто голоден, и в кино хотелось, и мороженого. Но вот когда в пятьдесят первом нашел он в лесу самолет с останками пилота и схоронил летчика под деревом – увидел эту «другую» сторону своих поисков...

Григорий Ильич Браиловский, ветеран Отечественной, уважаемый в Ленинграде человек и тоже большой искатель (он ведет в газете «Смена» специальный раздел, и благодаря его усилиям 500 только кровных родственников нашли друг друга после войны), так вот, Браиловский рассказал, что Марков открыл нам не все. Что еще мальчишкой, в первый месяц войны, был он свидетелем неравного боя: героически сражался наш единственный «ишачок» против стаи «мессеров». Прошитый очередью, вспыхнул он, почти фанерный, и упал в занятом немцами лесу. Кто и когда, подумал потрясенный мальчик, узнает о его подвиге и гибели?

Письмо Беляевых, переадресованное нашей редакцией, пришло к Маркову в начале прошлого года, когда он с товарищами уже нашел и поднял из влажной земли самолет, сбитый в районе Красного Бора, и захоронил останки неизвестного пилота, и обнаружил в обгоревшем планшете уголок письма. Фамилия адресата была вроде Беляев. Но почему-то начало женского имени «Ир». Может, Ирина? Редкое имя Беляева – Ириней Федорович – не было тогда известно Маркову.

...Мы сидели в его маленькой комнатке, хозяин которой явно пренебрегает жизненными удобствами, и Марков перечислял свои доказательства того, что найденный им самолет является самолетом именно Беляева:

– Марка ЯК76 – его машина. На донышках гильз даты – патроны сорок третьего года. Не раньше. Их оставалось у летчика всего семнадцать... На масляном радиаторе дата – декабрь сорок второго. Все к тому, что последний бой был в сорок третьем. Когда? Сверху самолет покрашен зеленым. Значит, снег уже сошел, поле аэродрома зеленое. Не иначе весна сорок третьего. Но летчик в сапогах. А пилоты, бывало, и в мае еще в унтах летают. Значит, лето. Место гибели Беляева, без сомнения. А дата гибели, как родные сообщили, 8 июля 1943 года. Все совпадает.

Именно в июле восемьдесят третьего Беляевы, списавшись с Марковым, приехали в Гатчину. Побывали в том лесу. Увезли домой останки летчика. Поиск длиною в сорок лет был окончен? Им казалось – да. Но они ошибались. Все доказательства Маркова были все-таки косвенными. И для документального опознания их оказалось недостаточно...

Осенью, в октябре того же 83-го, Марков пошел в отпуск. В первую субботу, двадцатого, они с товарищами отправились на ту поляну, где упал самолет.

– Воды было в яме немного. Ведер полтораста. Вычерпывали мы ее на лист железа: может, что важное еще найдем? Когда я счистил тяжелый ком, внутри оказалась капсула, которую почему-то звали медальоном. А еще – смертельным паспортом...

Это был медальон Иринея Федоровича Беляева.

Мы держали его в руках. В военкомат Марков передал только фотокопию: «Подлинник отдам семье». Он вообще сердит на «бюрократов», считает недоверием справедливый поиск документов, ворчит, ругается, конфликтует, но всякий свободный час отправляется по окрестным деревням и лесам.

Звезда Иринея

Каждый год 8 июля, в день его гибели, женщины Беляевых, где бы ни жили, шли на кладбище и клали цветы на солдатскую могилу. На незнакомую, солдатскую. Теперь у них есть своя могила. Жаркие стоят дни, но цветы на ней свежи постоянно. Что еще мы, сегодняшние, можем сделать для них, погибших?

С лета 1966 года хранится в «красном альбоме» Беляевых копия наградного листа, которую счел необходимым сохранить, а потом передать семье командир Иринея Федоровича:

...«С первых дней войны с озверелыми бандами фашизма смело и отважно защищает нашу Родину, проявляя героизм, самоотверженность и умение бить врага. Дерзкий и напористый, в бою решительно забирает инициативу боя и всегда добивается победы над врагом, мужественный летчик-истребитель, отлично знает тактику воздушною боя, умело передает свой богатый боевой опыт подчиненным. Умело организует и руководит боевой работой эскадрильи. За период 6-месячных боев 1943 года летный состав эскадрильи под руководством тов. Беляева сбил 17 самолетов противника при своих потерях в личном составе 2 человека...

За период боевых действий произвел 365 боевых вылетов... Провел 56 воздушных боев, в результате которых сбил лично 3 бомбардировщика и 10 истребителей противника и в группе 3 истребителя и 1 бомбардировщик. Всего в воздушных боях уничтожено 17 самолетов противника.

Учитывая тактико-технические данные отечественных самолетов, применил метод ведения воздушных боев на вертикалях и передает его молодым пилотам. Результат последних боев показал преимущество этого метода и высокую выучку летчиков его эскадрильи.

...За произведенные штурмовки и разведки тылов и войск противника и сбитые в воздушных боях 6 лично и 2 в группе самолетов противника награжден орденом Красного Знамени и Отечественной войны I степени.

За умелое руководство боевой работой эскадрильи и нанесение большого урона противнику награжден орденом Александра Невского. За мужество и умение бить врага тов. Беляева представляю к высшей правительственной награде и ходатайствую о присвоении ему звания Героя Советского Союза.

Командир 27 ГИАП гвардии полковник Мажаев.

Ходатайствую о присвоении звания Героя Советского Союза

Командир 7 ИАК Герой Советского Союза полковник Антонов

2.7.1943 года».

Это написано за месяц до гибели Беляева.

В одной из военных газет семья обнаружила его карандашный портрет, разыскала автора – художника Н. Пильщикова и получила его письмо:

«...Показывая портрет И.Ф. начальникам, говорил, что готовится издание альбома героев, и как мне следует подписать этот портрет?» Мне говорили: «Смело подписывай – Герой Советского Союза».

Когда я рисовал его с новеньким орденом Александра Невского, мне комиссар сказал: «Представляем к Герою».

Ветеран сражений под Ленинградом Н. Минеев в книге «Крылатые богатыри», изданной Лениздатом, свой рассказ назвал «Были два друга». 210 летчиков, сражавшихся в ленинградском небе, удостоены звания Героев. В книге очерки о 34 из них. И об Иринее Беляеве, формально этого звания не имеющем. Вот что пишет Н. Минеев, лично знавший Беляева, о том, как в июле сорок первого младшего лейтенанта Карпова, будущего дважды Героя, дали старшему лейтенанту Беляеву в ведомые: «Карпов сразу же проникся глубоким уважением к Беляеву за его зрелое и спокойное мужество, за внимательное отношение ведущего к молодости и неопытности ведомого... Беляев был старше Карпова годами и как летчик значительно опытнее... Был он человеком веселым, любил пошутить, посмеяться, знал массу всяких забавных историй и мастерски умел их рассказывать. Смел и находчив он был и с начальниками. Но в полку его любили не только за веселый нрав и остроумие. Ириней Беляев был одним из самых опытных летчиков полка. При этом никогда и ни к кому не приставал со своими советами и нравоучениями, а учил в бою, личным примером. Карпов, как, впрочем, и все летчики полка, всегда очень внимательно прислушивался к самым, казалось бы, незначительным замечаниям своего ведущего».

Что можем мы, сегодняшние, сделать для них, погибших? Наверное, хорошо вспомнить все. Капитан Беляев не пропал без вести. Сегодня мы знаем: он погиб в бою, израсходовав свой боезапас. Было бы справедливым поднять старые наградные листы на Беляева, выслушать летчиков-очевидцев, его однополчан. Воздать командиру эскадрильи равно его боевым заслугам.

Ветераны Ленинградского фронта в один голос говорят и пишут: «Ириней Беляев был и погиб героем». В Ленинградском областном военкомате офицеры другого поколения – сыновья сказали нам: «Будете писать о Звезде Беляева, рассчитывайте на нас. Мы это ходатайство поддержим».

У героической истории о четырех десятилетиях поиска есть одна особенная примета – история эта отнюдь не уникальна. Идет уже сороковой год великой Победы, но память, гордая и горькая память войны, стучит в наши сердца. Сколько их по просторам России – свежих захоронений павших на той уже далекой войне! Ребятишки – красные следопыты и военкоматы, участники комсомольских походов и отставные военные – самые разные люди ищут и находят безвестных героев, шлют в семьи вести о без вести пропавших. Народное движение памяти. Где еще увидишь такое? Нам думается, что, когда говорим мы о чертах советского характера, вровень с другими следует называть и это высокое нравственное чувство памяти, связи с жившими и боровшимися до нас, ответственности перед ними, духовного с ними родства.

На похоронах И.Ф. Беляева: его сын, жена, внук и правнучка.