титульная страница

Сочинения Николая Рубцова
Николай Рубцов – человек и поэт
Творчество Рубцова
Об отдельных произведениях и сборниках
Жизнь поэта
Память
Преподавание творчества Николая Рубцова в школе
Творчество Н. Рубцова в культурно-просветительской работе
Николай Рубцов в искусстве
Библиография
Николай Рубцов на кинопленке
Песни на стихи Н. М. Рубцова
Нотные сборники песен на стихи Н. М. Рубцова
Николай Рубцов в художественной литературе
Фотографии


 

Павловский А. И.
Рубцов Николай Михайлович

 / А. И. Павловский // Русские писатели, ХХ век : биобиблиогр. слов. : в 2 ч. / под ред. Н. Н. Скатова. – М., 1998. – Ч. 2 : М – Я. – С. 288-291. – Библиогр. в конце ст.

 

Рубцов Николай Михайлович [3.1.1936, с Емецк Архангельской обл.–19.1.1971, Вологда] – поэт. Предки Р. были крестьянами, оказавшимися в годы коллективизации в Вологде. Гонимые нуждой, они поселились в Емецке. Дом, где прошло самое раннее детство будущего поэта, стоял на старинном архангельском тракте Здесь семья Рубцовых прожила всего лишь около года, переехав сначала в Няндому, а затем в Вологду. В годы Великой Отечественной войны Р. осиротел. В 1942 г. умерла мать, а перед тем – двое его маленьких сестер. В семье было еще двое детей – их разобрали родственники. Отец с 1942 по 1944 г. находился на фронте, больше о нем сведений не было. В 1943 г. Р. живет в детдоме, в с. Никольском Тотемского р-на. Учился он очень хорошо, получал грамоты, подарки. Но приносило страдание страшное одиночество. На всю жизнь осталось яркое, незабываемое воспоминание – одна воспитательница ласково погладила его по голове. В 1950 г. Р. уехал поступать в мореходное училище в Ригу, но не был принят, т. к. не исполнилось еще 15 лет; поступил в Тотемский лесотехнический техникум. Получив паспорт, устроился в Архангельске подручным кочегара на тральщике. Начинает писать стихи. Почти ничего из ранних опытов не сохранилось. В сентябре 1953 г. приезжает в г. Кировск (Мурманская обл.), учится в горном техникуме; в 1955 г. приезжает в Ленинград. Отсюда был призван на военную службу во флот. В это время начинает относиться к сочинительству более серьезно. Во время военной службы в Североморске (1955– 1956) стал печататься в газ. «На страже Заполярья» и в альм. «Полярное сияние». Однако стремление походить на литератора-профессионала даже и тогда, когда поступил позднее в Лит. ин-т, давалось ему с трудом. По натуре Р. был бродягой. В 1960 г. он работает на Кировском заводе в Ленинграде, начинает заниматься в литобъединении «Нарвская застава». В 1961 г., когда вышел коллективный сб. «Первая плавка», где были помещены и его стихи, стал более уверенно выступать в аудиториях, в домах культуры, в общежитиях. Но образ жизни Р. вел беспорядочный, богемный. В 1962 г. с помощью поэта Б. Тайгина выпустил свою первую машинописную книжку «Волны и скалы». Дружит с Глебом Горбовским. В августе 1962 г. Р. сдал вступительные экзамены в московский Лит. ин-т им. А. М. Горького. Женится на Г. М. Меньшиковой, в 1963 г. родилась дочь. В эти годы Р. сближается с такими поэтами, как Владимир Соколов, Станислав Куняев, Анатолий Передреев. К Р. приходят и подлинное мастерство, и оригинальность. Судьба, однако, не становится более легкой: за дисциплинарные нарушения Р. отчисляют из ин-та, позднее он все же восстанавливается в нем. В 1963– 1964 гг. Р. создает такие поэтические Жемчужины, как «Тихая моя родина...», «3везда полей», «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны...» и др. Дипломной работой Р. в Лит. ин-те становится знаменитая впоследствии книга «Звезда полей» (1967).

В те годы, когда выступил Р., начинались жаркие споры – и на страницах печати, и в читательских аудиториях – о «деревенской» и «городской» поэзии, о лирике «тихой» и «громкой». Р., с его негромким поэтическим голосом и проникновенными одухотворенными пейзажными мотивами, быстро и без особых объяснений критика причислила к «деревенщикам», хотя деревни и деревенской жизни он не знал, а был, скорее, человеком городским, даже люмпеном. Но что-то прорастало в его стихи из обрубленных и физической памятью, казалось бы, забытых его семейных крестьянских корней. Именно оттуда у него такая нежная, преданная и неизбывная любовь к тому Есенину, который был певцом русского поля, реки и неба. Р., не подражая Есенину, всей своей поэтической душой ласкал Русскую землю. Такого восторженно-тихого взгляда русская природа после Есенина уже не чувствовала на себе. То был поистине прощальный поцелуй русской Музы – тихий и горестный, но не надрывный, как часто бывало у Есенина. Да и самый ритм стиха у Р. всегда приглушен, размыт, словно все ударные звуки куда-то исчезли, уступив место плавной и тихой мелодии, струящейся, как вода, меж редко расставленных слов: «Высокий дуб. Глубокая вода. / Спокойные кругом ложатся тени. / И тихо так, как будто никогда / Природа здесь не знала потрясений!» («Ночь на родине»). Р. совсем не употребляет красок, цветовые эпитеты казались ему, по-видимому, тяжелыми, и он работал легкой светописью – у него в стихах постоянное дрожание и проблескивание световых точек и струй: «Кругом шумит холодная вода, / И все кругом расплывчато и мглисто. / Незримый ветер, словно в невода, / Со всех сторон затягивает листья...» («А между прочим...»). Родной ему русский Север, с его белыми ночами и зыблющимися прозрачными зорями, очень способствовал этому своеобразному поэтическому импрессионизму, характерному не только для его пейзажей, но и для лирики переживаний, где мерцание чувства и мелодическое колебание психологического рисунка, лишенного твердых очертаний, завораживает. Стихи Р. возникали из душевной глубины, они зарождались в лесах и полях, подобно облакам, медлительно проплывавшим в небесах истово любимой им России – Руси: «И откуда берется такое, / Что на ветках мерцает роса / И над родиной, полной покоя, / Так светлы по ночам небеса!» («Чудный месяц...»).

Судьба Р. сложилась так, что он, как когда-то Г. Сковорода и В. Хлебников, почти всю жизнь не имея угла, скитался по стране, от села к селу, от деревни к хутору, просясь на ночлег, а то и располагаясь в стоге сена где-нибудь в поле под звездами. Живя в заброшенных деревнях или ночуя в поле, он всегда был ближе к Богу, рядом с Богом, чем любимый им Есенин. Божье имя, при всей своей тяжкой жизни, он ни разу не произнес всуе, а в развалившиеся по безбожному времени церквушки и часовенки заходил с благоговением. Вряд ли он знал молитвы – некому было обучить, но в его лироэпических стихах широкого национального размаха, например в «Видении на холме» (1962), таится и едва ли не выходит наружу почти литургическое начало: «Россия, Русь – / Куда я ни взгляну! / За все твои страдания и битвы / Люблю твою, Россия, старину,/Твои леса, погосты и молитвы...»

Многократно обсуждавшаяся в годы становления и краткого расцвета Р. коллизия «город – деревня» вряд ли, как теперь видно, имела столь уж прямое отношение к автору «Звезды полей». В бытийном смысле Р. не только конец деревни видел, а почувствовал возможный предел всего и всему, апокалипсичность всей эпохи. Вот почему в своих странствиях он так упорно искал островки не-исчезнувшей земной тишины и чаще всего находил их в заброшенных деревнях: «Прощальной дымкою повиты / Старушки избы над рекой. / Незабываемые виды! / Незабываемый покой!» («В святой обители...»). Р., можно сказать, был поэтом последних островков разламывавшейся на части и уже погружавшейся в пучину земной Атлантиды. Он воспевал клочок земли, омываемый уже смертными водами, прославлял деревцо, травинку, прямой солнечный луч, не взметенный реактивным ревом. Его заслуга как поэта состояла в том, что он славил и воспевал эти последние (по внутреннему поэтическому ощущению) минуты человеческого тихого счастья у некоей грозной черты – накануне, возможно, гибели всех людей: от войны ли, от мора, от вселенской ли катастрофы.

Самые основы рубцовского эмоционального, интеллектуального и поэтического мира пронизывала почти незатихающая и очень редко уходившая из его стихов боль – то была, помимо, так сказать, «всемирной», «антологической», еще и боль личного сиротства, он был из «подранков», оставленных своим безжалостным временем.

Но Р. неизменно противопоставлял этому трагедийному ощущению внутреннюю мужественность своей души, которая подкреплялась выношенным убеждением в прочности и даже логически необъяснимой, но интуитивно угадываемой неколебимостью русской национальной тверди. Именно этим объясняется его постоянный и все углублявшийся интерес к истории страны («Видение на холме», «О Московском Кремле» и др.). В своих пейзажах, проникнутых чувством исторического времени, Р. находил прежде всего устойчивые, пусть и сглаженные природно-национальные и – принципиально – по его представлениям, неразрушимые основания. Рубцовская деревня – это широкое понятие: оно лишено, как правило, топографической прикрепленности, она – Родина-мать в глубинном и возвышенном значении этого слова. Р.-сирота признал матерью всю свою родную землю, со всеми ее, по его выражению, «окрестностями»– деревенскими и городскими в равной мере.

Р. в момент ссоры был убит близкой ему женщиной. Слава шла за ним медленно и благословила его уже после смерти. В 1985 г. в Тотьме был открыт памятник поэту.

Соч.: Избранное.– М., 1982; Лирика.– М., 1984; Русский огонек: Стихи, переводы, воспоминания, письма: В 2 т.– Вологда, 1994.

Лит.: Викулов С. О Николае Рубцове и его стихах // Рубцов Н. Последний пароход.– М., 1973; Кожинов В. О Николае Рубцове // Рубцов Н. Стихи.– М., 1986; Павловский А. Время и родина в творчестве Н. Рубцова // Русская литература. – 1986. – №2; Коротаев В. Вступ. ст. // Рубцов Н. Видение на холме: Стихи, переводы, проза, письма.– М., 1990; Воспоминания о Н. Рубцове.– Вологда, 1994.