Г. В. Ф. ГЕГЕЛЬ Счастлив тот, кто устроил свое существование так, что оно соответствует особенностям его характера, его желаниям и его произволу и таким образом сам наслажда- ется своим существованием. Всемирная история не есть арена счастья. Периоды счастья являются в ней пустыми листами, потому что они являются периодами гармонии, отсутствия противоположности. Рефлексия в себе, эта свобода является вообще абстрактно формальным моментом деятельности абсолютной идеи. Деятельность есть средний термин заключения, одним из крайних терминов которого является общее, идея, пребывающая в глубине духа, а другим - внешность вообще, предметная материя. Деятель- ность есть средний термин, благодаря которому соверша- ется переход общего и внутреннего к объективности. Я попытаюсь пояснить и сделать более наглядным ска- занное выше некоторыми примерами. Постройка дома прежде всего является внутренней целью и намерением. Этой внутренней цели противополага- ются как средства отдельной стихии, как материал - же- лезо, дерево, камни. Стихиями пользуются для того, что- бы обработать этот материал: огнем для того, чтобы расплавить железо, воздухом для того, чтобы раздувать огонь, водою для того, чтобы приводить в дви- жение колеса, распиливать дерево и т. д. В результа- те этого в построенный дом не могут проникать холодный воздух, потоки дождя, и, поскольку он огнеупорен, он не подвержен гибельному действию огня. Камни и бревна под- вергаются действию силы тяжести, давят вниз, и посредс- твом их возводятся высокие стены. Таким образом стихия- ми пользуются сообразно с их природой, и благодаря их совместному действию образуется продукт, которым они ограничиваются. Подобным же образом удовлетворяются страсти: они разыгрываются и осуществляют свои цели со- образно своему естественному определению и создают че- ловеческое общество, в котором они дают праву и порядку власть над собой. Далее, из вышеуказанного соотношения вытекает, что во всемирной истории благодаря действиям людей вообще получаются еще и несколько иные результа- ты, чем те, к которым они стремятся и которых они дос- тигают, чем те результаты, о которых они непосредствен- но знают и которых они желают; они добиваются удовлет- ворения своих интересов, но благодаря этому осуществля- ется еще и нечто дальнейшее, нечто такое, что скрыто содержится в них, но не сознавалось ими и не входило в их намерения. Как на подходящий пример можно указать на действия человека, который из мести, может быть спра- ведливой, т. е. за несправедливо нанесенную ему обиду, поджигает дом другого человека. Уже при этом обнаружи- вается связь непосредственного действия с дальнейшими обстоятельствами, которые, однако, сами являются внеш- ними и не входят в состав вышеупомянутого действия, поскольку оно берется само по себе в его непосредствен- ности. Это действие, как таковое, состоит, может быть, в поднесении огонька к небольшой части бревна. То, что еще не было сделано благодаря этому, делается далее са- мо собой: загоревшаяся часть бревна сообщается с его другими частями, бревно - со всеми балками дома, а этот дом - с другими домами, и возникает большой пожар, уничтожающий имущество не только тех лиц, против кото- рых была направлена месть, но и многих других людей, причем пожар может даже стоить жизни многим людям. Это не заключалось в общем действии и не входило в намере- ния того, кто начал его. Но кроме того, действие содер- жит в себе еще дальнейшее общее определение: соответс- твенно цели действующего лица действие являлось лишь местью, направленной против одного индивидуума и выра- зившейся в уничтожении его собственности; но кроме то- го, оно оказывается еще и преступлением, и в нем содер- жится наказание за него. Виновник, может быть, не соз- навал и еще менее того желал этого, но таково его дейс- твие в себе, общий субстанциальный элемент этого дейс- твия, который создается им самим. В этом примере следу- ет обратить внимание именно только на то, что в непос- редственном действии может заключаться нечто, выходящее за пределы того, что содержалось в воле и в сознании виновника. Однако, кроме того, этот пример свидетельст- вует еще и о том, что субстанция действия, а следова- тельно, и самое действие вообще обращается против того, кто совершил его; оно становится по от- ношению к нему обратным ударом, который сокрушает его. Это соединение обеих крайностей, осуществление общей идеи в непосредственной действительности и возведение частности в общую истину совершается прежде всего при предположении различая обеих сторон и их равнодушия друг к другу. У действующих лиц имеются конечные цели, частные интересы в их деятельности, но эти лица являют- ся знающими, мыслящими. Содержание их целей проникнуто общими, существенными определениями права, добра, обя- занности и т. д. Ведь простое желание, дикость и гру- бость хотения лежат вне арены и сферы всемирной исто- рии. Эти общие определения, которые в то же время явля- ются масштабом для целей и действий, имеют определенное содержание. Ведь такой пустоте, как добро ради добра, вообще нет места в живой действительности. Если хотят действовать, следует не только желать добра, но и знать, является ли то или иное добром. А то, какое со- держание хорошо или нехорошо, правомерно или неправо- мерно, определяется для обыкновенных случаев частной жизни в законах и нравах государства... ...Исторических людей следует рассматривать по отно- шению к тем общим моментам, которые составляют интере- сы, а таким образом и страсти индивидуумов. Они являют- ся великими людьми именно потому, что они хотели и осу- ществили великое и притом не воображаемое и мнимое, а справедливое и необходимое. Этот способ рассмотрения исключает и так называемое психологическое рассмотре- ние, которое, всего лучше служа зависти, старается вы- яснять внутренние мотивы всех поступков и придать им субъективный характер, так что выходит, как будто лица, совершавшие их, делали все под влиянием какой-нибудь мелкой или сильной страсти, под влиянием какого-нибудь сильного желания и что, будучи подвержены этим страстям и желаниям, они не были моральными людьми. Александр Македонский завоевал часть Греции, а затем и Азии, сле- довательно, он отличался страстью к завоеваниям. Он действовал, побуждаемый любовью к славе, жаждой к заво- еваниям; а доказательством этого служит то, что он со- вершил такие дела, которые прославили его. Какой школь- ный учитель не доказывал, что Александр Великий и Юлий Цезарь руководились страстями и поэтому были безнравс- твенными людьми? Отсюда прямо вытекает, что он, школь- ный учитель, лучше их, потому что у него нет таких страстей, и он подтверждает это тем, что он не завоевы- вает Азии, не побеждает Дария и Пора, но, конечно, сам хорошо живет и дает жить другим. Затем эти психологи берутся преимущественно еще и за рассмотрение тех осо- бенностей великих исторических деятелей, которые свойс- твенны им как частным лицам. Человек должен есть и пить, у него есть друзья и знакомые, он испытывает раз- ные ощущения и минутные волнения. Известна поговорка, что для камердинера не существует героя; я добавил,- а Гете повторил это через десять лет,- но не потому, что последний не герой, а потому что первый - камердинер. Камердинер снимает с героя сапоги, укладывает его в пос- тель, знает, что он любит пить шампанское и т. д. Плохо приходится в историографии историческим личнос- тям, обслуживаемым такими психологическими камердинера- ми; они низводятся этими их камердинерами до такого же нравственного уровня, на котором стоят подобные тонкие знатоки людей, или, скорее, несколькими ступеньками по- ниже этого уровня. Терсит у Гомера, осуждающий царей, является бессмертной фигурой всех эпох. Правда, он не всегда получает побои, т. е. удары крепкой палкой, как это было в гомеровскую эпоху, но его мучат зависть и упрямство; его гложет неумирающий червь печали по пово- ду того, что его превосходные намерения и порицания все-таки остаются безрезультатными. Можно злорадство- вать также и по поводу судьбы терситизма. Всемирно-исторической личности не свойственна трез- венность, выражающаяся в желании того и другого; она не принимает многого в расчет, но всецело отдается одной цели. Случается также, что такие личности обнаруживают легкомысленное отношение к другим великим и даже свя- щенным интересам и, конечно, подобное поведение подле- жит моральному осуждению. Но такая великая личность бы- вает вынуждена растоптать иной невинный цветок, сокру- шить многое на своем пути. Итак, частный интерес страсти неразрывно связан с обнаружением всеобщего, потому что всеобщее является результатом частных и определенных интересов и их отри- цания. Частные интересы вступают в борьбу между собой, и некоторые из них оказываются совершенно несостоятель- ными. Не всеобщая идея противополагается чему-либо и борется с чем-либо; не она подвергается опасности; она остается недосягаемою и невредимою на заднем плане. Можно назвать хитростью разума то, что он заставляет действовать для себя страсти, причем то, что осущест- вляется при их посредстве, терпит ущерб и вред. Ибо речь идет о явлении, часть которого ничтожна, а часть положительна. Частное в большинстве случаев слишком мелко по сравнению со всеобщим: индивидуумы приносятся в жертву и обрекаются на ги- бель. Идея уплачивает дань наличного бытия и бренности не из себя, а из страстей индивидуумов.
Гегель. Философия истории // Сочинения М.; Л., 1935. Т. 8. С. 25-2S. 30-32
Одним принципом гражданского общества является конк- ретная личность, которая служит для себя целью как осо- бенная, как целокупность потребностей и смесь природной необходимости и произвола,- но особенное лицо, как су- щественно находящееся в соотношении с другой такой осо- бенностью, так что оно заявляет свои притязания и удов- летворяет себя лишь как опосредствованное другим особым лицом и вместе с тем как всецело опосредствованное фор- мой всеобщности - другим принципом гражданского общест- ва. Прибавление. Гражданское общество есть разъединение, кото- рое появляется посредине между семьей и государством, хотя развитие гражданского общества наступает позднее, чем развитие государства, так как в качестве разъедине- ния оно предполагает наличность государства, которое оно должно иметь перед собою как нечто самостоятельное, чтобы существовать. Гражданское общество создалось, впрочем, лишь в современном мире, который один только воздает свое каждому определению идеи. Когда государс- тво представляют как единство различных лиц, как единс- тво, которое есть лишь общность, то этим разумеют лишь определение гражданского общества. Многие новейшие го- сударство-веды не могли додуматься до другого воззрения на государство. В гражданском обществе каждый для себя - цель, все другие суть для него ничто. Но без соотно- шения с другими он не может достигнуть объема своих це- лей; эти другие суть потому средства для целей особен- ного. Но особенная цель посредством соотношения с дру- гими дает себе форму всеобщности и удовлетворяет себя. удовлетворяя вместе с тем благо других. Так как особен- ность связана с условием всеобщности, то целое есть почва опосред-ствования, на которой дают себе свободу все частности, все случайности рождения и счастья, в которую вливаются волны всех страстей, управляемых лишь проникающим в них сиянием разума. Особенность, ограни- ченная всеобщностью, есть единственная мера (Мая), при помощи которой всякая особенность способствует своему благу... Таким образом, себялюбивая цель, обусловленная в своем осуществлении всеобщностью, обосновывает систему всесторонней зависимости, так что пропитание и благо единичного лица и его правовое существование переплете- ны с пропитанием, благом и нравом всех, основаны на них и лишь в этой связи действительны и обеспечены. Можно рассматривать эту систему ближайшим образом как внешнее государство,- как основанное на нужде государство рас- судка.
Гегель. Философия права // Сочинения. М.; Л., 1934. Т. 7. С. 211-212
А. И. ГЕРЦЕН Личность создается средой и событиями, но и события осуществляются личностями и носят на себе их печать - тут взаимодействие. Быть страдательным орудием каких-то не зависимых от нас сил - как дева, бог весть с чего зачавшая, нам не по росту. Чтоб стать слепым орудием судеб, бичом, палачом божиим - надобно наивную веру, простоту неведения, дикий фанатизм и своего рода непо- чатое младенчество мысли... Для нас существует один голос и одна власть - власть разума и понимания. Отвергая их, мы становимся расстригами науки и рене- гатами цивилизации. Самые массы, на которых лежит вся тяжесть быта, с своей македонской фалангой работников, ищут слова и по- ниманья - и с недоверием смотрят на людей, проповедую- щих аристократию науки и призывающих к оружию... Народ - консерватор по инстинкту, и потому, что он не знает ничего другого, у него нет идеалов вне сущест- вующих условий; его идеал - буржуазное довольство так, как идеал Ат- та Тролля у Гейне был абсолютный белый медведь 37. Он держится за удручающий его быт, за тесные рамы, в кото- рые он вколочен - он верит в их прочность и обеспе- ченье. Не понимая, что эту прочность он-то им и дает. Чем народ дальше от движения истории, тем он упорнее держится за усвоенное, за знакомое. Он даже новое пони- мает только в старых одеждах. Пророки, провозглашавшие социальный переворот анабаптизма, облачились в архие- рейские ризы. Пугачев для низложения немецкого дела Петра сам назвался Петром, да еще самым немецким, и ок- ружил себя андреевскими кавалерами из казаков и разными псевдо-Воронцовыми и Чернышевыми. Государственные формы, церковь и суд выполняют овраг между непониманием масс и односторонней цивилизацией вершин. Их сила и размер - в прямом отношении с нераз- витием их. Взять неразвитие силой невозможно. Ни рес- публика Робеспьера, ни республика Анахарсиса Клоца, ос- тавленные на себя, не удержались, а вандейство надобно было годы вырубать из жизни. Террор так же мало уничто- жает предрассудки, как завоевания - народности. Страх вообще вгоняет внутрь, бьет формы, приостанавливает их отправление и не касается содержания. Иудеев гнали века - одни гибли, другие прятались... и после грозы явля- лись и богаче, и сильнее, и тверже в своей вере. Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри. Как ни странно, но опыт по- казывает, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы. В сущности, все формы исторические - volens-nolens 38 - ведут от одного освобождения к другому. Гегель в самом рабстве находит (и очень верно) шаг к свободе39. То же - явным образом - должно сказать о государстве: и оно, как рабство, идет к самоуничтожению... и его нель- зя сбросить с себя, как грязное рубище, до известного возраста. Государство - форма, через которую проходит всякое человеческое сожитие, принимающее значительные размеры. Оно постоянно изменяется с обстоятельствами и прилажи- вается к потребностям. Государство везде начинается с полного порабощения лица - и везде стремится, перейдя известное развитие, к полному освобождению его. Сослов- ность - огромный шаг вперед как расчленение и выход из животного однообразия, как раздел труда. Уничтожение сословности - шаг еще больший. Каждый восходящий или воплощающийся принцип в исторической жизни представляет высшую правду своего времени - и тогда он поглощает лучших людей; за него льется кровь и ве- дутся войны - потом он делается ложью и, наконец, вос- поминанием... Государство не имеет собственного опреде- ленного содержания -оно служит одинаково реакции и ре- волюции - тому, с чьей стороны сила...
Герцен А. И. К старому товарищу // Собрание сочине- ний: В 30 т. М., I960 Т. 20(2). С. 588-590
Зависимость человека от среды, от эпохи не подлежит никакому сомнению. Она тем сильнее, что половина уз ук- репляется за спиною сознания; тут есть связь физиологи- ческая, против которой редко могут бороться воля и ум; тут есть элемент наследственный, который мы приносим с рождением так, как черты лица, и который составляет круговую поруку последнего поколения с рядом предшест- вующих; тут есть элемент морально-физиологический, вос- питание, прививающее человеку историю и современность, наконец элемент сознательный. Среда, в которой человек родился, эпоха, в которой он живет, его тянет участво- вать в том, что делается вокруг него, продолжать нача- тое его отцами; ему естественно привязываться к тому, что его окружает, он не может не отражать в себе, собою своего времени, своей среды. Но тут в самом образе отражения является его само- бытность. Противудействие, возбуждаемое в человеке ок- ружающим,- ответ его личности на влияние среды. Ответ этот может быть полон сочувствия, так, как полон проти- вуречия. Нравственная независимость человека - такая же непреложная истина и действительность, как его зависи- мость от среды, с тою разницей, что она с ней в обрат- ном отношении: чем больше сознания, тем больше самобыт- ности; чем меньше сознания, тем связь с средою теснее, тем больше среда поглощает лицо. Так инстинкт, без соз- нания, не достигает истинной независимости, а самобыт- ность является или как дикая свобода зверя, или в тех редких судорожных и непоследовательных отрицаниях той или другой стороны общественных условий, которые назы- вают преступлениями. Сознание независимости не значит еще распадение с средою, самобытность не есть еще вражда с обществом. Среда не всегда относится одинаким образом к миру и, следственно, не всегда вызывает со стороны лица отпор. Есть эпохи, когда человек свободен в общем деле. Де- ятельность, к которой стремится всякая энергическая на- тура, совпадает тогда с стремлением общества, в котором она живет. В такие времена - тоже довольно редкие - все бросается в круговорот событий, живет в нем, страдает, наслаждается, гибнет.
Герцен А. И. С того берега / / Собрание сочинений: В 30 т. М., 1955. Т.6. С. 14, 66, 120
С. Н. ТРУБЕЦКОЙ Пусть наше знание социологических законов спорно и шатко,- вряд ли возможно отрицать известную органичес- кую цельность в самом историческом процессе, или из- вестное разумное, логическое единство в преемстве и развитии общечеловеческих знаний и культурных начал. И, несомненно, что в обоих случаях такое единство зависит не от одного давления внешних причин, но от внутренних связей, от самой природы человеческого сознания. Расс- матривая исторический процесс в его целом, точно так же, как и в отдельные великие эпохи, мы находим, что мировые идеи, определявшие его течение, имеют сверхлич- ную, положительную объективность: это как бы общие на- чала, воплощающиеся в истории; мы видим, что великие события и перевороты не объяснимы из частных, индивиду- альных действий, интересов и влечений, из случайных, единичных поступков, но что они определяются общими массовыми движениями, иногда совершенно стихийными, об- щим сознанием, общими инстинктами и потребностями. Мы не хотим отрицать роли личности в истории; мы по- лагаем, напротив того, что личность может иметь, и действительно имеет, в ней общее значение. В известном смысле все совершается в ис-тории личностью и через личность: только в ней воплощается идея. Но именно поэ- тому универсальное значение личности и нуждается в объ- яснении. Ибо ее влияние не ограничивается одною чисто отрицательной способностью исключать себя из общего де- ла, тормозить его по мере присвоенной ей силы и власти: есть личности, способные представлять общие интересы и идеи и управлять людьми во имя общих начал, вести, учить и просвещать их. Эти-то способности, которыми об- ладают исторические личности, истинные деятели и учите- ля человечества, нуждаются в объяснении. Прежде всего историческая личность есть продукт сво- его общества; она образуется им, проникается его общими интересами. Она представляет его органически, воплоща- ет, сосредоточивает в себе известные его стремления, а постольку может и сознать их лучше, чем другие, и найти путь к разрешению назревших исторических задач. Часто люди заурядных или односторонних способностей, в силу обстоятельств, в силу исключительного высокого положе- ния, которое им достается в удел, бывают призваны иг- рать роль великого человека. Иногда это им удается при некоторой восприимчивости и энергии, усиленной сознани- ем власти, нередко даже самою скудостью мысли и отсутс- твием оригинальности. Ибо когда известные исторические задачи назрели, когда общественные потребности, частью сознаваемые, частью еще не сознанные отдельными умами, достигают известной интенсивности, когда общественная воля с прогрессивно возрастающею силою тяготеют в опре- деленном направлении,- она естественно ищет наиболее приспособленный орган как для своего выражения, так и для своего осуществления. И она, естественно, стремится к органическому средоточию общества, к представителям его власти, дабы внушить им известную задачу, если не определенное решение. Историк знает, как много у народной обществен- ной воли есть различных способов выражения и действия, как полно и разнообразно высказывается она в самых ме- лочах жизни, еще не сознанная, не овладевшая собою, еще не решившаяся, но как бы ищущая решения и предчувствую- щая его. Она проявляется инстинктивно, иногда безотчет- но, сама не понимая смысла этих проявлений, которые в своей сложности создают общую атмосферу. общее давле- ние, иногда переходящее из скрытого состояния в дейс- твие. Не следует, однако, ослеплять себя насчет могущества общей воли, ее развития и ее непосредственного влияния на центральные органы. Ошибочно думать, что, помимо всякой политической организации, народное сознание мо- жет всегда непосредственно вдохновлять правителей путем магического умственного внушения. Ибо прежде всего ни- какое социальное тело не обладает достаточной солидар- ностью: и атомы, его составляющие, и центральные его органы проявляют значительное взаимное трение; во-вто- рых, правительство, вдохновляющееся одними темными инс- тинктами масс, едва ли будет на высоте своих задач и сумеет возвыситься над случайной политикой. Там, где народная интеллигенция не организована или дезорганизо- вана, народное тело может испытывать нужды и потребнос- ти, без того чтобы вызвать соответственные действия центральных органов. Там, где отсутствует всякая орга- низация общего сознания, где оно, как у низших живот- ных, рассеяно бессвязными узлами по всему общественному телу, не собираясь к центральным органам, там господс- твуют лишь элементарные социальные и государственные инстинкты, которые хотя и обусловливают крепость и нравственную цельность государства, но сами по себе все еще недостаточны для того, чтобы справляться со сложны- ми политическими задачами и вопросами. Человек не может жить без элементарных органических отправлений, не мо- жет обойтись без инстинктов; но он не был бы человеком, если бы жил одною животною, бессловесною жизнью. Так точно и государство не может довольствоваться тем мощ- ным инстинктом самосохранения, тем стихийным единством сознания, которое обнаруживает народ в годины бедствий или минуты необычайного энтузиазма. Сила государства - в его жизненных принципах, во внутреннем единстве духа, которое обусловливает его политический и культурный строй. Но народная воля не должна пребывать навсегда бессознательной, импульсивной, и народная мудрость - бессловесным инстинктом, который выражается в судорож- ных рефлексах и диких воплях. Если народ есть живое су- щество, то это организм высшего порядка, члены которого обладают разумной природой. И вот почему существенной задачей каждого государства является просвещение народа и образование его интеллигенции. Таким образом и здесь, в социологической области, сознание прогрессирует вместе с организацией и предпо- лагает ее. В силу этой социальной организации, этой живой солидарности общественного тела личность может органически представ- лять его как в совокупности его частей, так и в отдель- ных отраслях его жизни. При этом самое представительст- во может быть сознательным и свободным или же бессозна- тельным, непосредственным; оно может обладать постоян- ною, прогрессивно-совершенствующейся организацией или же не иметь никакой политической организации, а следо- вательно, и никакого нормального политического значе- ния. Итак, в той или другой форме личность представляет свое общество и свою эпоху. Но этим еще не исчерпывает- ся ее значение. Ибо если бы личность служила только вы- ражению известных общественных стремлений, пассивным органом собирательной воли и сознания, то она не могла бы оказывать существенного влияния на ход событий и на развитие своего общества. Если бы она могла только под- водить итоги общего сознания, только представлять свое общество, она не могла бы им править, учить, исправлять его. Но тогда никакое правительство, никакая государс- твенная или общественная власть не имела бы другого ав- торитета и основания, кроме насилия. Вместе с тем не было бы и реального общественного прогресса: отражаясь в своих отдельных представителях, общество оставалось бы неподвижным. На деле личность имеет в самом обществе самобытное значение и безусловное достоинство, помимо того общест- ва, которое она собою представляет. Если существует по- ложительный прогресс в какой бы то ни было отрасли жиз- ни, если развивается общество, наука, искусство, рели- гия, то личность может и должна вносить с собою нечто безусловное в свое общество - свою свободу, без которой нет ни права, ни власти, ни познания, ни творчества. И помимо унаследованных традиционных начал, человек дол- жен в свободе своего сознания логически мыслить и поз- навать подлинную истину, вселенскую правду и осущест- влять ее в своем действии. Помимо своих частных верова- ний, временных и местных идеалов, он должен в самых об- щеродовых формах своего сознания вмещать безусловное содержание, высший вселенский идеал. И так или иначе, определяясь все яснее и полнее, этот идеал всеобщей правды и добра является точкой опоры, руководящею целью всякого благого дела, высшего прогресса культуры и зна- ния. Как мы видели в предшествовавшей главе, без усвое- ния этого объективного идеала никакое развитие немысли- мо вовсе. Но идеал не может быть усвоен без личного, свободного усилия. Искусство, наука, философия развиваются в каждом на- роде в связи с его общей культурой и верованиями. Но поскольку они имеют в себе объективное содержание, зак- лючают в себе постепенное раскрытие объективной истины и красоты, они имеют самостоятельную историю. Ибо в ис- тине и красоте объединяются народы. Чтобы сделать науч- ное открытие или построить философскую систему, мало народной мудрости: нужна истина, как для художника - подлинная красота, и нужно свободное усилие личного ге- ния. Чтобы преобразовывать общество, учить его, спо- собствовать так или иначе его развитию и нравственному улучшению, нужен не только патриотизм, но и ясное сознание правды и добра, крепкая вера в высший идеал. И вот почему для мыслителя и художника, для религиозного и политического преобразователя всеобщий, истинный идеал не всегда та- ков, как он признается в его среде. Впрочем, всякий культурный и религиозный народ приз- нает объективный идеал, объективную правду; каждый та- кой народ признает некоторые общие нормы, долженствую- щие лежать в основе человеческих отношений и религиоз- ного культа. И для того чтобы нормы эти соблюдались, он признает над собою необходимость духовной и государс- твенной власти, по возможности и независимой и справед- ливой. В этих объективных нормах, в законе человеческо- го общежития заключается право на власть; в идеале все- общей правды - ее высшая нравственная санкция. Итак, признавая общий, необходимый характер исторических со- бытий и внутреннее, разумное единство общего течения истории, мы в то же время признаем за личностью способ- ность представлять свое общество и управлять им. Поня- тие о первоначальном родовом единстве, об органической коллективности сознания не отрицает, а объясняет нам эту провиденциальную роль личности в истории. Ибо то, что приобретено личностью, становится достоянием рода в силу ее органической солидарности с ним; дело личности, ее подвиг и творчество имеют общее значение, помимо своих внешних, непосредственных результатов. С другой стороны, индивидуальная личность может усвоить вещать вселенский идеал, познавать всеобщую истину лишь в уни- версальных, родовых формах человеческого сознания. Только в своей органической солидарности с родом от- дельная личность обладает такими формами. И вместе с тем в своей свободной, индивидуальной самодеятельности она возвышается над своею врожденною природою, наполня- ет свое потенциальное сознание идеальным содержанием. Чтобы осуществиться в действительности, идеал предпола- гает в ней универсальные формы и свободный акт, без ко- торого он не может быть усвоен. Рассматривая мировой процесс, мы видим, как трудно и медленно зарождалась человеческая личность, как туго развивалось ее самосознание. Несмотря на весь эгоизм человеческой природы, самое понятие личности, личных прав, личной собственности и свободы,- все эти понятия возникают и развиваются на наших глазах. И вместе с их развитием, с развитием личного самосознания пробуждает- ся сознание внутреннего противоречия жизни, противоре- чия личности и рода, свободы и природы. Это противоре- чие обусловливает собою не одни разногласия философских школ, но глубокий коренной разлад человеческой жизни. Его корень лежит не в умствованиях философов, а в самой действительности, в самой природе вещей, ибо вся дейс- твительность представляет нам борьбу этих начал, и в философии мы находим лишь отражение этой борьбы, лишь сознание мирового противоречия. В философии только оно не может быть разрешено, именно потому, что оно есть действительное противоре- чие, требующее не теоретического, но и практического решения. Простая ссылка на недостигнутый идеал, в кото- ром противоречия от века примирены, в котором осущест- влено конкретное единство конечного и бесконечного, свободы и природы, личности и вселенной,- указание та- кого идеала само по себе еще недостаточно: во-первых, потому, что из такого отвлеченно-признанного идеала ни- когда не возможно вывести или понять с достаточной пол- нотою действительного эмпирического порядка вещей со всеми его противоположностями; во-вторых, потому, что осуществление такого идеала все-таки остается задачей, которая не подлежит теорети- ческому разрешению. Всякое умозрительное решение есть и должно быть только приблизительным, потому что это только предугадываемое, чаемое решение. И всякий раз, как философия забывает эту спекулятивную природу, отв- леченность своего идеала, она либо предполагает его осуществленным в действительности и, закрывая глаза на ее противоречия, сама впадает в них, либо же она отчаи- вается в самом идеале, в его вечной действительности и осуществимости. Мы говорили уже об этом роковом противоречии, кото- рое с глубокой древности тревожит умы, которое уже Аристотель сознал как безысходную задачу онтологии - противоречие между родом и индивидом. В действительнос- ти один не может быть без другого; но в то же время и тот и другой претендуют на исключительную действитель- ность, вместе ни тот ни другой не имеют истинной дейс- твительности. Индивиды преходящи, один род пребывает; но вне индивидов - это призрачная отвлеченность. Люди умирают, человечество бессмертно: "нет ничего реальнее человечества". И в то же время нет ничего "идеальнее": человечество как существо, как действительный организм не существует вовсе. Оно не составляет не только одного тела, но даже одного солидарного общества. Только от- дельные люди суть реальные организмы, но эти "реальные существа" все преходящи и смертны, не обладая пребываю- щей действительностью. Как же примиримо это противоречие? Может ли челове- чество стать таким же реальным и солидарным организмом, как один человек, может ли оно стать одним бессмертным человеком? И могут ли отдельные индивиды, составляющие человечество, приобрести в нем бессмертие? До тех пор, очевидно, противоречие непримиримо. Очевидно также, что сам по себе человек не может его примирить и если ког- да-нибудь он искал такого примирения, то не иначе как на практически-религиозной почве, в том или другом цер- ковном, богочеловеческом организме.
Трубецкой С. Н. О природе человеческого сознания //
Вопросы философии и психологии. 1891. ь 2. С. 149-155
Н. А. БЕРДЯЕВ
Проблема личности есть основная проблема экзистенци-
альной философии. Я говорю "я" раньше, чем сознал себя
личностью. "Я" первично и недифференцированно, оно не
предполагает учения о личности. "Я" есть изначальная
данность, личность же есть заданность. Я должен реали-
зовать в себе личность, и эта реализация есть неустан-
ная борьба. Сознание личности и реализация личности бо-
лезненны. Личность есть боль, и многие соглашаются на
потерю в себе личности, так как не выносят этой боли.
Личность не тождественна индивидууму. Индивидуум есть
категория натуралистическая, биологическая. Не только
животное или растение есть индивидуум, но и алмаз, ста-
кан, карандаш. Личность же есть категория духовная, а
не натуралистическая, она принадлежит плану духа, а не
плану природы, она образуется прорывом духа в природу.
Личности нет без работы духа над душевным и телесным
составом человека. Человек может иметь яркую индивиду-
альность и не иметь личности. Есть очень одаренные лю-
ди, очень своеобразные, которые вместе с тем безличны,
неспособны к тому сопротивлению, к тому усилию, которое
требует реализация личности. Мы говорим: у этого чело-
века нет личности, но не можем сказать: у этого челове-
ка нет индивидуальности. Личность есть прежде всего
смысловая категория, она есть обнаружение смысла су-
ществования. Между тем как индивидуум не предполагает
непременного такого обнаружения смысла, такого раскры-
тия ценности. Личность совсем не есть субстанция. Пони-
мание личности как субстанции есть натуралистическое
понимание личности и оно чуждо экзистенциальной филосо-
фии. М. Шелер более правильно определяет личность, как
единство актов и возможность актов. Личность может быть
определена как единство в многообразии, единство слож-
ное, духовно-душевно-телесное. Отвлеченное духовное
единство без сложного многообразия не есть личность.
Личность целостна, в нее входит и дух, и душа, и тело.
Тело также органически принадлежит образу личности, оно
участвует и в познании, тело не есть материя. Личность
должна быть открыта ко всем веяниям космической и соци-
альной жизни, ко всякому опыту и вместе с тем она не
должна, не может растворяться в космосе и обществе.
Персонализм противоположен космическому и социальному
пантеизму. Но вместе с тем человеческая личность имеет
космическую основу и содержание. Личность не может быть
частью в отношении к какому-либо целому, космическому
или социальному, она обладает самоценностью, она не мо-
жет быть обращена в средство. Это - этическая аксиома.
Кант выразил тут вечную истину, но выразил ее чисто
формально. С натуралистической точки зрения личность
представляется очень малой, бесконечно малой частью
природы, с социологической точки зрения она представля-
ется очень малой частью общества. С точки зрения фило-
софии существования и философии духа личность нельзя
понимать как частное и индивидуальное
в противоположность общему и универсальному. Это
противоположение, характерное для природной и социаль-
ной жизни, в личности снимается. Сверхличное конструи-
рует личность, "общее" обосновывает в ней "частное", и
никогда сверхличное и "общее" не делает.личность и
"частное" своим средством. В этом тайна существования
личности, сопряжения в ней противоположностей. Неверен
тот органический универсализм, для которого личность
есть часть мира. При таком взгляде на самую личность
устанавливается совсем не органический взгляд. Все ор-
ганические теории общества - антиперсоналистичны и
превращают личность в орган целого. Отношение между
частью и целым нужно понимать не натуралистически, а
аксиологически. Личность всегда есть целое, а не часть,
и это целое дано внутри существования, а не во внешнем
природном мире. Личность не есть объект и не принадле-
жит объективированному миру, в котором ее нельзя найти.
Можно сказать, что личность вне - мирна. Встреча с лич-
ностью для меня есть встреча с "ты", а не с объектом.
Личность не есть объект, не есть вещь...
Есть еще один признак личности, отличающий ее от ве-
щи, может быть, самый существенный - личность способна
испытывать страдание и радость, она имеет для этого
чувствилище, которого лишены сверхличные реальности.
Очень существенно для личности переживание единой це-
лостной судьбы. Это есть совершенно иррациональная сто-
рона в существовании личности, между тем как самостоя-
тельная постановка целей есть сторона рациональная.
Главное в существовании личности совсем не то, что оно
целесообразно, главное, что оно есть причиняющая боль
судьба. антиномическое сопряжение свободы и предназна-
чения неотвратимости.
Очень странно, что по-латински persona значит маска
и связана с театральным представлением. Личность есть
прежде всего личина. В личине-маске человек не только
себя приоткрывает, но он себя защищает от растерзания
миром. Поэтому игра, театральность есть не только жела-
ние играть роль в жизни, но также желание охранить себя
от окружающего мира, остаться самим собой в глубине.
Инстинкт театральности имеет двойной смысл. Он связан с
тем, что человек всегда поставлен перед социальным мно-
жеством. В этом социальном множестве личность хочет за-
нять положение, играть роль. Инстинкт театральности со-
циален. Но в нем есть и другая сторона. "Я" превращает-
ся в другое "я", перевоплощается, личность надевает
маску. И это всегда значит, что личность не выходит из
одиночества в обществе, в природном сообщении людей.
Играющий роль, надевающий маску остается одиноким. Пре-
одоление одиночества в дионисических оргийных культах
означало уничтожение личности. Одиночество преодолева-
ется не в обществе, не в социальном множестве, как мире
объективированном, а в общении, в духовном мире. В под-
линном общении личность играет только свою собственную
роль, играет себя, а не другого, не перевоплощается в
другое "я", а оставаясь
собой, соединяется с "ты". В социальном множестве, как
объекте, личность сплошь и рядом хочет играть чужую
роль, перевоплощается в другого, теряет лицо и принима-
ет личину. Социальное положение людей обыкновенно озна-
чает, что личность играет роль, надевает маску, пере-
воплощается в навязанный ей извне тип. В плане сущест-
вования, когда нет объективации и социализации, лич-
ность хочет быть сама собой, лицо человека хочет быть
отраженным хотя бы в одном другом человеческом лице, в
"ты". Потребность в истинном отражении присуща личнос-
ти, лицу. Лицо ищет зеркала, которое не было бы кривым.
Нарциссизм 40 в известном смысле присущ лицу. Таким
зеркалом, которое истинно отражает лицо, бывает, как
уже сказано, лицо любящего. Лицо предполагает истинное
общение. Есть что-то мучительное в фотографии. В ней
лицо отражается не в другом лице, не в любящем, а в
безразличном объекте, т. е. объективируется, выпадает
из истинного существования. Нет в мире ничего более
значительного, более выражающего тайну существования,
чем человеческое лицо. Проблема личности прежде всего
связана с проблемой лица. Лицо есть всегда разрыв и
прерывность в объективированном мире, просвет из таинс-
твенного мира человеческого существования, отражающего
существование божественное. Через лицо прежде всего
личность приходит в общение с личностью. Восприятие ли-
ца совсем не есть восприятие физического явления, оно
есть проникновение в душу и дух. Лицо свидетельствует о
том, что человек есть целостное существо, не раздвоен-
ное на дух и плоть, на душу и тело. Лицо значит, что
дух победил сопротивление материи. Бергсон определяет
тело, как победу духа над сопротивлением материи. Это
прежде всего должно быть отнесено к лицу. Выражение
глаз не есть объект и не принадлежит к объективирован-
ному физическому миру, оно есть чистое обнаружение су-
ществования, есть явление духа в конкретном существова-
нии. Над объектом возможно лишь господство, с лицом же
возможно лишь общение. Личность есть, как верно выра-
зился Штерн, метапсихо-физическое бытие.
"Я" может реализовать личность, стать личностью. Ре-
ализация личности всегда предполагает самоограничение,
свободное подчинение сверхличному, творчество сверхлич-
ных ценностей, выход из себя в другого. "Я" может быть
эгоцентрическим, самоутверждающимся, раздувающимся,
неспособным выйти в другого. Эгоцентризм разрушает лич-
ность, он есть величайшее препятствие на путях реализа-
ции личности. Не быть поглощенным собой, быть обращен-
ным к "ты" и к "мы" есть основное условие существования
личности. Предельно эгоцентрический человек есть су-
щество лишенное личности, потерявшее чувство реальнос-
тей, живущее фантазиями, иллюзиями, призраками. Лич-
ность предполагает чувство реальностей и способность
выходить к ним. Крайний индивидуализм есть отрицание
личности. Личности присущ метафизически социальный эле-
мент, она нуждается в общении с другими. Персоналисти-
ческая этика борется
с эгоцентризмом *. Эгоцентризм менее всего означает
поддержание тождества, единства личности. Наоборот,
эгоцентризм может быть разрушением этого тождества,
распадением на самоутверждающиеся мгновения, не связан-
ные памятью. Память, столь существенная для тождества и
единства личности, может отсутствовать у эгоцентрика.
Память духовна, она есть усилие духа, сопротивляющееся
распадению на дробные отрезки времени. Зло есть разло-
жение целостности личности, причем разложившиеся части
ведут автономное существование. Но злое не может соз-
дать своей новой злой целостной личности. Поэтому в че-
ловеке всегда остается и доброе. Борьба за личность
есть борьба против "ячества", против помешательства на
своем "я". Сумасшествие есть всегда помешательство на
своем "я" и потеря функции реальности. Истерическая
женщина обыкновенно помешана на своем "я" и поглощена
им, но в ней более всего разрушена личность. Раздвоение
личности есть результат эгоцентризма. Солипсизм 41, ко-
торый в философии есть игра мысли и лишен серьезности,
психологически есть предел отрицания личности. Если "я"
есть все, и если ничего, кроме моего "я", нет, то о
личности не может быть и речи, проблема личности даже
не ставится. Эгоизм может быть низменным, обыденным, но
может быть и возвышенным, идеалистическим. Но возвышен-
ный, идеалистический эгоизм тоже неблагоприятен для
личности. Философский идеализм, как он раскрылся в не-
мецкой философии начала XIX века, ведет к импер-сона-
лизму, в нем нет учения о личности. Это особенно ясно
на учении Фихте о "Я", которое, конечно, не есть чело-
веческая личность. Этот имперсонализм особенно зловещую
форму принимает у Гегеля, в гегелевском учении о госу-
дарстве...
Христианство видит в сердце онтологическое ядро че-
ловеческой личности, видит не какую-то дифференцирован-
ную часть человеческой природы, а ее целость. Но это
есть и глубочайшая истина философского познания челове-
ка. Интеллект не может быть признан таким ядром челове-
ческой личности. Да и современная психология и антропо-
логия не признает такой раздельности интеллектуальных,
волевых, эмоциональных элементов человеческой природы.
Сердце совсем не есть один из раздельных элементов, в
сердце есть мудрость, сердце есть орган совести, кото-
рая есть верховный орган оценок. Для учения о личности
очень важно еще различение двух разных смыслов, которые
вкладываются в понятие личности. Личность есть разност-
ное существо, существо своеобразное, не похожее ни на
какое другое существо. Идея личности аристократична в
том смысле, что она предполагает качественный отбор, не
допускает смешения, есть качественное возвышение и вос-
хождение. Тогда возникает вопрос не о личности вообще,
а о личности, имеющей особенное призвание и предназна-
чение в мире, о личности, обладающей творческим даром,
замечательной, великой, гениальной. Демократизация об-
щества
* См. мою книгу "О назначении человека".
может быть очень неблагоприятна для личности, нивели- ровать личность, сводить всех к среднему уровню, может вырабатывать безличные личности. Есть соблазн прийти к тому выводу, что смысл истории и культуры заключается в выработке немногих, выдвигающихся из массы, качественно своеобразных, выдающихся, творчески одаренных личнос- тей. Огромную же массу человечества можно при этом счи- тать обреченной на безличность. При натуралистическом взгляде на мир и человека именно это решение проблемы личности наиболее правдоподобно. Но это не христианский взгляд. Всякий человек призван стать личностью, и ему должна быть предоставлена возможность стать личностью. Всякая человеческая личность обладает ценностью в себе и не может рассматриваться, как средство... Этим нимало не отрицается глубокое неравенство людей в дарах и ка- чествах, в призваниях и в высоте. Но равенство личнос- тей есть равенство иерархическое, есть равенство раз- ностных, не равных по своим качествам существ. Онтоло- гическое неравенство людей определяется не их социаль- ным положением, что есть извращение истинной иерархии, а их реальными человеческими качествами, достоинствами и дарами. Таким образом в учении о личности сочетается элемент аристократический и элемент демократический.
Бердяев Н. И мир объектов (опыт философии одиночест- ва и общения). Париж, с. 145-157
Персонализм. Личность и индивидуум. Личность и об- щество. Учение о человеке есть прежде всего учение о личности. Истинная антропология должна быть персоналис- тичной. И вот основной вопрос - как понять отношение между личностью и индивидуумом, между персонализмом и индивидуализмом? Индивидуум есть категория натуралисти- чески-биологическая. Личность же есть категория религи- озно-духовная. Я хочу строить персонали-стическую, но отнюдь не индивидуалистическую этику. Личность есть ка- тегория аксиологическая, оценочная. Мы говорим об одном человеке, что у него есть личность, а о другом, что у него нет личности, хотя и тот и другой является индиви- дуумом. Иногда даже натуралистически, биологически и психологически яркий индивидуум может не иметь личнос- ти. Личность есть целостность и единство, обладающее безусловной и вечной ценностью. Индивидуум может совсем не обладать такой цельностью и единством, может быть разорванным и все может быть в нем смертным. Личность не есть часть чего-то, функция рода или общества, она есть целое, сопоставимое с целым миром, она не есть продукт биологического процесса и общественной органи- зации. Личность нельзя мыслить ни биологически, ни пси- хологически, ни социологически. Личность-духовна и предполагает существование духовного мира. Ценность личности есть высшая иерархическая ценность в мире, ценность духовного порядка. В учении о личности основ- ным является то, что ценность личности предполагает су- ществование сверхличных ценностей. Именно сверхличные ценности и созидают ценность личности. Личность есть носитель и творец сверхличных ценностей и только это созидает ее цельность, единство и вечное значение. Но понимать это нельзя так, что личность сама по себе не есть ценность, а есть лишь средство для ценностей сверхличных. Личность сама есть безусловная и высшая ценность, но она существует лишь при существовании цен- ностей сверхличных, без которых она перестает существо- вать. Это и значит, что существование личности предпо- лагает существование Бога, ценность личности предпола- гает верховную ценность Бога. Если нет Бога как источ- ника сверхличных ценностей, то нет и ценности личности, есть лишь индивидуум, подчиненный родовой природной жизни. Личность есть по преимуществу нравственный прин- цип, из нее определяется отношение ко всякой ценности. И потому в основе этики лежит идея личности. Имперсона- листическая этика есть contradictio in adjecto. Этика и есть в значительной степени учение о личности. Центр нравственной жизни в личности, а не в общностях. Лич- ность есть ценность, стоящая выше государства, нации, человеческого рода, природы, и она в сущности не входит в этот ряд. Единство и ценность личности не существует без духовного начала. Дух конституирует личность, несет просветление и преображение биологического индивидуума, делает личность независимой от природного порядка... М. Шелеру принадлежит интересное учение о личности. Он пожелал построить чисто персоналистическую этику. Философская антропология, которая должна обосновывать этику, очень бедна, и М. Шелер - один из немногих фило- софов, которые что-то для нее сделали. По Шелеру, чело- век есть существо, которое возвышается над собой и над всей жизнью... Шелер считает человека биологически не- определимым. Основным для него является противоположе- ние не человека и животного, а личности и организма, духа и жизни. Это есть основной дуализм у Шелера - дуа- лизм духа и жизни. Очень тонко критикует Шелер идею ав- тономии у Канта, Фихте, Гегеля и справедливо видит у них не автономию личности, а автономию безличного духа. Философия немецкого идеализма неблагоприятна для лич- ности и не ставила проблему личности. М. Шелер... раз- личает личность и "я". "Я" предполагает что-то вне се- бя, предполагает "не я". Личность же абсолютна, она не предполагает вне себя ничего. Личность не часть мира, а коррелятив мира. Бесспорно, личность есть целое, а не часть. Личность есть микрокосм. И Шелер хочет обосно- вать этику на ценности личности, как высшей иерархичес- кой ценности. Речь тут идет не о ценности личности во- обще, а о ценности конкретной неповторимой личности, о ценности индивидуального. Это и есть прежде всего прео- доление нормативной законнической этики. Этика Канта и была типом такой нормативной, законнической этики. Но Шелер не прав, когда он утверждает, что личность не предполагает ничего вне себя. Он хочет защитить этим веру в Бога как личность. Но это ошибка. Личность по существу предполагает другого и другое, но не "не я", что есть отрицательная граница, а другую личность. Личность не- возможна без любви и жертвы, без выхода к другому, дру- гу, любимому. Закупоренная в себе личность разрушает- ся... Личность предполагает существование других лич- ностей и общение личностей. Личность есть высшая иерар- хическая ценность, она никогда не есть средство и ору- дие. Но она как ценность не существует, если нет ее от- ношения к другим личностям, к личности Бога, к личности другого человека, к сообществу людей. Личность должна выходить из себя, преодолевать себя. Удушливая замкну- тость в себе личности есть ее гибель...