Беженару Л.
Северная деревня в рубцовском личном и творческом бытии

/ Л. Беженару // Слово и текст в культурном сознании эпохи : сб. науч. тр. : [материалы III Всерос. науч. конф., 22-25 нояб. 2011 г., Вологда] / Вологод. гос. пед. ун-т. – Вологда, 2011. – Ч. 8. – С. 95-100.

Как исконно русский поэт, Николай Рубцов воспринимал мир всем своим сердцем и всей своей душой, ему ничто не было безразлично, но мирочувствовал поэт чисто по-русски – смиренно, с благоговением, прикрепленный к пространству русского мира и Русского Севера, в котором ему писалось легко. Национальное своеобразие отражается в православных истоках его лирики и в русских корнях его творчества. Картина русского северного пространства осмысливается Рубцовым по-философски масштабно, она зачастую не поддается рациональному объяснению, поскольку большая ее часть находится в области мифопоэтического и неосознанно воспроизводится в художественных образах и мотивах. Разнообразные фольклорные, православные образы (Николы, Вологды, Софийского собора, храма старины, крещенских морозов, ветра, сосен, березы, клюквы) и мотивы (северной русской деревни, пути-дороги, иконы, креста, могилы, кладбища, молитвы) отображают единство традиций народного творчества и христианской культуры в русской литературе, их целостность и взаимопроницаемость. У Николая Рубцова национальный образ русского мира, переданный через образ и мотив русской северной деревни, – это многоуровневая художественная структура, комплекс взаимодействующих компонентов литературного текста, обладающих этнокультурной спецификой.
 
О Рубцове можно с полным правом сказать, что он жил Россией, ее историей, ее памятью, ее событиями, и своей малой родиной – северной деревней, в которых умел видеть естественное продолжение многовекового развития своей страны и мира. Рубцов рассматривал малую родину как основную носительницу духовности, и его, Рубцова, заслуга в том, что он показал и раскрыл в своем творчестве неоднозначность и сложность понятия «духовность», включающую в себя не только веру в Бога, иноматериальный мир и бессмертие души, но и любовь к «родимой землице», которая «удерживает власть» над поэтом, любовь к родной природе, «к селам, к соснам, к ягодам Руси», к Родине, «с каждой избою которой чувствует самую жгучую, самую смертную связь», равно как и ответственность за их судьбу. Роль русской деревни в рубцовском личном и творческом бытии судьбоносная. Именно Рубцов наполнил понятие «малая родина» особой духовностью, и оно нашло глубокое отражение не только в лирических произведениях поэта, но и в переписке с друзьями и соратниками. Став частью его жизни, письма содержали не только литературные раздумья, стихи, шутки, бытовые новости, но и откровенные изъявления чувств, связанные с родными для души поэта местами. О Никольском (Николе) Н.Н.Сидоренко писал: «...это бедное, доброе, красивое село», в котором «по вечерам бывает особенно тихо, грустно и хорошо»*. Здесь среди «грустной и красивой местности», поэт коротал зимы. Он ютился «в одной из самых старых и самых почерневших избушек селения Никольского», а о его окрестностях в письмах друзьям отзывался так: «... лесистый и холмистый, кажущийся иногда совершенно пустынным, погруженный сейчас в ранние зимние сумерки уголок необъятной, прежде зажиточной и удалой Вологодской Руси». Ощущение старинной русской самобытности, в которой было много прекрасного, поэтического, и большого времени истории, связано в письмах Н. Рубцова с Вологдой.
 
Глебу Горбовскому поэт писал: «В Вологде мне всегда бывает и хорошо, и ужасно грустно и тревожно. И хорошо оттого, что связан я с ней своим детством, грустно и тревожно, что и отец и мать умерли у меня в Вологде. Так что Вологда – земля для меня священная, и на ней с особенной силой чувствую я себя и живым, и смертным».
 
Рубцовская поэтическая речь звучит в просторах России, в русской деревне, «матери России целой», где поэт постигает закон слияния человека и мира, таким образом восстанавливая цельность своего мироощущения и жизни в слове. «Удивительно хорошо в деревне! В любую погоду... здесь мне легче дышится, легче пишется, легче ходится по земле», – писал поэт А.Я. Яшину. В центре природно-поэтической философии Рубцова – его Россия и его кровная привязанность к родной земле, к северной русской деревне, к «островам», которые объяты «прозябаньем, бедностью, дремотой». Эта рубцовская чуткость к бедам, печалям и тихим радостям России говорит об органической причастности поэта к вечным началам, о трепетном ощущении Родины. «Малая родина», ее извечные ценности - духовные, природные, пространственные, бытовые – становятся основой рубцовского мировоззрения, которое у поэта исполнено света и добра. Значимость его суждений о красоте Родины, о духовном богатстве ее людей обеспечена откровенностью и вескостью поэтического слова. Драматично-лирическое, порой трагическое восприятие окружающего мира уравновешивается мудрым спокойствием, глубиной понимания судеб России. В стихах поэта доминирует трепетная любовь к русской северной деревне, где герой чувствует себя дома, где «свет зари и грязь меж потонувших в зелени домишек», где героя радует «вязь густых ветвей, заборов и домишек», над которыми «таинственно звезды дрожат» и горит «звезда полей», где явственно слышится звон бубенцов, где с холма открывается панорама, позволяющая представить себе Россию в вечности.

И откуда берется такое, Что на ветках мерцает роса, И над родиной, полной покоя, Так светлы по ночам небеса! Словно слышится пение хора, Словно скачут на тройках гонцы, И в глуши задремавшего бора Все звенят и звенят бубенцы...

Это одновременно - мечта и реальность, это гармония идеального бытия человека и природы, это прекрасный образ его поэтической судьбы, его глубинной сути.
 
Рубцовская «русская картина мира» основывается на таких важных компонентах национального мироздания, как дом («За все хоромы я не отдаю/ Свой низкий дом с крапивой под оконцем»), изба («Любовь к тебе, изба в лазурном поле»), береза («А возле ветхой сказочной часовни/ Стоит береза старая, как Русь»), журавли («Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье/ И высокий полет этих гордых прославленных птиц»), клюква («Спелой клюквой, как добрую птицу, Ты с ладони кормила меня...»), болото («Грязь кругом, а тянет на болото,/ Дождь кругом, а тянет на реку,-/ И грустит избушка между лодок/ На своем ненастном берегу»).
 
Центральное место в художественном мире поэта отводится мотиву пути, который является определяющим для мира русской деревни. Концепт дороги и мотив пути в поэтике Николая Михайловича Рубцова многомерен и многозвучен (стихотворения «Два пути», «Дорожная элегия», «В дороге», «По дороге к морю», «Старая дорога», «По дороге из дома», «У размытой дороги», «Памятный случай», «Далекое», «Уж сколько лет слоняюсь по планете!», «Загородил мою дорогу», «Старый конь» и др.). Дорога является стержневым сюжетообразующим компонентом у Рубцова, столь пристальное внимание к ней в рубцовском творчестве не случайно. Находившийся почти всю сознательную жизнь «в пути» (в поисках себя, новых поэтических образов и ощущений), Рубцов реализует эту составляющую его духовной жизни через многие образы и значения, сохраняя связь с православными истоками русской философской мысли.
 
Дорога – это его Русь, «задремавшая отчизна», «родина милая», «тихая родина»; это в какой-то мере и гоголевская дорога, связывающая все в жизни; это жизненный путь, по которому идет рубцовский лирический герой в поисках счастья. В то же время дорога – это и судьба, и рок лирического героя:

Как будто ветер гнал меня по ней, По всей земле - по селам и столицам! Я сильный был, но ветер был сильней И я нигде не мог остановиться...

Лирический герой Рубцова, с его исповедальностью и мужественной самоиронией, удалью и нежностью, жизнелюбием и тоской, с всеохватностью принятия мира и катастрофическим ощущением непонятости и внутреннего одиночества, с неизменным при этом осознанием «корневой» связи своей судьбы с судьбой России, не может быть воспринят изолированно от многозначного и глубокого образа пути-дороги.
 
Поэтическое пространство у Рубцова – вся Россия, оно просматривается в его стихах насквозь, в нем нет уголка, где можно было бы что-то утаить, сокрыть от всевидящего взора лирического героя. Он пишет о «лесах, погостах и молитвах» Руси не в общих чертах, а с нравственной ответственностью человека, себя без России не мыслящего.
 
В центре природно-поэтического мира Рубцова – русская деревня, «родная Никола», «ивы, река, соловьи» его «тихой родины», с «каждой избою» которой он чувствует «самую жгучую, самую смертную связь». Деревня – это символ нравственной жизни, средоточие национальных корней человека, Русский Север – это вся Россия. Мир Рубцова в своей обыденности, сдержанной красоте, неброскости и духовной сосредоточенности приведен к той степени единства и напряженности, когда он почти перестает быть «внешним» миром и предстает перед читателем как пейзаж души после исповеди. Рубцов стремится не просто донести до читателя факты реального и образы художественного миров, он пытается заразить его ощущением полноты жизни. И не беда, что в глубинке люди живут «без лишнего добра» и коротают свой век «меж болот»; главное – они «острова свои обогревают»! Житель деревни в его идеальном воплощении – это праведник, ни в чем не погрешающий против основополагающих правил нравственности. Это позволяет поэту расширить диапазон темы любви к Родине и усиливает акценты на внутренних качествах личности, побуждая читателя задуматься о вечных христианских ценностях. Рубцовские праведники русской деревни – «старик в простой одежде» Филя, участники процессии за гробом, хозяйка избы, пустившая путника обогреться – дают повод лирическому герою предаться серьезным философским размышлениям, установить исторические параллели, расширить пространство текста литературными реминисценциями. Характеры и судьбы героев заставляют вспоминать о тургеневских, некрасовских, щедринских крестьянах и крестьянках. Черты рубцовских праведников – это воплощенные в повседневном поведении доброта, простодушие, сила духа, трудолюбие, единение с природой. Здесь выявляется один из важнейших и основных принципов мира рубцовской поэзии – всеобщий метаморфизм. Его пейзажная живопись отличается точностью, краткостью и вещественностью. Она пестрит красками («брожу я многоцветным лугом», «черный дым летел», «меж белых листьев и на белых стеблях мне не найти зеленые цветы», «сон золотой увяданья»), наполнена звуками и движением («бегут машины, воет грузовик, кругом шумит холодная вода», «раздался стук, я выдернул засов», «тяжелый ливень жаловался крышам» «не кричи так жалобно, кукушка», «а он соловьем заливается», «старинных сосен долгий шум», «шумит осенняя река», «словно сквозь дрему расслышали чьи-то угрозы, словно почуяли гибель живые созданья»).
 
Эта идеальная «тихая родина», «лесная Русь» с бабушкиными сказками была для Рубцова самой сильной и единственной его любовью; его «задремавшая отчизна» стала жизненной философией и образным миропониманием, поэтическим заклинанием и молитвенным отношением к миру. Рубцову-поэту и Рубцову-человеку не нужно было другое счастье, потому что он понял, «что счастье тут: Россия, дети, и природа, И кропотливый сельский труд». Вне России Рубцов не мыслил себя никогда, и вне малой родины у него не было ничего: ни стихов, ни жизни, ни любви, ни славы. Поэт-пророк, «носитель истин вековых» напоминает читателю, что вопреки всем невзгодам душа должна быть жива, и она остается такой только в пространствах родины, которые питают ее глубины и красотой, и святостью, и памятью, и верой.
 
Николай Рубцов придал русской деревне статус высшего достояния русского народа, благодаря которому обеспечиваются непрерывность культурной традиции русского этноса, своеобразие и идентичность русской нации. Его трагическая и в то же время счастливая жизнь, его стихи оказали несомненное влияние на духовное бытие России последней четверти XX и начала XXI века.